В раздумьях прошла в спальню и уселась на кровать.
Данил ворвался в комнату, запыхавшийся, и в одном полотенце, прикрывавшим бедра. Никогда не видела, чтобы мылись в такие рекордные сроки.
Встретившись со мной взглядом, Потрошитель, казалось, выдохнул с облегчением:
— Подумал, что ты ушла, — признался он.
— Я же обещала.
— Я знаю, но… — неловко замялся. — Не уходи от меня, пожалуйста.
Несколько длительных десятков секунд Данил мялся на пороге в нерешительности. Я никогда прежде его таким неуверенным и сбитым с толку не видела. А потом муж рывком преодолел разделяющее нас расстояние, поднял меня на ноги и прижался всем телом.
Он запечатлел на моих губах мимолетный, быстрый поцелуй, как немое обещание о большем и отстранился:
— Ты все еще… хочешь меня? — спросил еле слышно. — Пока мылся, я вдруг, чертовски испугался, что разрушил все между нами до основания.
Наверное, одна часть меня злорадно желала его наказать, но вторая таяла сразу же, стоило Данилу только оказаться рядом. Вторая победила.
Потрошитель продолжал тереться об меня всем телом. И в местах, где наша обнаженная кожа соприкасалась, казалось, проскакивали молнии. Если же до этого во мне и сформировался хоть какой-то, но членораздельный ответ, то ощутив этот ни с чем несравнимый жар, все мысли — испарились. Остались лишь желания, потребности и нужда. Горячая, всепоглощающая, дикая.
Поэтому вместо слов, задыхаясь, кивнула. Ответ получился неоднозначным и противоречивым, словно я опровергала и тут же соглашалась. Влечение к Данилу никуда не делось, лишь усилилось. Ни к кому я ничего подобного не чувствовала. Но и разрушение было неизбежно.
Да, я ощущала, как словно рассыпаюсь пеплом под его руками, но знала, что только Данил мог воскресить меня, слепив заново.
— Я никогда не чувствовал ничего подобного, — нетерпеливо раздевая меня, прошептал Потрошитель, подтвердив мои собственные мысли.
— Я тоже.
— Марта… Моя Марта…
Его голос сильно дрожал, а возбуждение было таким ощутимым, что в какой-то миг мне показалось — все нереально.
Даже не помню, как Данил обнажил меня, потерявшись в удовольствии, очнулась в его крепких объятьях на прохладных простынях.
Ласки, которыми он меня одаривал, вначале были томительно-нежными, но эта медлительность не продержалась долго. Мы оба сорвались в такую жадность, точно не были вместе целую вечность.
Каждое движение, вздох, слово, отзывалось во мне острым наслаждением. Тело выгибало дугой, ощущение гиперчувствительности было одновременно и наградой, и тонким извращенным наказанием. Чем больше Данил мне давал, тем ненасытнее я становилась. Словно внутри образовалась жгучая черная дыра, пугающая своей пустотой, которую непременно надо было заполнить. И сделать это мог только мой… муж.
Никогда не думала, что смогу быть настолько близко к кому-то, ощущая не только физическую близость, но и единение душ. Именно это мы с Данилом испытывали сейчас.
Наши силы сплетались в одно целое, поражая меня мощностью и величием. Удовольствие ошеломляло. От накала эмоций прерывалось дыхание. И когда наши тела достигли пика наслаждения, перед глазами подмигнули звезды.
Потрошитель был ненасытен. Я уже и сбилась со счету, сколько раз он возносил меня к экстазу, никак не угомоняясь. Данил вел себя так, словно каждая минута для нас — последняя в этом мире и время надо использовать по полной, не теряя и мгновения.
Да и я не уступала в рвении, пытаясь утолить чувственный голод.
К полуночи тело было пресыщено ласками. А я чувствовала себя такой наполненной и вымотанной, что еле держала глаза открытыми.
— Теперь ты точно не убежишь от меня, — довольно проговорил Данил, ласково поглаживая мою спину. — Я позаботился об этом.
— Не то слово, — легко согласилась. На душе царило умиротворение, все сомнения были уничтожены. — Я сомневаюсь, что даже ходить смогу.
— Тебе не придется, — пообещал он. — Я не собираюсь еще долго выпускать тебя из постели.
Данил стал облизывать мою шею, а потом чертыхнулся, замерев:
— Прости, милая, совсем забыл, что мне надо идти.
— Куда? — напряглась я.
— Надо уладить одно дело с советом существ. Понимаешь, на каждое обращение человека в Потрошителя мы должны получить разрешение от совета. Но так как я знал, что ты моя истинная пара и ждать не мог, то посчитал это несущественным нюансом. Теперь отец в бешенстве еще и за мою беспечность. Сегодня я должен отправиться к совету с объяснениями, — тяжело вздохнул он.
Я нахмурилась, недовольно простонав. Мысль даже о кратковременной разлуке с Данилом теперь казалась сущим мучением.
— Как бы мне не хотелось оставлять тебя одну, но это необходимо сделать. На острове безопасно. А к утру я вернусь. Ты даже соскучиться не успеешь, — пообещал муж, нехотя вставая с кровати. — Хотя я надеюсь, что успеешь…
От предвкушения в его голосе мне осталось лишь хитро хмыкнуть.
Данил быстро оделся, на прощание притянув в объятья:
— Я буду первым, кто пожелает тебе доброго утра, — куснул он меня за ухо, послав по телу новый залп приятной дрожи.
— Ловлю на слове.
Крепко поцеловав, ушел.
Поначалу я думала, что заснуть без тепла его тела будет невозможно, но усталость оказался сильной, и довольно быстро сморила меня окончательно. С бабушкой во сне я вновь не встретилась. Смутное беспокойство начало преследование. Сон был без картинок. Тьма окутывала меня со всех сторон. Липкая, отвратная и удушающая.
Услышав отчаянный крик бабы Стаси:
— Берегись, Марта! Берегись!
Я проснулась, задыхаясь и обливаясь холодным потом.
Еще не рассвело. Но спать больше не хотелось.
Похоже, в отсутствие Данила меня стали мучить кошмары.
Поспешила в душ, чтобы смыть с себя неприятный след сна, а потом, одевшись, вышла на крыльцо. Прихватила с собой маленький карманный блокнот и ручку, чтобы порисовать в тишине на рассвете. Черно-белым, конечно, невозможно передать все краски, но вот полутона и глубину…
Решила, что встречу мужа у дома, выказав все нетерпение, на которое только была способна.
Серело.
Тишина давила на уши.
В какой-то момент она мне показалась зловещей.
Невозможно, чтобы лес в мгновение онемел.
Из тумана вышло шестеро мощных фигур, закутанных в черное. Они окружили меня так быстро, что я даже вскрикнуть не успела.
Попытавшись сбежать, получила удар в живот, потеряв дыхание от пронзившей боли. В глазах потемнело. Стоило только прижать руки к месту удара, как они увязли в горячей липкой жидкости.