и исчез.
Какого хера?
Весь коттедж затрясся, и окна задрожали.
— Между нами, Лена, ещё ничего не закончено. Понимаешь? — прорычал он, помогая мне встать с кровати и вытаскивая одежду из шкафа.
Я не могла думать из-за шума снаружи, напоминающего зону боевых действий. Не хватало только сирен перед бомбами. Я вздрогнула, когда Лукьян подошёл ко мне, сунув в руки лифчик и трусики. Я заметила, что они были какими угодно, только не сексуальными, как и одежда, которую он мне протянул. Он сунул такие же вещи в сумку, и я улыбнулась, поняв, что он делает. Он отправлял меня на Вознесение во всём несексуальном.
Коттедж снова затрясся, и Лукьян остановился, изучая меня с жаром, смешанным с неуверенностью.
— Никаких деток, ты принадлежишь мне, — прорычал он и улыбнулся. — Помни об этом, когда тебе пытаются втолковать, как важно продолжить род.
Лукьян проводил меня до входной двери коттеджа, защищая от всего, что могло находиться снаружи, усадил в чёрную машину и отвёз прямо в аббатство под защиту ковена. Прежде чем я успела выйти из машины, он притянул меня к себе и крепко поцеловал, и даже спустя несколько часов я всё ещё чувствовала давление его губ. С кружащейся от поцелуя головой, он проводил меня до огромной главной двери аббатства и ушёл, как только я оказалась внутри, в безопасности от всего, что было за пределами коттеджа. Как только дверь со зловещим грохотом закрылась, Хелен схватила меня за руку и потащила в маленькую прихожую, где ждали другие старейшины ковена. Около часа меня допрашивали обо всём произошедшем, когда Тодд напал на меня и изнасиловал. Мне казалось, что меня судят за то, чего я не совершала, а Хелен назначила себя моим судьёй и присяжными. Я была уверена, что она с удовольствием стала бы моим палачом, если бы ей позволили. В момент, когда остальные покинули комнату, она пригрозила мне: держись подальше от Лукьяна. Очевидно, она планировала свести его со своей дочерью… Но, учитывая, что до Вознесения оставалось всего несколько часов, я не видела ни единых уз, которые связывали бы Кэссиди и Лукьяна. Это единственный способ освободиться от Праздника Урожая, но Лукьян, казалось, не был влюблён в Кэссиди, учитывая одержимость доводить меня до грани здравомыслия. По крайней мере, так я себе твердила. Я могу ошибаться. Возможно, он планировал устроить быстрый и грязный обряд, что было равносильно браку с ковеном.
Теперь я ждала вместе с остальными послушниками в маленькой библиотеке и лениво рассматривала старинные картины и портреты, висевшие вдоль стен. А ещё я обратила внимание на старые книги заклинаний и проклятий, которыми, должно быть, пользовались предыдущие поколения задолго до того, как было построено аббатство. Что говорило о многом, потому что нас этому не учили. У старейшин больше информации, чем можно было поверить.
— Дамы, — прощебетала Саманта, одна из старейшин, влетев в библиотеку. Саманта была одета в наряд, казавшийся прямо из декораций Маленького домика в прериях — юбка-колокол давно устарела, и на ней даже был кружевной фартук, о который она сейчас вытирала руки. Тёмные с проседью волосы собраны в пучок, а небольшие завитые локоны обрамляли лицо, придавая вид школьной учительницы. Я улыбнулась Кендре, которая пыталась подавить смешок тыльной стороной ладони. — Я должна рассказать вам всё о том, чего стоит ожидать во время Вознесения, а время ограничено. Слушайте внимательно, потому что повторять не буду.
Я почувствовала, как холодок пробежал по спине, когда беспокойство отразилось в чертах Саманты. Она перевела взгляд на меня и Кендру, но быстро отвела глаза. Как и остальные, она старалась смотреть на меня, как можно меньше, будто не знала, что сказать, или, может, потому, что все думали, словно я огрызнусь, если они будут таращиться. Как бы то ни было, случившегося не вернёшь. Ни я, ни Тодд не виновны. Виноват лишь демон, который взял контроль над Тоддом.
— Обычно у вас больше времени, чтобы узнать об изменениях, которые с вами произойдут. Я хотела бы позволить себе роскошь дать вам это время, но у меня его нет.
— Я уверена, что нам не нужно знать больше, чем мы уже знаем, — отрезала Кэссиди, и я посмотрела на неё, действительно посмотрела. Вскоре после моего приезда Кендра сообщила, что Кэссиди вступилась за меня на собрании. Она защищала меня от матери Тодда, когда та обвинила меня в убийстве её сына, прежде чем мы узнали, что он был одержим демоном. Мысль о том, что Кэссиди встанет на защиту кого-то не из её банды, была ошеломляющей, хотя в данный момент я не видела и следа человека, который мог бы иметь немного человечности. Сейчас она всё та же своекорыстная стерва Кэссиди.
— Вы все так думаете? — требовательно спросила Саманта, оглядывая комнату, в то время как многие девушки неловко переминались с ноги на ногу.
— Все боятся, но признаться в этом — слабость, — пробормотала я. — Дело не в том, что мы не хотим учиться, а в том, что перемены даются нелегко. Рост нелёгок, хотя и болезнен. Боль напомнит нам о том, что необходимо, чтобы Вознестись и стать ведьмами следующего поколения. Измениться нелегко. Предполагается, что для этого нужны усилия с нашей стороны, потому что сражение за тех, кем станем, всегда будет напоминать о том, как мы этого достигли.
Все посмотрели на меня так, словно у меня выросла ещё одна голова. Я поняла, что повторяю слова матери, которые словно заучила, и её логичные рассуждения о том, почему перемены необходимы и почему они всегда приносят трудности. Процесс должен быть тяжёлым и страшным, чтобы ты запомнил.
— Спасибо, Магдалена, — сказала Саманта, когда, наконец, посмотрела прямо на меня. — Нам нечего бояться грядущих перемен. Это Вознесение поспешное по уважительной причине. Мы скрывались от монстров прошлого, что, как я уже много раз говорила совету, явно ошибка. Знание — это сила, леди. Демоны хотят уничтожить нас. После того, как проклятье пало, мы стали сильнее. Вместе мы сможем столкнуться со всем, что нас ждёт, — сказала она с мягкой улыбкой, которая, казалось, не коснулась глаз. Как только все успокоились, она начала тихо и быстро рассказывать процесс: — Начнём с Вознесения. Мы отведём вас в комнаты, где будут проходить обряды. В вестибюле переоденем вас в церемониальные одежды. Только мантия, всё остальное снимается; вам ничего не понадобится, и если вы принесёте что-нибудь извне в церемонию, это может испортить ритуал. — Она многозначительно посмотрела на всех нас, убеждаясь, что
