постели, на ней была белая ночная сорочка, волосы были распущены. На подушке, свернувшись в комок, спал ее гомункулус.
— Наконец-то это закончилось, — облегченно выдохнула девушка. В голове всплыли воспоминания прошедшего дня, и сердце вновь сжалось от боли, а из глаз потекли слезы. Ей так хотелось, чтобы это было лишь сном, девушка так не хотела расставаться со своими грезами о счастливой семейной жизни, в которых она и Алан счастливо проживают день за днем. Она поджала ноги и, обняв колени, зарыдала взахлеб. Ее даже не волновало место, где она находится, в голове лишь событие выпускного дня и осознание своей жалкости перед тем, кого она любила. Послышались взмахи маленьких крылышек, Лами проснулся от всхлипов хозяйки и, подлетев, сел ей на плечо.
— Розочка… Розочка, не плачь… Хочешь, я выцарапаю ему глаза? — сказал фамильяр.
— Разве это что-то изменит? — не поднимая головы, спросила девушка. — Лучше скажи, где я.
— Этот придурок привез тебя в свой дом, мы в поместье герцога Амсери. Когда у тебя было ранено сердце, он подумал, что ты умерла, и очень сильно переживал… правда… за себя… Герцог Амсери хотел отправить своего сына на божественный суд, когда узнал о твоей смерти, — рассказал Лами.
— Лучше бы я умерла, — обиженно сказала девушка.
— Не говори так, если ты умрешь, то я ведь умру тоже, — возмутился фамильяр.
— Верно, прости… Ради тебя я буду жить, — сквозь слезы выдавила она улыбку для Лами.
За дверью послышался шум.
— Лами, защищай хозяйку, никто не должен войти сюда, — приказала Роза. Питомец с грозным лицом вышел за дверь и закрыл вход в покои с помощью магии.
— Моя хозяйка не желает никого видеть, — паря перед дверью, грозно сказал гомункулус.
— Прикажите, и я разрушу чары этой мухи, — сказал фамильяр хозяйки дома, шишигами принявший облик змеи. Защитную формацию фамильяра не мог разрушить маг человек, каким сильным он бы ни был, даже после смерти магия фамильяра, направленная на защиту своего хозяина, не исчезала. Магию фамильяра мог разрушить только другой фамильяр. Сами по себе слуги магов не вредили другим и пользовались магией лишь для защиты своего хозяина, ведь если маг умирал, погибал и его фамильяр.
— Не нужно, Роро, оставим девочку в покое, пусть разберется со своими чувствами, — сказала герцогиня и ушла.
— Муха? Ремеш-ш-шок кожаный… шшш, — зашипел на змея Лами. Убедившись, что приказ выполнен, он вернулся к хозяйке.
— Вечером мы убежим отсюда и вернемся домой, соберем вещи и убежим и оттуда, — сказала Роза.
Из окна девушки открывался вид на задний двор имения, где под проливным дождем вторые сутки стоял прикованный Алан. Роза так и не вышла из комнаты за целый день и не принимала еду, которую приносили ей слуги.
Герцогиня Мария стояла в кабинете мужа и смотрела в окно на своего сына. Женщина ощущала глубокую тревогу и тяжесть в сердце. Её сын, Алан, наказанный столь жестоким образом, продолжал стоять под дождём в заднем дворе имения. Струи воды стекали по его лицу, но он держал голову высоко, несмотря на ужасное страдание. Мария знала, что это наказание должно стать уроком, но её материнское сердце разрывалось от боли.
Она перевела взгляд с окна на кабинет, наполненный семейными реликвиями и предметами роскоши. Гобелены, украшавшие стены, казались впитывать её безмолвное отчаяние.
— И долго ты собираешься наказывать нашего сына? — спросила женщина мужа.
— До тех пор, пока он не осознает свою ошибку или хотя бы эта девочка не простит его. Как она, кстати? — спросил герцог.
— Все так же сидит в комнате и не выходит, даже еду не принимает, — ответила женщина.
— Если она откажется выйти замуж за нашего сына, ее отец не упустит возможности содрать с нас что-нибудь, — переживал герцог Амсери.
Дождавшись ночи, Роза открыла окно и, соорудив из постельного белья что-то наподобие лестницы, привязала один край к ножке массивной кровати, а другую перекинула через подоконник на улицу.
— Лами, пошли, — тихо позвала она своего фамильяра. Взобравшись на подоконник, она свесила ноги через окно.
Алан стоял, прикованный к каменным обелискам и лишенный возможности пользоваться магией, на самом видном месте. Его отец решил, что так сможет и сына наказать, и на жалость невестки надавить, чтобы она поскорее простила нерадивого сыночка. Но вот уже вторую ночь он должен нести наказание. Его руки затекли и болели, по телу пробегала дрожь из-за прохладного ночного ветерка, а мокрая из-за дождя одежда неприятно прилипала к телу.
— Вот же напасть, она сидит сытая в тепле, а я мерзну и умираю с голоду. Как можно быть такой бесчувственной? Это я не любил, но она-то любила, — недовольно бубнил Алан себе под нос. Подняв голову, он взглянул в окно девушки, в котором погас свет.
— Что? Она вот так спокойно ляжет спать? Я же видел силуэт у окна, Роза должна знать, что я стою здесь, — злился он. Приглядевшись, он увидел, как из окна вниз свисала белая ткань, затем появилась сама девушка. Роза осторожно спустилась по импровизированной лестнице, следом за ней на улицу полетел Лами. Окозавшись на земле, она тихонько подошла к обелискам, стараясь не вызвать шума. Роза, оглядываясь, приблежалась к нему и Алан решил притвориться спящим.
Подойдя, Роза взглядом окинула своего жениха. Алан выглядел изнурённым, и внутри у неё всё перевернулось от его страданий.
«Никакой жалости, — твёрдо проговорила она себе, намереваясь уйти, но ноги сами понесли её к дорогому сердцу человеку. — Хорошо, спасу, а потом уйду». Магия некроманта, хоть и была слабой, но все же испускала ледяной холод смерти, способный сломать замок оков. Освободив его руки, она осторожно уложила его на землю и, используя магию исцеления, придала силы его изнеможённому телу.
— Ну вот и всё, мы больше никогда не увидимся, — прошептала она, поднимаясь. Но тут Алан схватил её за запястья, потянув вниз. Повалив её на землю, он прижал её руки к голове и утвердительно вдавил в землю.
— Спасибо, что исцелила моими руки. Я уже их почти не чувствовал. Куда направилась? — спросил он, навалившись на неё.
— Так ты не спал? — возмутилась Роза не только на него, но и на собственную глупость.
— А ты попробуй уснуть мокрая, замерзшая и голодная, так куда ты собралась? — крепко держа вырывающуюся невесту, вновь спросил он.
— Не твое дело, — ответила девушка, пытаясь высвободиться из плена его рук.
— Очень даже мое, через неделю наша свадьба, и я не хочу стоять один у алтаря.
Роза почувствовала, как её сердце сжалось от противоречивых чувств — гнев смешивался с благодарностью, страх с надеждой.
