Дорвавшись до свободного хозяйствования, я стала пробовать рецепты из найденной на кухне книги. Продукты для меня и правда таскал Аник, и я сразу сказала ему, что эти походы на рынок для нашего общего блага.
— Не волнуйся, я не против, — сказал тогда парень. — Ракх просил носить, значит, буду носить. Да и что толку в такую погоду дома сидеть? Уж лучше за морковью и кабачками смотаться.
Я каждый раз вручала ему список, а сама разгребала завалы самых разных вещей. Роскошные наряды бывшей хозяйки в приюте были не нужны, но их можно было отнести в специальный магазин, скупающий ношеные бальные платья, чем мы с Аником и занялись. Когда он понял, что одними только овощами и рыбой не ограничится, ворчать не стал. Он был сдержанным до равнодушия, но я-то видела, что это у него такое прикрытие: молча исполнять просьбы, постоянно о чём-то важном размышляя.
Аник был светловолос и голубоглаз, и на его кожу легко ложился загар. Почти такой же высокий, как Ракх, он был ещё по-юношески худ, но было видно — станет крепким, если не мощным. Парень отлично ездил верхом в небольшом внутреннем дворике, а ещё учил Жало всяким смешным трюкам: шагать, красиво задирая ноги, по-собачьи сидеть и давать копыто, перекатываться или высоко подпрыгивать. Конь делал всё это охотно, однако угодить не пытается. Он просто скучал, ожидая хозяина, и готов был на любую дрессировку, лишь бы Ракх зашёл к нему вечером.
Именно в сумерках я и видела мага из окна своей комнаты. Он появлялся всегда поздно, когда я уже готовилась ко сну, и стояла за шторами, расчёсывая послушные кудряшки. Медленно проходил по саду, отводя низко склонившиеся ветви или гибко склоняясь под ними, потом обязательно срывал какую-нибудь травинку, и шёл на конюшню, откуда тотчас доносилось радостное фырканье. В его тихой вечерней прогулке было что-то замечательное, уютное. Словно под взглядом колдуна мирно засыпал сад, и я, чувствуя дыхание растений, и сама поддавалась спокойным грёзам до утра.
А порой Ракх выходил на улицу среди ночи — босой, в распахнутой рубашке — и садился прямо на лестницу. Шёл ли дождь, или падали с неба хлопья магии — он не обращал внимания на то, что холодно и мокро, просто сидел, глядя на сад, и о чём-то своём думал. В такие мгновения я чувствовала меж нами странную связь, ведь тоже просыпалась именно в этот час.
Светлое чувство, что у меня рождалось при виде Ракха, было трудно объяснить. Я толковала его исключительно как горячую благодарность, но вскоре поняла, что всё сложнее. Через десять дней после моего заселения мы встретились у старой серебряной сливы, что роняла на землю последние листья. Ракх о чём-то крепко задумался, и провалился в небольшую колдобину, испачкав брюки. Я зачем-то подала ему ладонь, и маг воззрился на мою руку так, словно она была о шести пальцах.
— А… Эм… — нахмурился Ракх, так меня и не коснувшись. Он сам выбрался из ямы и хмуро оглядел меня, одетую в серо-зелёное клетчатое платье.
— Доброе утро! Так рада тебя видеть! Как дела? Хорошо спал? — затараторила я, и тотчас густо покраснела. — Прости. Я шла за зеленью для завтрака.
— Доброе утро, Роза… Анна. Розана. Я совсем забыл, что ты здесь живёшь.
Я прыснула, и Ракх почти улыбнулся в ответ, виновато разводя руками.
— Я тебе трижды в день тарелки приношу, — напомнила я, даже не думая его обвинять или настаивать на похвале, и мужчина понял меня правильно.
— Да. Спасибо. Очень вкусно. Ты не обращай внимания, я, когда увлечён волшебством, день от ночи с трудом отличаю.
— Ничего. У меня такое бывает, когда с растениями разговариваю.
— Значит, ты тоже волшебством балуешься, — всё-таки улыбнулся он, хотя в улыбке по-прежнему не было теплоты. — То-то я смотрю, у нас красоты в саду прибавилось!
— Значит, всё-таки смотришь, — хмыкнула я.
— Я вижу всё, но не всё замечаю. Яму вот не заметил.
Я рассмеялась, и позднецветующие колокольчики зазвенели в ответ.
— Ты уже закончил свои магические дела?
— Почти. — Он потёр правую руку. — Писать много приходится, да и всё прочее силу выжимает. Решил дать пальцам отдохнуть, а то неметь начали.
— У меня у папы также руки болели, когда он долго писал. Мама ему разминала, чтобы онемение прошло. Хочешь, покажу, как?
Ракх кивнул и подал мне руку. Он как будто немного расслабился, и я не чувствовала себя скованно. Я, правда, никогда не пробовала делать так другим, но сама, когда подолгу трудилась на кухне, потом обязательно натирала руки разогревающим бальзамом.
— Да, здесь чувствуется напряжение, — внимательно ощупав его кисть, сказала я. — В людях и растениях волшебство течёт похоже. Когда оно сбивается с ритма — возникают онемения, неприятные покалывания и зажатости. Нужно только показать токам правильный путь, и всё восстановится. — Я принялась осторожно массировать его кисть, и Ракх, поначалу сосредоточенный и хмурый, тихо выдохнул. — Лучше?
— Да.
— Отлично. Вот здесь ещё узелок развязать…
Я была взволнована, и то и дело облизывала губы. Ракх стоял близко, весь в тёмном — рубашка, сюртук и брюки — и от мужчины пахло одновременно сладко, горько и свежо. Казалось, он впитал в себя сотни ароматов, и мне стало любопытно, каков его собственный запах. Конечно, подумать об этом пристальнее я не решилась. От мужчины исходила мрачная, внушающая трепет сила, одновременно пугающая и притягательная. Удивительно, как я не почувствовала её раньше! В ту нашу первую встречу он был расслаблен и радостен, теперь же будто оседал под тяжестью невидимых оков.
— Думаю, достаточно, — сказал колдун, когда я неосознанно погладила его запястье. — Благодарю.
— Всегда рада помочь. Ой, там кто-то пришёл!
У главного входа и правда стояла женщина, и Ракх направился к ней, не прощаясь. Как я вскоре выяснила, незнакомка пришла за магией.
— Обычно он не отказывает, если дело пустяковое, — пояснил Аник, когда я принесла ему завтрак. — Ну, там зелье какое сварить, или посмотреть тёмные метки…
— А в чём откажет?
— Более сложное колдовство вроде разговора с мёртвыми, или заговор на обречение, или распутать тропы прошлых жизней…
— Ты хорошо в этом разбираешься, — улыбнулась я.
— На самом деле, не очень, но я иногда помогал ему, когда мы странствовали. Тёмная магия — дело сложное и опасное, и мало кому она под силу. А Ракх к тому же проклят.
— Что это за проклятие, Аник? — спросила я с бьющимся сердцем.
— Он помогал уничтожить мою родину, — холодно сказал парень. — И природа ему отомстила. Ты не думай, я не питаю к нему ненависти. Моих родных он не трогал. И, тем не менее, эта тьма на его лице — заслуженная.
— А его глаз? — тихо спросила я.
— Он особенный, — отозвался Аник, быстро расправляясь с омлетом. — Я точно не знаю, но, кажется, им он способен видеть саму близкую смерть.
Меня передёрнуло.
— Это страшное проклятие.
— Да уж, — отозвался парень, сосредоточенно жуя. — Кстати, ты верхом ездить умеешь? Нет? Хочешь, научу?
— Спасибо тебе за предложение, но мы должны сначала спросить разрешения у Ракха. Это ведь его конь.
— Спрашивай, — кивнул парень. — Хотя я думаю, это не обязательно.
Из дома вышла та самая женщина в красном платье, и вид у неё был испуганный. Я попрощалась с Аником и поспешила на кухню, чтобы отнести Ракху поднос. Мне очень хотелось узнать, что такого он сделал для незнакомки, но маг как всегда сидел за дверью лаборатории, и постучаться я не решилась.
До самого вечера я чинила вещи для приюта, а, когда умылась, долго стояла у приоткрытого окна, ожидая, когда появится колдун. И он пришёл — как всегда в тёмном, правда, на сей раз синем, наряде, слегка растрёпанный и усталый. Прошёл по саду, погладил яблоню, сорвал красивую бордовую розу… Потом знакомо заржал Жало, и донёсся весёлый голос Аника.
Я отложила расчёску и легла в постель. Нас всех что-то тяготило, у каждого была своя ноша. И каждый из нас потерял любимых. Удивительно, как в одном доме собрались так похожие друг на друга люди! У Аника тоже не было семьи и родины, и он не терял надежды вернуться в Лету и своими глазами увидеть, какой она стала спустя годы. А вдруг когда-нибудь мы все найдём новый дом? Интересно, какой он будет? Почему-то я не допускала мысли, что останусь в столице навсегда.
