почему-то это заводит меня еще больше. Мои пальцы нежно касаются ее шва, по мне пробегает волна удовольствия от ощущения ее гладкости. Ее слова давно забыты, только ее тело выдает возбуждение, когда она дрожит от моих прикосновений.
Моя эрекция неприятно трется о штаны, когда я устраиваюсь поудобнее, прежде чем слегка наклониться вперед, чтобы провести языком по ее плоти. Ее влажность сладка на моем языке, вызывая слюноотделение. Я никогда не представлял, что попробую что-то, что навсегда отпечатается в моем мозгу. Соленый арбуз, сладкий и сочный, с землистым оттенком. Она шипит сквозь зубы, когда я делаю это снова, на этот раз раздвигая передо мной свои дрожащие бедра, чтобы я мог видеть ее изысканное искусство, созданное богами специально для меня.
— Л-ладно… Ты попробовал. Можешь остановиться, — бормочет она.
Я ухмыляюсь. Я могу, но не буду.
Мои руки прилегают к ней, как будто они созданы для того, чтобы быть там, когда я начинаю проникать языком в ее влажное лоно. Она запускает руки в мои волосы, и это сводит меня с ума. Я крепко прижимаю ее к себе, чувствуя, как она погружается в это, мой язык описывает круги вокруг ее клитора, а ее стоны начинают становиться безумными. Она такая чувствительная и отзывчивая. Я питаюсь этим, желая довести ее до точки невозврата. Я изо всех сил пытаюсь сосредоточиться на ее вкусе, на том, насколько сладким будет ее удовольствие, в то время как мой член напрягается, сгущаясь узлом, готовый быть запертым внутри моей пары. Я не опытный любовник, но мои инстинкты существуют исключительно для неё, и я им следую.
Я держу ее вес, прижимая к дереву, пока она извивается. Проталкивая два пальца в ее влажную киску, я двигаю ими в темпе своего языка. Когда она сжимается вокруг меня, я представляю, как удивительно было бы чувствовать себя внутри нее, заявляя, что она моя.
— Вот так, малышка, — мурлычу я между приступами нежности. — Обопрись на меня. Склонись перед этим.
Она, вероятно, не понимает, что я имею в виду, но скоро поймет. Она будет знать, что нам суждено быть друг с другом. Она примет это, и этот опыт будет первым из многих.
Ее хватка на моих волосах становится крепче, когда я нахожу губами сладкое место. Ее ноги, трясущиеся вокруг моей головы, — это все, что мне нужно, чтобы поддерживать такой темп. Я безжалостно трахаю ее своим языком, жадно вонзаясь в нее. Я держу руку на ее голой заднице, чтобы её не царапала кора. Она достаточно маленькая, чтобы я так легко это делал. По моим пальцам стекает ее удовольствие, когда Сестина начинает разваливаться, стонет в экстазе от своего оргазма.
— О мой… — восклицает она отрывистым дыханием, впиваясь ногтями в мою голову.
«Скажи это. Скажи «о мой бог». Позволь мне быть твоим Богом. Твоим единственным богом».
Я не смею это сказать, не смею вырывать ее из этого момента. Мои инстинкты говорят мне, что никто не прикасался к ней так. Ярость, которая кипит в моей крови, утихает, когда я знаю, что буду уверен, что буду последним. Единственный, кто наполнит ее этим удовольствием с этого момента. Я энергично тру ее клитор, пока трахаю ее своим языком, проникая в нее как можно глубже. Оргазм сотрясает Сестину, когда она дрожит и извивается.
— О мой бог… — хнычет она.
Сперма просачивается в ткань моих боксеров от звука. Она дает мне именно то, что я хочу. Хорошая девочка.
Она моя. Я ласкаю ее скользкий шов, когда она движется по волнам оргазма. Я попробовал его. Все это. Я не отстраняюсь, пока она тяжело не вздыхает.
Она смотрит на меня сквозь полуприкрытые глаза, ее губы надуты и выражают удивление. Я слизываю остатки ее соков с губ, прежде чем встать во весь рост, глядя на нее сверху вниз, пока я держу ее, ее ноги все еще трясутся.
— Ты все еще так смотришь на меня, — говорит она, тяжело дыша.
— Как так?
— Как будто ты хочешь меня съесть, — говорит она, и на ее губах играет улыбка.
— Я только что сделал это, но могу повторить, — я смотрю, как ее зрачки вспыхивают, борясь с путаницей того, как мы до этого дошли. Мне нравится, что я запутываю ее. Я чувствую, что это приведет меня именно туда, где я хочу быть: под ее кожу.
Уже поздно, и я знаю, что она направлялась в лагерь. Но пока я загружаю ее в свой грузовик, у меня нет намерения везти ее туда. Я знаю, куда ей нужно, но ей не место нигде, кроме меня.
— Осторожнее, — говорю я ей, поджимая ее ноги, прежде чем закрыть дверь.
Она все еще немного шатается из-за того, что произошло, но это делает ее послушной. Бля, она мне нравится такой.
Ее щеки все еще пылают. Она не сопротивляется тому, чтобы сесть со мной в грузовик или быть рядом со мной. Прогресс.
В любой другой раз она, возможно, испугалась бы, но, честно говоря, что, черт возьми, еще она собирается делать?
До города чертовски далеко, а ее джип стоит у подножия скалы. У нее сейчас ничего нет, поэтому лучшее место для нее со мной, и я думаю, она это знает. Мне нужно, чтобы она это знала.
Когда я еду, я больше чувствую ее взгляд, чем вижу. Она могла бы спросить меня о чем угодно, и я бы рассказал ей, но я знаю, что к этому нужно привыкнуть. Пусть она смотрит, пусть разбирается во мне, пусть видит, что я не причиню ей вреда и не позволю причинить ей какой-либо вред. Я бы умер раньше, чем позволил бы этому случиться.
— Куда ты меня везёшь? — спрашивает она тихим голосом. Усталость окрашивает ее слова.
— Домой, — говорю я ей.
Она выглядит задумчивой.
— Я собираюсь увидеть, где ты живешь?
Я делаю быстрый вдох. «Туда где мы живем», — хочу ей сказать. Или, по крайней мере, где мы будем жить, потому что я на хрен ее не отпущу.
Я издал стон нужды.
— Он небольшой. Но там ты будешь в безопасности, обещаю.
— Думаю, с тобой я буду в безопасности где угодно.
Я сворачиваю налево через просвет между деревьями, погружая нас во тьму, а листва заслоняет последние остатки солнечного света. Грузовик подпрыгивает на неровной поверхности, но я знаю, куда ехать.
Сестина не паникует, но вскрикивает, когда грузовик с хрустом наезжает на несколько рыхлых камней. Черт, этот звук.
