Карен Монинг - За горным туманом

— Его вина?

— За то, что загадал желание на звезду.

Хок фыркнул.

— Желания, загаданные на падающие звёзды, не сбываются, девушка. Любой бестолковый ребёнок знает это.

Эдриен с озорством выгнула бровь:

— Но он сказал, что загадал на появление совершенной женщины. — Она прихорошилась. — И я определённо отвечаю всем требованиям, — подразнила она.

— Да, это так, — прорычал Хок. С грешной улыбкой, он накрыл ладонью одну из её совершенных грудей и толкнул её обратно на плед, когда их страсть снова начала разгораться. Его последней связной мыслью, до того как он потерялся в красоте и чуде, которыми была его жена, было то, что Гримм должен ему дать ему несколько ответов, и извиниться перед его женой. И если он должен был признать это, то исходя из того, что он знал, желания, загаданные на падающую звезду действительно могли сбываться. Гораздо более странные вещи случались за последнее время.

В последний день Хок гнал коня, словно одержимый. «Мы украли три дня», — мрачно размышлял он, прижимая жену к своей груди в собственническом объятии, прижимаясь щекой к её шелковистым волосам.

В лесу он чувствовал себя в безопасности, потому что любой враг, который угрожал его жене, не знал, где она находится в этот момент. И он тянул это время, растягивал его, чтобы оно продлилось подольше, храня свои тревоги подальше от своей жены, желая ничем не омрачить её удовольствие.

Кроме того, он почти что засыпал каждый раз, после того как его требовательная юная жена находила к нему подход. Дьявольски странная вещь. Никогда раньше он не падал на землю таким насытившимся и удовлетворённым. О, но эта девушка обладала каким-то сильным волшебством.

Но сейчас его мысли угрюмо обратились к тому, что их ждало впереди. До празднования дня Благословенных Усопших, предупреждал Рушка. Самайн наступал завтра, а день после Самайна был праздником Благословенных Усопших — или Всех Святых, как его некоторые называли.

В Самайн для любого человека было опасно оставаться одному. Ходили слухи, что эльфы бродили по земле в такую ночь, используя всю свою волшебную силу. Ходили слухи, что зло множилось в Самайн, и вот почему кланы складывали двойные костры из берёзы, рябины, дуба и сосны, и окапывали их глубокими рвами. Там они собирались все до одного, каждый мужчина, женщина и ребёнок, и праздновали вместе, защищённые кругом огня.

Внутри этого кольца, он свяжет свою жизнь со своей женой и попытается сотворить для них собственное волшебство.

Но он мог интуитивно чувствовать, что что-то может пойти совершенно неправильно.

Адам насвистывал, покидая эльфийский остров Морар. Время, обычно ничего не значащее для него, пронеслось мимо, один бесценный день за другим. Когда он играл в игры со смертными, время постоянно причиняло ему беспокойство. Слишком надолго забросил он свои дела в Далките, так как потребовалось некоторое время, чтобы убедить его Королеву в том, что он не замышляет никакого вреда.

А теперь далеко видящий Адам направил свой разум в сторону Далкита, чтобы изучить произошедшие изменения в его игре. Он застыл и снова засвистел. Как они посмели?

Когда его Королева произнесла эти проклятые слова, решившие судьбу Хока, Адам повсюду искал совершенное орудие мести. Он бродил сквозь века, прислушивался, присматривался, и, наконец, с предельной точностью выбрал идеально подходящую женщину. Адам не был тем, кто часто портил жизнь смертным, но когда он это делал, то об этом слагали легенды. И Адаму это нравилось.

Некоторые называли его Пэком. Бард [28] назвал бы его Ариэлем.

Другие по-прежнему знали его, как Робина Доброго Малого [29]. Шотландцы называли его sin siriche du — чёрным эльфом. Иногда Адам принимал вид светящегося безголового всадника, или гримасничающего привидения, несущего косу, только чтобы подольше оставаться в памяти смертных. Но какое бы волшебство он не применял, он всегда выигрывал то, что собирался выиграть. И он был так уверен в успехе на этот раз! Женщина не только выросла в магическом Новом Орлеане, но она так неистово зарекалась от мужчин, что он её услышал сквозь века. Адам наблюдал за ней несколько недель, прежде чем сделал свой осторожный выбор; он изучал её, узнал всё, что можно было узнать, об очаровательной Эдриен де Симон. Он знал о ней то, что не знал даже её возлюбленный муж. Он был убеждён, что она была той женщиной, которая обязательно возненавидит легендарного Хока.

Сейчас Адам двигался к Далкиту-на-море, и его далеко видящий взор обнаружил блаженствующую Эдриен, в голове которой мечтательно нежились свадебные планы.

Но Хок, ах…Хок был сейчас не так расслаблен. Он чувствовал, что что-то было не так. Он будет готов.

Адам принёс сюда Эдриен, чтобы она отвергла Хока, и конечно же для того, чтобы предъявить права на красавицу самому. Редко рождаются такие волнующие смертные создания, как эта женщина. Даже Король высказался по поводу её совершенства. Что за сладкая месть, женить Хока на женщине, которая никогда его не полюбит, и которую Адам сделал бы своей. Наставил бы рога мужчине, который оскорбил Короля Эльфов. Но, кажется, он был так же не прав по отношению к Эдриен, как и по отношению к Хоку. Недооценил их обоих, вот что он сделал.

Она любила Хока так же сильно, как Хок любил её.

Адам резко вытянулся и хитро ухмыльнулся, когда его посетило вдохновение. Какой мелкой местью было бы просто наставить рога Хоку.

Новая и по-настоящему разрушительная возможность прямо сейчас пришла ему на ум.

Лидия и Тэвис сидели на мощеной террасе Далкита, когда поздно ночью приехали Хок и Эдриен.

Сидя в глубокой тени, тихо разговаривая и потягивая сладкий портвейн, они смотрели, как молодые люди въехали во двор, спешились и, взявшись за руки, двинулись к террасе. Глаза Лидии засверкали от счастья, когда она это увидела.

Эдриен что-то сказала, заставив Хока рассмеяться. Когда он потянулся, лениво остановил ее и поцеловал, она сорвала ремешок, чтобы распустить его волосы, и выбросила его в ночь. То, что началось как нежный поцелуй, углубилось до голодной страсти. Шли долгие минуты, а их поцелуй всё еще длился. Затянувшийся, дикий, горячий поцелуй между Лэрдом Далкита-на-море и его леди. Они целовались под почти полной луной, на лужайке прямо перед террасой.