— Довольно! — глаза Гудкова пылали. — Убери!
Я пожала плечами и положила книгу на столик.
— Послушай, — глухо сказал Лексей, поднимаясь и подходя к камину. Он протянул к огню руку и пламя доверчиво ее лизнуло. Я тоже приблизилась, понимая, что настало время разговора посерьезнее. — Я не понимаю, что мне делать. Каждый раз, когда я думаю, что ты моя, ты ускользаешь из рук. Я все перепробовал. Все, что всегда действовало на других девушек, с тобой не работает. Я не понимаю… — повторил Гудков, покачав головой. — Я нехорош? Некрасив? Обижал тебя? Да, обижал. Прости. Это от беспомощности. Я злюсь, постоянно, потому что каждую секунду думаю о тебе. И днем… и ночью... особенно. Даже подозревал, — саламандр издал легкий смешок, — что ты меня зачаровала. Но в тебе почти нет магии. Понимаешь?
— Нет.
— Ты из немагической семьи. Плебейка. Тебя взяли из-за хорошего коловрата? Кроме магического «пояса верности» на тебе ничего нет, так?
— Ну... что-то вроде этого.
— Такие, как ты, таким, как я, не пара, — с горечью констатировал Гудков. — Игрушки на одну ночь, не больше. И они всегда соглашаются, эти игрушки. Некоторые не сразу. Но потом принимают все: цветы, подарки, деньги… мое пренебрежение. Они всегда влюбляются, даже если я не применяю магию. А ты…
— Мне тебя пожалеть? Дочитать про твоих предков, а потом пасть к ногам?
— Иногда этого бывает достаточно. Ты… ты смеешься надо мной. Это меня еще больше заводит, понимаешь?
— Нет, — повторила я.
— Я обещаю заботиться о тебе. Я даже готов представить тебя своему отцу! Это… это честь для тебя и позор для меня! Но я готов! Только давай встречаться. Я буду… терпелив. Не потребую… ничего, пока ты сама не захочешь.
— Я не захочу. Отпусти меня, Гудков, а? — попросила я. — У тебя все пройдет, вот увидишь, а я… мне, кажется, нравится другой… парень.
— Или мужчина? — зрачки саламандра превратились в две оранжевые точки.
— Или он, — согласилась я.
— Нет, — сказал Гудков, подумав. — Сегодня мой день, и я выжму из него все, что смогу. Прекрати сопротивляться и приструни свою магию. Я знаю, ты можешь.
Гудков шагнул ко мне. Меня обволокло светом, приятным, ласковым, расслабляющим. Ушли из головы тревожные мысли, стало спокойно и уютно. Моя магия не восстала против прикосновения саламандра. Снеговик был горячим, но не обжигающим.
Однако этот поцелуй… умом я понимала, что мои губы сейчас во власти чужих губ, настойчивых и при этом нежных, что наши языки касаются и мужские пальцы теребят волосы, вытягивая из них шпильки…. И я ничего при этом не чувствовала, словно глядя на все со стороны… равнодушно, хотя и с некоторым любопытством. Жар желания, например, томление, описываемые в любовных романах – где они? Тело отзывается острыми токами и пульсацией? Я прислушалась. Нет, не отзывается. Было мокро и тепло. Мягкие, согревающие волны саламандровой магии радовали меня больше, чем поцелуй.
— Вот, — тихо сказал Лексей, прерывисто дыша мне в лоб, — теперь понимаешь?
— Лёш, можно я пойду? — я сконфуженно поморщилась. — У меня дела.
— Какие еще дела в такой момент?! — взревел саламандр.
— Работа, — сказал кто-то за моей спиной.
Знакомый голос. Со знакомыми интонациями. Занудными.
— Антон Макарович! — хором воскликнули мы с саламандром, отпрыгивая друг от друга.
— Студентка Огнецвет, — проговорил вендиго. — Я повсюду вас ищу. Спасибо Генриху, он подсказал, где вас найти. Впрочем… если вы сейчас заняты…
— Нет!
— Да!
— Вы пропустили занятие по Боевой магии, — продолжил преподаватель, игнорируя Лексея.
— Я… не смогла. У меня были… обстоятельства.
— Понятно, — Антон Макарович задумчиво посмотрел на красного от недовольства Гудкова.
— Огнецвет не в вашей семерке! — яростно сверкая глазами, нагло заявил тот. — Она скорее всего попадет к Баллариэлю на Теоретическую магию. Что ей делать на вашем занятии?
Я поморгала: мне показалось, что от саламандра к вендиго двинулась волна жара и света. Докатилась до кончиков туфель Антона Макаровича, жалобно зашипела и рассеялась. Олевский слегка шевельнул бровью, но ковер под нашими ногами на миг покрылся инеем. Я одна это видела?
— Не припомню, чтобы я официально объявлял окончательный состав своей семерки, — невозмутимо проговорил вендиго.
— Вы… — Гудков немного смутился, — вы ко всем лично подходили… приглашали…
— И вас? — в тоне Олевского промелькнула насмешка.
— Я… мне сестра передала.
— На вашем месте я бы поинтересовался лично, — дружелюбно посоветовал Антон Макарович.
— То есть я…? — Лексей слегка побледнел.
— Приняты в любом случае, как и студентка Огнецвет, — Олевский отвернулся от Гудкова и обратился ко мне: — Лучезара, вы… освободились? Завтра бал. Нам нужно репетировать танец. Остальные девушки из моей семерки уже готовятся. И есть еще кое-что – срочное дело, связанное с текущим расследованием. Сможете проехать со мной в агентство прямо сейчас?
— Да! — воскликнула я, притопывая от нетерпения.
Не знаю, почему Олевский передумал, но я сейчас за любой кипиш, кроме «рабства» у саламандр!
— Постойте! — Гудков не собирался отступать. — Лу у вас больше не работает! Вы сами Броньке сказали!
— Бронислав неправильно меня понял, — все с той же дружелюбной улыбкой (от которой у меня почему-то гулял по спине холодок) сообщил вендиго. — Госпожа Огнецвет – студентка. Формат подработки может отвлекать ее от занятий в Академии. Поэтому мы уволили ее с занимаемой должности… медиума и предложили место… независимого консультанта. Предлагаем, — уточнил вендиго, взглянув на меня с тревогой.
— Я согласна!
— Нет, погодите!
Гудков схватил меня за запястье. Снеговик стремительно нагрелся… и саламандра отбросило к камину. Алексей с трудом удержался на ногах, вцепившись в решетку и выругавшись. Взгляд его был весьма… красноречив. Я сконфуженно развела руками. Извини, Леша, не судьба. Будет много других девчонок, на которых деяния саламандр, описанные в справочнике выдающихся магических существ, вне всякого сомнения, произведут неизгладимое впечатление. А мне пора.
На лице Антона Макаровича было странное выражение. Словно он боролся с улыбкой. Но он, конечно же, не улыбался. С чего бы ему улыбаться?
— Это издержки… э-э-э… пари … — промямлила я, пытаясь объяснить ситуацию, —… мы тут поспорили немного.
— Я в курсе, — сказал Олевский, вернув на лицо невозмутимость. — Едем?
Глава 29
Мы проходили через холл, когда Олевский остановился и заметил, глядя немного… мимо меня:
— Пожалуй, вам следует переодеться. На улице холодно.
Я посмотрела вниз, на свои ноги в чулках и туфли на высоких каблуках (я про них совсем забыла, вот почему вендиго был вынужден замедлять шаг, несмотря на срочность дела) и почувствовала, как разгораются щеки.
— Да-да… вы ведь подождете?
— Без вас не уеду, — серьезно пообещал Антон Макарович.
Я понеслась к ближайшему порталу, но вернулась. Мне нужно было обязательно уточнить, что…
— Вам действительно понадобилась моя помощь?
— Да, — Олевский посмотрел мне в глаза. — Ваша и вашего перпетума.
Во мне поднялась волна противоречивых чувств. Ура, я нужна ему! Я нужна ему только как медиум?
— И вот что, госпожа Огнецвет…. Лучезара. Я говорил с Иваном Дмитриевичем. Получил для вас разрешение на внеучебную практику-подработку. Я ваш преподаватель, за вас отвечаю головой. Любой признак угрозы, замешательство, подозрения… что угодно – все через меня! Я на связи двадцать четыре на семь. Даже если у вас просто болит голова, Лучезара, я должен об этом знать.
Я такой ценный сотрудник?! Я всего лишь ценный сотрудник?
— Вы мне доверяете? — спросил Антон Макарович.
— Асболютно!
— Вот и замечательно.
Еще одна улыбка вендиго. Я думала, он вообще не улыбается. Сегодня просто день сюрпризов. Я вручила вендиго сумку с колбой (которую Антон Макарович принял очень осторожно) и помчалась к порталу, стуча каблуками и попискивая от восторга.
