Тэсса яростно.
— Я тут ни при чем, — открестилась Камила, — я понятия не имела, зачем Дженифер ехала сюда.
— Она не смогла бы попасть в Нью-Ньюлин в одиночку. Целый инквизиторский орден не смог.
— Кроме меня, — с некоторой гордостью сказал Гастингс.
— Кроме профессора. Дженифер бы в жизни не добралась до дома доктора Картера, если бы ты не встретила ее. Вот почему ты отказала Мэри Лу, когда она звала тебя присоединиться к нам в моем доме.
— Нет, Тэсса, — гневно сказала Камила, отступая, — ты не вовлечешь меня в это. Я просто оказала маленькую дружескую услугу и пошла домой. Дженифер просила не сопровождать ее дальше границы деревни.
— Ну разумеется, — согласилась Тэсса, — я не буду посвящать орден во все детали, а ты сожжешь свою диссертацию и забудешь о мистере Моргавре.
— Ни за что на свете я не пойду на такую сделку!
И тогда Тэсса ей улыбнулась, выпустив свою тьму наружу. Лишь немного, на самом деле, но этого оказалось достаточно.
— Да чтобы вы все провалились, — закричала Камила, развернулась и бросилась вверх по тропинке.
— В прежние времена здесь не было так интересно, — неожиданно сказал Ричард.
В этот вечер они все напились розовым шампанским Холли, который вдруг резко захотел разделить с другими их горе и пожаловаться на свое.
Из пансионата вынесли разнокалиберные столы и стулья, расположив их на лужайке возле кладбища, словно никому не хотелось далеко отходить от Сэма.
Подобревшая после бесчисленных бокалов Мэри Лу рассказывала профессору Гастингсу о местных закатах и рассветах и дошла до того, что предложила ему остановиться в пропахшем рыбой домике ее деда.
Фанни и все еще прозрачный Кенни играли в прятки.
Ричард и доктор Картер энергично обсуждали эволюционную мутацию ДНК.
Милны преследовали Холли и требовали вернуть их картину, а он громогласно объявлял, что его постигла творческая кастрация и мир не переживет этой угрозы.
Вероника Смит, помахивая бутылкой, орала на своего покойного мужа Малкольма.
Джеймс и Одри катались на пони.
Невыносимый Джон с Жасмин на руках объяснял Бренде, игравшей с Артуром, где лучше поставить песочницу для детей.
Камила Фрост с брезгливым выражением лица шпыняла безобидного лодыря Эллиота.
Кимберли Вайон, хаотичная ясновидящая, читала вслух «Алису в Зазеркалье», чтобы удержаться от новых предсказаний. Иногда ей очень хотелось побыть с людьми и не пугать их.
Тэсса валялась в шезлонге, прислонившись к теплому боку Фрэнка, который и в сумерках не расставался с темными очками, и размышляла о том, что Камила могла оказаться права.
Возможно, не стоило спускать чудовищу убийство человека.
Профессор Гастингс передал совершенно расклеившуюся Мэри Лу чете Милнов и подошел к Тэссе, опустился на складной табурет возле шезлонга.
— Все, что делает инквизитор, не подлежит сомнениям, — тихо напомнил он.
Тэсса улыбнулась ему:
— Я больше не инквизитор.
— И, между нами говоря, слава богу.
К ним подлетел Холли, пьяный, раскрасневшийся, взволнованный.
— Так, — решительно объявил он, — раз уж мне больше нечего терять, то пора познать новые грани человеческого бытия!
— А это уже пугает, — с ленцой заметил Фрэнк.
Его большая рука лежала у Тэссы на плече и дарила умиротворение.
Как будто ты долго плыл по открытому морю и отчаялся найти сушу, но впереди вдруг показались смутные очертания берега.
Холли плюхнулся на шезлонг, не рассчитанный на трех человек сразу, тот крякнул, и его передние ножки надломились.
— Вот балбес, — все также расслабленно отреагировал Фрэнк. Он уперся одной ногой в землю, подтянул Тэссу к себе, чтобы она не съезжала вниз, и снова застыл пригревшейся на солнце ящерицей.
Холли, едва не слетевший с шезлонга, сполз на траву, прислонился к бортикам спиной и вытянул ноги.
— Вы, друзья мои, ответственны за то несчастье, которое меня постигло, — заплетающимся языком пролепетал он.
— Все с тобой будет в порядке, — заверила его Тэсса и погладила по светлым растрепанным волосам. — Этот мир ни за что не потеряет самого великого гения всех времен и народов.
— Ну, — Холли задумался, — возможно, и был кто-то талантливее меня. Один или два живописца. И один из них — мой прадед Уолтер Лонгли, создавший в Ньюлине собственное художественное направление.
— Ты задолбал, — вздохнул Фрэнк, — твоя сперма — самовосстанавливающийся ресурс. Подожди немного, и совсем скоро пресловутый целибат начнет тебя распирать изнутри так, что ты опять начнешь рисовать как одержимый.
— А вдруг это знак?
— Какой еще знак?
— Знак свыше, — Холли развернулся к ним, глаза его блестели, — вдруг моя муза дает мне сигнал, что пора попробовать что-то новое!
— Блин, еще и муза, — скривился Фрэнк, — мало нам пони.
— Что-то новое — это что? — спросила Тэсса.
Холли ничего не ответил, прижавшись щекой к ее запястью. Он был похож сейчас на своевольную кошку, которая знала, что нельзя прыгать на стол за сливками и что за это полагается веником по морде, но никак не могла устоять перед искушением. На его губах играла озорная улыбка.
Тэсса ощутила, как рука Фрэнка на ее плече напряглась, но он сдержался и сохранил свою неподвижность.
Только пророкотал угрожающе:
— Ну-ну.
Холли знал, и Тэсса тоже, что Фрэнк был собакой, которая охраняет.
И это рычание мало что значило: Холли уже входил в круг людей, которым ничего не грозило.
И хотя воображение Тэссы быстро нарисовало самые порнографические сценарии, на которые было способно, она понимала, что им всем понадобится время, чтобы разобраться друг в друге и не никого не ранить.
К счастью, запаса терпения у Холли было много.
Он легко коснулся ее ладони губами, проворно вскочил на ноги и помчался по лужайке с громкими воплями о том, какую роскошную вечеринку он устроит на кладбище.
Фрэнк проснулся с таким мучительным похмельем, что немедленно позавидовал Тэссе и ее инквизиторскому метаболизму.
Он спустился вниз, едва удерживаясь от стонов, но правило есть правило: кто проснулся первым — тот относит молоко призраку и пикси.
Остановившись на половине дороги к кухне, Фрэнк обалдело моргнул: пол гостиной был завален баллонами от краски и покрыт пятнами.
Стены пестрели рисунками — в эту ночь пьяного Холли, видимо, потянуло на граффити. Сам он спал на диване, упав лицом в подушки, и на его подбородке блестела слюна.
— Отвратительный тип, — пробормотал Фрэнк, но улыбка уже подкрадывалась к его губам.
Что же, великий художник Холли Лонгли, очевидно, не испытывал недостатка во вдохновении, а творческий кризис обернулся всего лишь затянувшейся истерикой и грандиозной попойкой, после которой будут страдать многие жители деревни.
Фрэнк частенько едва терпел этого чокнутого художника, считая его поверхностным из-за слишком сиропного благополучия. Но Тэсса видела в Холли свет, который разгонял
