ранее вас заметили в обществе виконта. Досье свидетельствует, что вы чтите правила, герб Преклетов является подтверждением благородства рода. Кто-нибудь другой, но только не вы, измарается во лжи. Что стояло на повестке вчерашнего собрания молодых дворян с виконтом во главе?
Берберис почувствовал, как приступ хохота заскрёб его изнутри по горлу. Сдерживаться он не стал:
— Темой была мода на женские платья! Всё это время вы усердно вели допрос, будто упрямый кабан раскапывает землю в поисках жёлудя, а в итоге нарыли червяка! И разве можно этому удивляться после ваших же слов о бессилии стражи в поимке еретиков и некомпетентной охране территории?
Углы губ Храста неожиданно дёрнулись — всего лишь еле заметный тик, но Берберису вдруг стало не до смеха: начальник стражи попросту выматывал его, вытягивая вместе с эмоциями душевные силы.
В свою очередь, по лицу графа Храст догадался, что выдал себя и тут уже улыбнулся по-настоящему:
— Я, конечно, не хвастаю, но исследовать человеческие души — моё любимое хобби. Не сочтите за грубость: бандитов и высокородных дворян объединяют одни и те же страсти — все жаждут большего, хотя в вашем случае всё и так подано на серебряной ложке. В глазах Вашей Светлости это ясно читается — надлом. Уж не знаю, как озвучить благородным языком, но по-простому — это изъедающая человека одержимость, ради удовлетворения которой он пойдёт на всё. Будьте осторожны Ваша Светлость.
— Вы угрожаете мне?
— О чём вы?! Всего лишь предупреждаю внимательно смотреть под ноги, когда будете возвращаться к игре. Местами дорога очень скользкая.
Храст поднялся и места в комнате вдруг совсем не осталось. Он одолжил графу свою куртку, чтобы тот «не простудился» и провёл до порога.
В актовом зале первым делом граф сбросил куртку на руки не самого расторопного из слуг и внимательно осмотрелся. Второй день праздника ослеплял. Он бил сразу по всем чувствам, вплоть до осязания вибраций воздуха от горестных или радостных вздохов. О вчерашних танцах ничего не напоминало: повсюду были расставлены игральные столы, укрытые зелёным сукном; по-над стенами, прикрытые белыми скатертями, стояли столики с едой и питьём; каждую свободную щель занимали вазы с пахучими травами; народу было столько, что лишь тонкий слуга мог свободно маневрировать, не опасаясь случайно зацепить благородный бок.
Может быть, причина крылась в лихорадочном состоянии Бербериса, либо прошедший разговор с Храстом сместил его кругозор на некий градус, открывая новую область наблюдения, только сквозь слой лоска юный граф заметил, что больше лакомств на столах выставлены всевозможные украшения из папье-маше — несъедобные по своей сути, вино в бутылках не просто разбавлено, а является обычной водой, процеженной через виноградный жмых; те же ленты, которые вчера связывали пучки мелиссы, сегодня украшали подолы скатертей, кое-где засохшие листья так и остались висеть, а сама мелисса ныне торчала из каждой вазы. Выходило, что слуги целый день занимались переливанием остатков бала в обстановку игрального вечера, что подтверждалось их измученным видом.
Что до господ… Берберис сделал открытие, что многие дворяне, подобно ему, явились в той же одежде. Проходя мимо столов, он подмечал застиранные пятна на перчатках, заштопанные рукава и наспех пришитые кружева, скрывающие потёртости ткани.
Блистательное общество, в большинстве своём, оказалось мишурой поверх старья. И да — виконт говорил о чём-то подобном, только тогда Берберис не желал верить, как и сейчас не принимал своего равенства с окружающим «заштопанным» дворянством. Он желал быть выше ширм и прикрас, для чего полагалось не просто тянуть подбородок, но и тянуться вслед за мечтой.
Как и вчера, герцогиня Боровинка была окружена приближёнными друзьями. Её новое платье сверкало чистотой, а в волосах переливались новые драгоценности, на лице застыло прежнее безмятежное выражение, и тут Берберис осознал, отчего сходит по герцогине с ума — она была настоящей. Это прослеживалась в каждом повороте головы, в каждом нежном завитке девичьего уха. И Берберис качнулся было навстречу своему идеалу, но вовремя опомнился — не время с его жалкими грошами подходить к герцогине.
Граф начал с дальних столов и мизерных ставок. Он рассчитывал игра за игрой приближаться к цели, но первый же расклад чуть не погубил его. Берберис проглотил стон и с того момента поклялся нащупать в воздухе абстрактную удачу и ухватить её за грудки, как нечто вполне материальное. Каждый игрок превратился в истинного противника, каждая партия стала сражением. Граф подмечал напряжение скул, как мощный выпад в тренировочной дуэли, краткий взмах ресницами, как ловкий финт рапирой; ставил больше; выкладывал на стол сущие копейки.
Кошелёк графа тяжелел, а за спиной уплотнялась толпа любопытствующих, притянутых его азартом.
— Карты на стол!
Оглушительное «О!» сопровождало каждую победу графа и вскоре стало частью естественных звуков в зале.
— Освежитесь, — виконт Шипек протянул графу бокал. На его манжете виднелся кривой стежок — явно не работа швеи. Неужели виконт сам штопает вещи?
Берберис залпом опустошил бокал, чем повеселил виконта:
— Будьте осторожны!
— Вы повторяете Храста, с которым мне выпала возможность говорить пару часов назад.
Шипек сразу же нахмурился:
— Хитрая бестия напал на след? Знаете ли вы, что начальник стражи раньше работал сыщиком в столице и достиг в своём ремесле немалых высот? Он лыс и грузен телом, но только попадите к нему на зуб и будете перемолоты!
— Не переживайте, виконт, — Берберис сгрёб очередной выигрыш — кошелёк раздулся от важности, — вам ничего не грозит.
— С чего вы, чёрт возьми, решили, что речь идёт обо мне?!
Но Берберис уже не слушал, он, в прямом смысле, шёл к своей цели.
За столом герцогини царила тишина. Боровинка хмуро рассматривала карты, пальчики с изысканным маникюром нервно терзали мочку — она устала проигрывать.
Граф подошёл как раз в тот момент, когда герцогиня выложила очередной неудачный расклад.
— Позволите? — вопрос был из области риторических, поскольку любой дворянин имел право подсесть за игральный стол хоть к самому королю.
— Извольте, — герцогиня откинула карты. — Только что освободилось место.
— Уходите… Вы чего-то страшитесь, герцогиня?
Боровинка вздрогнула и впервые за время знакомства пристально посмотрела в глаза графу.
Берберис подсел с улыбкой, небрежно поигрывая толстым кошельком. В наступившей вслед за его словами тишине, позвякивание монет являлось обратным отсчётом до решения Боровинки:
— Откуда эта странная мысль? Я ничего не боюсь! — она вернула телу положение преданного игре человека.
Берберис тут же высыпал на середину стола треть содержимого своего кошелька.
— Ставлю против вашего нежного взгляда!
Собравшееся вокруг общество засуетилось, одобрения звучали наравне с возмущениями. Противоборствующие стороны никак не
