крапиву собирать.
Ведунья привлекла к себе Енисею, Олеба и Истра, крепко обняла. Катя смотрела на эту компанию дорогих и любимых людей, близких и родных, и улыбалась. Теперь все будет хорошо – она это знала.
– Они что же, все умерли? – в ужасе шептала Ярослава, обходя с Истром тела болотников: серо-зеленые, покрытые белесой изморозью.
Истр тяжело вздохнул:
– Нет, зимой их болота до дна, почитай, промерзают, и ничего, весной все семейство оттаивает. Морок, конечно, черный… Болеть будут, сердешные, долго…
И тут до них донесся глухой стон.
– Ох-хо-хонюшки-хо-хо, – вздыхал кто-то в самом низу.
– Скорее!!! – закричал радостно Истр, к нему на помощь бросились ребята.
Все вместе они быстро разобрали гору замороженных и обледеневших тел и обнаружили сильно помятого, покрытого толстым слоем копоти человечка. Тот болезненно зажмурился, когда его подняли на руки, и открыл глаза только тогда, когда его аккуратно положили на расчищенное место, заботливо положив под голову мешок.
– Что, други мои, неужто мы победили?
– Победили, дедушка, победили, – закивали ребята.
Тогда болотник сел. Огляделся по сторонам.
– Ох, беда-беда, сколько болотного люда померзло, – причитал он.
– Дедушка, – воскликнул Истр, помогая встать болотнику, – надо родню на помощь звать, лечить скорее от морока черного да от беды неминучей. Старик покряхтел, бросил на пыльный пол свой пояс, внутри которого тут же появилась зеленая лужица, шагнул в нее и исчез со словами:
– Ну, прощавайте, люди добрые!
И через мгновение стали исчезать замерзшие тела его собратьев.
– Это за ними родственники приходят и забирают. Не хотят, чтобы мы их видели, – пояснил Истр.
– Бедные, жалко-то их как! – тяжело вздохнула Ярушка.
* * *
Катя немного отделилась от остальных.
Она подошла к тому месту, где недавно лежало тело Антона: все трое исчезли вместе с Ирминой и черными духами. Неизвестно, что с ними стало, но ведьма никого не пожалела – в том лютом морозе, который она наслала на Катю и ее друзей, вряд ли кто-то выжил.
Катя не могла понять свои чувства. Разочарование. Грусть. Горечь. Непонимание. И… Все сплелось в один клубок.
К ней подошла Могиня:
– Прости, милая. Как я сразу не признала в тебе Долюшку! Это я, старая, все неправильно поняла и все запутала: и со зверем-оборотнем, и с сундуком. Теперь мы обязательно найдем твою маму.
Катя улыбнулась:
– Я ее уже нашла, все в порядке. А отчего вы меня долюшкой какой-то зовете?
– Да тут и сомнений быть не может – тебе сами правьи духи покорилися… Да и посох этот, и Алатырь опять же. Все одно к одному сходится – ты дочка Макоши и Велеса, великих наших заступников. А коли на поле боя удачу принесла – значит, их младшенькая, Долюшка. Старшенькая-то – та все больше к неудачам и бедам нам, людям, видится, оттого и зовем ее запросто – Недоля…
Ребята, привлеченные их разговором, стояли рядом, разинув рты. Ярослава не мигая смотрела на Катю, дыша через раз. Наконец она не выдержала:
– Как же так? Неужто такое может быть? Вот прям настоящая Доля?!. А я ей косы плела…
И она растерянно моргнула.
Могиня внучку погладила по голове:
– Мне думается, нашей Кате пора… Она довольно для нас всех сделала, теперь ей домой надо сбираться…
И отошла в сторону.
Ребята обступили Катю со всех сторон, но как-то засмущались, глаза потупили.
Ярушка всхлипнула:
– Так что же, ты уйдешь, и мы больше никогда-никогда не свидимся?
Катя убрала волосы с лица.
– Ребята, я сама толком еще ничего не понимаю. Алатырь провел меня к маме. Она наговорила мне много всего. Получается, что вроде как этот мир, – она показала пальцем себе под ноги, – существует с другим, в котором я когда-то жила, одновременно. В том мире у меня отец есть, сестра. Дом. И Александрия не разрушена, – Ярушка понимающе кивнула. – Выходит, я как бы не в будущем живу, а в прошлом… И как такое возможно, не знаю.
Ярослава порывисто обняла ее. Поцеловала в щеку, измазав солеными и горячими слезами.
– Ты нас вспоминай, ладно? – тихо прошептала Енисея и обняла их обеих.
– Мы о тебе всегда помнить будем, – вздохнул Истр.
– Да уж. Такое не забывается, – подтвердил Олеб и улыбнулся.
Катя быстро прошептала:
– Я уверена, что мы еще встретимся, только никому не говорите. На всякий случай оставляю вам Алатырь, – она протянула кулачок Ярушке и положила минерал ей в ладонь. В девичьих пальцах блеснул синевой прозрачный камень.
Ребята запротестовали.
– Нельзя, что ты! – горячо шептали они, а сами опускали любопытные и восторженные глаза на Ярушкину ладонь. – Кто-нибудь хватится… Да и не будет он нас слушать!
– А я его попрошу, и он станет. Короче, он вас выведет ко мне, если что. А я сама найду к вам дорогу, как только разберусь там, что да как…
С этими словами она еще раз порывисто всех обняла, подскочила и чмокнула Могиню в щеку, схватила свой мешок и, лихо взмахнув посохом, исчезла в ослепительно белой дымке.
Оставшиеся в тишине ребята и Могиня еще какое-то время слышали тяжелый гул, будто где-то рядом работают гигантские каменные жернова мельницы, но через пару мгновений стих и он. Их снова окружила полная тишина.
Только над головами поблескивали небольшие круги светозаров.
Тяжело вздохнув, Могиня обняла ребят и увлекла в переход. Когда сумеречное пространство за ними закрылось, вдоль стены проскользнули две мужские тени:
– Надобно проходы лучше запечатать. Боюсь, навьи духи сюда зачастят, место-то приметное…
– И то верно, – согласился с ним второй. Потом радостно хлопнул первого мужчину по плечу:
– Да не печалься, брат! Зато у него дочка нашлась! Ведь и не чаял уже свидеться-то.
– Что правда – то правда, – рассудительно проговорил первый, – дочка хороша. И толк из нее будет.
Мужчины помолчали.
– Как бы Алатырь молодежь не потеряла…
– А ты пригляди на всякий случай, лады?
Что ответил первый, уже не было слышно: тени сквозь стену прошли в другие помещения. Большой зал снова погрузился во мрак и тишину, ожидая наступления новых, не менее захватывающих событий, свидетелем которых он в скором времени станет.
Ма́ра – в славянской мифологии призрак, привидение. Персонаж низшей мифологии народов Европы. В европейской мифологии – злой дух, демон, садящийся по ночам на грудь и вызывающий дурные сны, сопровождающиеся удушьем под весом демона.
Петром I в 1700 году была проведена
