— Жаль… — посочувствовала собеседнику девушка, — а я здесь родилась и выросла.
— Этот город пугает меня, — признался молодой человек, — Он очень сильно изменился с тех пор, как я был здесь в последний раз.
— Москва меняется постоянно, — согласилась с ним собеседница, — бывает, уедешь куда-нибудь на весь отпуск, приезжаешь и чувствуешь, что город поменялся.
— Вы любите путешествовать? — поинтересовался Вениамин.
— Да, — мечтательно вздохнула девушка, — во мне живёт дух странствий и приключений.
— Я тоже не против странствий, — задумчиво проговорил граф, — но как-то не довелось…Знаете, я часто слышал про озеро Байкал. Должно быть там изумительно. Где бы я хотел побывать, так это там.
— Так купите туристическую путёвку и езжайте, — предложила Кристина, — это же проще простого. Были бы деньги.
Дождь начал ослабевать, но стало холодно. Неприятная сырость заползала под одежду. Кристина поёжилась. Она была одета в лёгкий сарафан, так как все эти дни стояла страшная жара и ей в голову не пришло, что сегодня это может закончиться. Вениамин, уловив чутким слухом дрожь, сотрясающую девушку, снял с себя тёмную кофту и протянул её Кристине.
— Что вы! Не стоит, — смутилась она, увидев обнажённый торс нового знакомого, — вы же сами замёрзнете.
— Я настаиваю, — ответил Вениамин, — обо мне можете не беспокоиться, я не замёрзну. Я давно уже замёрз.
Кристина покосилась его полуобнажённое неестественно бледное тело, но надеть кофту всё же согласилась, больше из вежливости, чтобы не огорчать своего заступника.
— Похоже, мы можем продолжить путь, — сообщила она, выставив руку из-под крыши беседки.
— Я готов, — ответил Вениамин и приятно улыбнулся.
Они пустились по дороге, обходя и перепрыгивая лужи.
— Вот и пришли, — указала Кристина на зелёный подъезд девятиэтажки, — благодарю вас за заступничество.
Она протянула Вениамину его кофту.
— Я счастлив помочь столь очаровательной барышне. Надеюсь, мы ещё свидимся.
— О, это просто. Заходите в кафе на берегу, я там работаю, — предложила Кристина.
— Непременно загляну, — пообещал Вениамин.
Девушка, махнув ему на прощание рукой, скрылась за металлической дверью. Вениамин ещё долго оставался стоять на месте, разглядывая высоченный дом с окнами-глазницами. Вновь пошёл дождь, а граф всё стоял неподвижно, как древнее изваяние. На лицо его падали крупные капли, но он не замечал этого, а всё глядел на жёлтые уютные окна. Потом граф поднёс кофту к своему носу и сделал глубокий вдох, будто старался впитать в себя запах девушки, оставшийся на его одежде. Его голубые глаза сверкнули красным огнём, а бледное лицо исказила судорога.
Глава 4. Болезнь
17 век. Окрестности Москвы. Поместье графов Вороновых.
— Дочь моя, меня беспокоит твоё самочувствие, — обратился к красивой молодой девушке граф Василий Воронов, — не больна ли ты? Или же наконец влюбилась?
— Не говорите глупости, отец, — вздохнула Агата, — я в полном здравии.
Девица ещё держалась при отце, но когда тот вышел из её покоев, обессиленно опустилась в кресло и застонала.
— Барышня, что с вами? — ринулась к ней служанка.
— Ах, Авдотья, тяжко мне что-то ныне.
— Не сказать ли батеньке? — забеспокоилась Авдотья.
— Нет! — резко ответила молодая графиня, — не надо пужать батеньку. Завтра я буду в здравии.
Но на следующий день Агата не смогла встать с постели. В доме поднялся переполох. Граф пригласил лучших лекарей из города. Доктора, обследовав больную, не смогли установить причину столь худого положения дел. Тогда Василий Воронов обратился к своему другу, который весьма прославился, как отличный врач. Через несколько дней известный лекарь Кальковский прибыл в поместье графа и длительно наблюдал за его больной дочерью.
— Скажи! Скажи мне, что с Агатой! — умолял товарища граф, когда они остались наедине. Кальковский, пряча глаза, отвечал что-то невнятное. Тогда граф потребовал ответа более жёстко:
— Я обратился к тебе, аки к другу. Поступи же со мною, аки друг, скажи мне правду!
— Хорошо, — поднял на него глаза доктор Кальковский, — твоя дочь умирает от редкого недуга.
— Ей совсем нельзя помочь? — спросил обескураженный отец.
— Нет, — последовал безжалостный приговор, — я могу лишь недолго поддерживать её жизнь.
— Это та же хворь, что убила её мать? — обречённо вздохнул граф.
— Да, — подтвердил доктор.
— Надо сказать Вениамину, — пряча лицо в морщинистых ладонях проговорил Воронов, — но ей самой ничего не скажем.
— Мне кажется, дорогой друг, что болящая имеет право знать правду, — возразил доктор Кальковский, — она сможет подготовить свою душу к вечности. Наш христианский долг помогать умирающим в сем.
— Нет! Я возражаю! — заволновался граф. — Пусть проживёт свои последние дни в счастливом неведении.
— Как скажешь, Василий, — пожал плечами лекарь. — Я приготовлю лекарство, кое будет какое-то время поддерживать её жизненные силы.
Кальковский попросил, чтобы ему предоставили все необходимые ингредиенты для изготовления препарата. Он заперся в гостевой комнате, любезно предоставленной ему графом, и принялся за дело. Когда он спустя время вошёл в покои молодой графини, она встретила его слабой улыбкой.
— Вот, Агата, будете принимать сие снадобье три раза в день, — пробормотал Кальковский, пряча глаза от умирающей.
Девушка схватила его за руку.
— Господин доктор! Ради всего святого скажите, сколько мне осталось жить? — умоляющим тоном обратилась графиня к лекарю.
— Что за мрачные мысли? — Кальковский натянуто улыбнулся. — Вы молодая и сильная девушка…
— Не лгите мне! — в отчаянии воскликнула Агата. — Не берите греха на душу! Я ведаю, что умру. Мне снится покойная матушка. Неужели вы так жестоки, что оставляете меня в неведении. Я жажду знать свою участь!
Она разрыдалась. Кальковский, чувствуя смятение, метнулся к окну и распахнул его, чтобы вдохнуть холодный воздух. Он ответил не сразу, а помолчав какое-то время.
— Ваш отец не желает, чтобы я говорил с вами об этом. Но я не в силах вас обманывать, Агата. Вы умираете. Это снадобье, что я принёс, ненадолго продлит ваши дни.
Агата перестала рыдать. Она посмотрела на врача и прошептала дрожащим голосом:
— Благодарю вас.
Не желая продолжать столь тяжкий разговор, Кальковский вышел вон.
Москва. Наши дни. Квартира Петра Власова.
— Где ты пропадал, братец? — лоснясь к Вениамину проворковала Агата. — Может, ты охотился?
— Оставь этот льстивый тон, Агата! — раздражённо ответил граф. — Я не желаю сейчас с кем-либо разговаривать.
Он ушёл на кухню и уселся напротив окна, стараясь унять неприятную дрожь в руках. Небо розовело. Город пробуждался к жизни. Лёгкий шёрох отвлёк графа от лицезрения рассвета. Он обернулся и увидел Петра.
— Граф, вы чем-то обеспокоены? — осведомился Власов.
— Почто ты выбрал зло? — вопросом на вопрос ответил Вениамин.
— Я хочу жить вечно, — мечтательно произнёс юноша.
— Это мучительно, — проговорил вампир, сверкнув глазами. — Это ужасно. Ты никогда не сможешь познать радости человеческой жизни. Остановись, пока не поздно.
— Я уже сделал выбор и решения своего не поменяю, — заявил Власов.
— Глупец! — внезапно вскричал Вениамин. — Неужели ты не понимаешь! Ты никогда не сможешь никому подарить любовь и тебя никто не полюбит. Без любви человек ничто. Никогда не сможешь ты согреть своим теплом любимую женщину, никогда не обнимешь своих детей, которые никогда не помолятся за твою душу, потому что их не будет. Ты будешь никем. Без настоящего и будущего. Просто труп, который забыли закопать. С той лишь разницей от хладного мертвеца, что тебя будут терзать муки. Ты будешь страдать вечно.
— Агата не страдает, — возразил Пётр.
— Ещё как страдает! — заявил вампир.
