опасности, а теперь сама приветствовала её с нарастающим отчаянием.
– Госпожа… – зашептал Вонбин. – Не нужно…
– Освободите Вонбина, иначе я убью себя, и никакой дракон вам не достанется.
Самураи заволновались, самый сердитый опустил меч и уставился на Йонг так, будто раздумывал, насколько она больна и может ли безумие передаваться вместе с тяжёлым дыханием остальным. Рэвон побледнел, медленно поднял руки.
– Сон Йонг, прошу тебя, будь благоразумна.
– Она разумна, мой друг, более чем.
На капитанском мостике, возвышающемся над палубой, появилась облачённая в блестящие доспехи фигура. Генерал Тоётоми смотрел вниз, на Йонг, и его лицо выражало подобие… уважения? Йонг поймала его взгляд, плюнула пару ругательств на ёнглинъ. Генерал, казалось, понял и усмехнулся.
– Не стоит драматизировать и сгущать краски, дорогая, – сказал он. Каждое его слово подкреплялось той уверенностью, какой Йонг не могла похвастаться и в спокойное время, стояло на границе высокомерия и довольства. – Мы не хотим причинять вам боль и не допустим, чтобы вы навредили себе.
– Тогда освободите моего друга, – ответила Йонг. Пускай у неё не было ничего, что она могла противопоставить интересам японского генерала, но её руки всё ещё могли стискивать рукоять меча, меч всё ещё мог резать плоть, и жизнь принадлежала ей, а не кому-то из не-Чосона, будь то Рэвон, Тоётоми или кто-либо другой на этом корабле.
– И тогда вы обернётесь драконом? – спросил генерал. – Наш Рэвон рассказывал, что драконы своевольны, но, как и каждого зверя, их можно приручить.
Рэвон покосился на генерала.
– Это не сработает, Тоётоми-сама, – сказал он по-корейски, а потом посмотрел на Йонг почти с отчаянием.
– Сон Йонг…
Тоётоми кивнул. Йонг не успела это заметить, как не успела ничего сделать: самурай шагнул к ней, Рэвон бросился ему наперерез, но тот целился не в Йонг – меч скользнул мимо неё и вонзился в Вонбина. Его стон ударил Йонг в затылок, она закричала ещё до того, как обернулась, чтобы поймать сползающее вдоль столба тело.
– Вонбин! Нет-нет-нет, Вонбин!
Меч с чавканьем вышел из его живота, рубаха намокла, кровь закапала прямо на руки Йонг. Она выронила оружие, Рэвон схватил её поперёк талии и попытался оторвать от Вонбина. Йонг вырывалась, цеплялась за оседающего воина. Он улыбнулся ей окровавленным ртом.
– Сыта-голь, – позвал он и резко обмяк.
– Вонбин! – кричала Йонг. – Вонбин!
Кое-как её оттащили, Рэвон силой отвернул её лицо от мёртвого тела и прижал к груди. Йонг кричала так, что кровь стыла в жилах, перед глазами стояла улыбка Вонбина, в горле клокотала больная ярость.
– Йонг, пожалуйста! – взмолился Рэвон, но она его не слышала, как не слышала одобрительных криков самураев, как не видела ни ожидания на лице генерала, ни рук сонбэ, стискивающих её, рыдающую, в объятиях.
Она почувствовала, как где-то глубоко внутри неё, в самом желудке, куда стекалась боль, что-то треснуло – гранит, сдерживающий весь её гнев и страхи, и яростное желание вырваться из-под оков чужого, неправильного мира. Йонг втянула ртом накалившийся в один миг воздух, пропустила его через себя и выплюнула обратно дым и копоть – мгновенно запахло кровью. Йонг вырвалась из ослабевших рук Рэвона, упала, теряя контроль над телом.
С палубы поднялась уже не девушка – монстр, спавший в её теле с тех пор, как она впервые оказалась в этом Чосоне, зверь, которого Лан просила оберегать и взращивать, но не кормить собственными эмоциями, чудовище из древних сказок, которыми прежде пугали на ночь детей.
Кожа покрылась волдырями и сходила с её рук и шеи слоями, обнажая древнее зло холодного багряного цвета гнилого мяса. Запах, почудившийся Йонг поначалу, был не запахом крови Вонбина, а влажным металлом, и рвался из неё настоящий дракон, когтями прорывал себе путь из нутра тела наружу, в мир.
Йонг горела и плавилась, растягивались кости, мышцы, расходилась под давлением изнутри плоть, и она могла только кричать, и кричать, и кричать, и страхи и гнев замещались в ней физической болью, терпеть которую не было сил.
Корабль закачался на волнах, вспенилась вода, позвала за собой. Йонг корчилась, её замотало, дёрнуло к борту, и она вывалилась в море под яростные крики самураев и Ким Рэвона.
– Ханрю! – вскричали перепуганные самураи и свесились через борт. – Ханрю!
– Держите её, глупцы! – вторил им Рэвон и уже сам рвался к ней в ледяную взбесившуюся воду. Кто-то сбросил сверху сеть, ту самую, что Йонг позабыла на ступенях, но волны подхватили её и отнесли в сторону, не тронув.
Вокруг Йонг бурлило море, внутри шипела кровь, ноги всё ещё оставались её собственными и в воде обращались не в лапы, а в единый отросток, она с трудом оставалась на поверхности, чувствуя, как коченеет низ тела и плавится грудь, шея и все лицо.
Нельзя было становиться драконом, пока рядом не было Нагиля, он помог бы ей, оттащил назад, к себе, не дал обратиться монстром! Йонг поймала эту ускользающую из сознания мысль и зацепилась за неё в отчаянной попытке спастись. Дракон пожирал её тело и разум и забирал себе всё, что она прежде контролировала и над чем имела власть – над руками, ногами, телом, сердцем и разумом.
– Спасите!.. – успела выдохнуть Йонг, прежде чем её накрыла волна, и в воде вытянула перед собой не руки, а драконьи лапы с когтями. Ноги больше не слушались, ноги были не её – не лапы даже, а змеиный хвост, и обращалась она не в дракона, а в подобие его, и сама понимала это остатками сознания, что ещё плескалось в бурлящей, кипящей внутри и вокруг неё лавы.
Она почувствовала, как её оплетает вода и не даёт зверю вырваться из тела полностью, а потом её пронзила новая вспышка боли – что-то острое и обжигающе-холодное вонзилось промеж лопаток с лопающейся кожей. Кто-то выстрелил ей в спину. Йонг поняла, что кричать больше не может – язык раздвоился и вывалился изо рта.
Почти обернувшись змеем, она снова нырнула – остудить, охладить в себе этот жар! Её убьют, скользнуло в мыслях, ещё человеческих, ещё своих собственных.
– Сон Йонг! – закричал Рэвон и прыгнул в воду. – Я помогу, Йонг!
Он доплыл до неё, схватил за изменившуюся руку. Йонг зашипела, море влилось в горло и обожгло солью внутренности. Тогда Рэвон схватил её, почти бессознательную и мгновенно ослабевшую, и потащил через толщу воды.
«Нагиль», – зазвенело у Йонг в ушах, в голове, осело на неповоротливом чужом языке и впиталось в нёбо. Нагиль!
* * *
Чунсок шёл по пятам Нагиля и заверял, что они обыскали всю территорию монастыря,
