дрожали от холода, мы флиртовали. – Она с трудом сглатывает, а затем вытирает щеки. – Я должна была попытаться вернуться раньше. Возможно, тогда Доминик была бы жива.
Неужели мы пришли сюда, чтобы она винила себя? Я сдерживаю слова, но это не похоже на мою Джорджи. Если возникает проблема, она первая предлагает решение. Она не любит зацикливаться на прошлом. Но в этом месте, в этих мертвых женщинах есть что-то такое, что не позволяет ей двигаться дальше.
– Ты сделала все, что было в твоих силах. Мы даже не могли общаться, помнишь?
– Я должна была лучше стараться. – Она сглатывает, оглядывая пещеру. – Я бы могла оставить тебя и вернуться…
– И была бы съеденной метлаками, или снежными кошками, или замерзла бы в снегах.
Но Джорджи только качает головой. Она еще немного бродит по пещере, прикасаясь к грязным стенам или уставившись в пол. Останавливается над двумя накрытыми телами и молчит так долго, что я начинаю беспокоиться. Затем она делает глубокий вдох и поворачивается.
– Мы можем вынести их наружу? Не думаю, что они хотели бы быть похороненными здесь. Они хотели быть… свободными. – Ее голос дрожит. – Под небесами.
Я киваю.
– Я могу это сделать.
Мы молчим, пока я осторожно вытаскиваю наружу завернутые в меха человеческие тела. Джорджи погружена в свои мысли, но, когда я опускаюсь перед ней на колени и жестом предлагаю забраться мне на спину, чтобы уйти, она делает это без возражений. Она крепко прижимается ко мне, зарываясь лицом в мою гриву. Я несу свою половинку обратно на заснеженную землю.
Спустившись, Джорджи смотрит на три тела с отсутствующим выражением лица.
– Теперь они вместе.
– Скажи, где я должен похоронить их и как глубоко? – Если она попросит меня докопать до подножия горы, я это сделаю. Все что угодно, лишь бы немного унять печаль в ее глазах.
Моя пара указывает на край одного из близлежащих утесов. Я копаю так глубоко, как только могу, пока утрамбованный снег не превращается в лед. Джорджи пытается помочь, но я рычу на нее, и она отступает. Не хочу, чтобы она выполняла тяжелую работу, не с нашим ребенком под сердцем. Я могу это сделать для нее. Пока я работаю, она обматывает меховые шкуры вокруг каждого погибшего человека, убеждаясь, что они плотно укутаны. Затем берет кусок угля и пишет странные символы на шкурах. Я спрашиваю, что это, она отвечает, что записывает все, что знала о каждой из девушек, чтобы это не было забыто.
Когда с этим покончено, она делает маленькие крестики из костей и украшает их веревочками из бисера, которые, как я знаю, подарила ей Майлак.
– Не знаю, какого они были вероисповедания, но надеюсь, что это зачтется, – говорит она мне, когда я выпрыгиваю из ямы и подхожу к ней.
Пришло время положить мертвых внутрь. Я делаю это очень осторожно, следуя ее инструкциям. Она велит уложить их валетом, будто они все еще дружно спят в большом меховом гнезде. Закончив, я поворачиваюсь к своей партнерше.
Она плачет.
Я в шоке. Другие люди иногда плачут и рыдают, но моя Джорджи всегда сохраняет самообладание и готова найти решение. Однако сейчас ее глаза влажные и блестящие, а губы дрожат.
– Джорджи? – спрашиваю я, волнуясь. Это на нее не похоже.
– Можешь засыпать их, – шепчет она, глядя на мертвых, а не на меня.
Я киваю и, хотя мне неловко от ее слез, делаю так, как она просит.
Она сидит рядом и тихо плачет. Когда яма наполняется снегом, мы собираем маленькие камушки и обрамляем ими могилу. Джорджи ставит свои кресты в изголовье могилы, а затем садится, сложив руки вместе.
Я сажусь рядом. Очевидно, ей нужно сказать несколько слов. Вероятно, это часть церемонии человеческого погребения.
Джорджи смотрит на кресты влажными от слез глазами и делает глубокий вдох.
– Крисси, Пег, Доминик… Мне очень жаль. Мне так жаль, что я вас подвела.
Что? Я удивленно смотрю на свою девушку.
– Как ты их подвела?
Она вытирает глаза.
– Они погибли из-за меня. Я не смогла уберечь их от опасности.
Я качаю головой, не понимая.
– Я была лидером, – объясняет она дрожащим голосом. – Это была моя идея – сразиться с нашими похитителями. Этот бой помог нам вырваться на свободу, но как раз в тот момент мы потерпели крушение. – Она прикусывает губу. – И именно я отправилась за помощью.
– Ты спасла одиннадцать других женщин: Лизх, Ки-ру и остальных. Ты нашла меня и убедила подняться на гору, чтобы помочь им. Ты вернула жизнь нашему племени. Ты дала мужчинам моего народа надежду на семью и будущее. Неужели ты бы сделала другой выбор, если бы могла вернуться?
Она с трудом сглатывает и качает головой.
– Нет. Думаю, это одна из причин, почему чувствую себя такой виноватой. – Джорджи смотрит на меня. – Я счастлива. Я должна быть расстроена тем, что оставила Землю позади и трое моих людей погибли, но все, о чем могу думать, это ты, наш ребенок и будущее.
Я беру ее за руку. Теперь я понимаю. Чувство вины не дает ей покоя. Вины как вождя, за то, что кто-то в племени пострадал. Она чувствует себя ответственной за этих женщин.
– Ты считаешь, что не должна быть счастлива?
– Иногда я думаю об этом.
– Думаешь, они хотели, чтобы ты и остальные были несчастны? Думаешь, они не хотели, чтобы вы прожили долгую, счастливую жизнь? Неужели ты считаешь, они не хотели, чтобы вы были свободны?
– Нет, я так не думаю. Но мне странно чувствовать себя такой счастливой после того, как у меня все отняли, понимаешь? – Она крепко держит меня за руку.
– Нет ничего плохого в том, чтобы находить радость в жизни, моя Джорджи. Абсолютно ничего. Я думаю,
