Расставаться с Тиной было жалко до слез. Тут, в этом моменте смешалось столько мыслей и эмоций, что Нариз и сама не могла разобраться в своих чувствах.
Три дня она, забросив все дела, общалась с гостьей. Обсудили, кажется, все, что можно.
И момент попадания, и шок от новых тел, и то, что не все знания из прошлой жизни так уж легко применить здесь.
Поговорили о возможной судьбе спутников, но тут пришлось ограничиться слабыми мечтами о том, что, возможно, когда-нибудь их сведет судьба.
Щедро обменялись всеми знаниями по благоустройству, Нариз даже накидала для Тины чертеж водяного насоса. Пусть у нее, у Тины есть баня, которой она похвасталась, но, может быть, потом, когда-нибудь ей пригодится.
Все это было нужно, важно, все это волновало и радовало Нариз. Но была одна деталь, которая вызывала у нее повышенный интерес -- отношения между Тиной и ее мужем.
Подруга не скрывала ничего, и Нариз знала, что их брак почти также случаен, как и ее собственный. В том, как эти двое смотрели друг на друга, разговаривали глазами, случайно касались один другого, Нариз видела пример того, как могло бы быть у нее самой. Могло бы, но не сложилось…
Мысли о муже стали тяжелыми, но делиться с новой подругой Нариз не стала – Тине и так хватает проблем. А Леон… Молодой мужчина, который не слишком спешит уложить в постель юную жену… Где-то же он удовлетворяет свои аппетиты? Присутствовала нотка зависти к любви, которая ощущалась в отношениях Тины и ее мужа. Жалость к себе любимой, у которой муж хоть и славный парень, но ни рыба ни мясо. Или она, Нариз, ему не слишком нравится?!
Прощание подруг было тяжелым…
Ощущение, что теряет близкого и родного человека, пусть в том мире они бы никогда и не стали подругами, но здесь Тина была тем, кто понимал ее лучше всех, был близок и дорог.
Конечно, Нариз от души снабдила лекаря всеми травами, на которые он только указал пальцем. Конечно, и она, и Тина поклялись не терять друг друга и хотя бы изредка писать письма, сообщая о событиях в своей жизни. Но как бы там ни было, метель улеглась, и гости уехали.
Настроение Нариз упало на уровень плинтуса и подниматься не собиралось.
Ощущение, что у нее нет такой душевной близости с мужем, как она видела у подруги, и, возможно, никогда и не будет, делало ее раздражительной. Появились довольно гнусные мысли, с которыми Нариз вовсе не торопилась бороться.
«Ну, ладно я… Сны эти дурацкие, эротические… В конце концов, мне семнадцать лет, а не пятьдесят, так что ничего удивительного. Но он-то? Он-то что? Так и будет мне пальчики целовать? И вообще… Мы женаты уже полгода… Что-то не верится мне, что он все это время монахом живет. Поди-ка, отсюда и все поездки его дурацкие. Или где-то девку содержит, или, что еще хуже, по публичным домам бегает, скотина!».
Возможно, со временем дурные мысли и схлынули бы, но Нариз, все внимательнее присматривающаяся к мужу, отметила, что после отъезда гостей он стал более замкнутым и погруженным в себя. Пропало очарование вечерних посиделок, очень часто они заканчивались тяжелым молчанием и формальным – «Спокойной ночи», со стороны супругов.
Нариз накручивала себя все больше и взрыв, вполне ожидаемо, наступил в тот момент, когда муж сообщил ей:
-- Завтра с утра я уеду. Дней на семь, максимум на рундину.
Нариз сжалась, как от удара – эти его поездки только подтверждали ее подозрения. Однако, необходима была проверка:
-- Я хотела бы поехать с тобой.
-- Боюсь, что это не лучшая идея. С охраной и верхом я справлюсь гораздо быстрее, чем если придется тащить с собой карету.
«Ну, да… Правильно. Если он едет развлекаться к своей девице, то нафига ему там нужна я?!».
Нариз резко встала с кресла, и даже не утруждая себя вежливым прощанием, ушла к себе. Утром она не вышла к завтраку – ей не хотелось показывать свою боль. Однако мысль «Все мужики сволочи!» неотступно преследовала ее все время.
Обида так жгла, что несколько раз, отослав Катиш, она тихо рыдала в своей комнате: «Сволочь! Ненавижу! Я для него – все… А он?! От молодой жены по девкам бегать – ну не скотина ли!».
Леон уезжал из дома с дурными мыслями. Последние дни основательно выгрызли ему душу. Он не понимал, что случилось с той теплой и мягкой атмосферой в доме, которая была до приезда гостей. Можно сказать, что из дома он сбегал, настолько невыносимы были для него холодность и подчеркнутое пренебрежение жены.
«Ронан, конечно, болен. Не позавидуешь бедняге… Но если вспомнить, как на него жена смотрит… Пожалуй, я бы с ним поменялся местами».
Он совершенно искренне не понимал, что так резко оттолкнуло от него жену. Надо сказать, что женщины, с которыми он встречался раньше, были несколько старше и опытнее. Про себя сравнивая Нариз с нераспустившимся бутоном, ридган настолько преувеличил ее хрупкость и беззащитность, что делал весьма банальную для мужчин ошибку – боялся двигаться дальше.
Эти полгода дались ему более чем тяжело. Он специально придумывал для себя часть поездок, просто, чтобы измотать себя физически, чтобы не было этих горячечных снов, огня в паху и безумного желания, которое сжигало хорошие манеры. Все чаще нужно было загонять себя до полного изнеможения, с тем, чтобы потом просто провалиться в черную яму сна.
Получалось это не всегда – ридган был молод и здоров. И в такие ночи ему была обеспечена бессонница и бесконечная череда мыслей об этом непостижимом существе, что жило с ним рядом – о его жене.
Поездка выдалась неудачной. Хотя, с какой стороны смотреть. С деловой точки зрения, все прошло просто прекрасно, но вот на обратном пути вымотать себя не получилось – за эти дни крестьянские возки разъездили дорогу и, вернувшись после обеда домой, ридган чувствовал себя так, будто для собственного развлечения совершил легкую конную прогулку.
Жена не вышла его встречать.
Леон специально топтался некоторое время в холле, ожидая появления на ступеньках лестницы изящной фигурки тщательно маскируя привезенный подарок. Но нет, она так и не вышла на шум.
С отвратительным настроением он отправился в комнату, где его уже ждал столь полюбившийся и удобный горячий душ и свежая одежда. Но даже здесь, в собственной комнате, все напоминало о жене.
Одевшись, он с каким-то отвращением посмотрел на стол, накрытый лакеем. Один прибор - значит, Нариз не собирается к нему присоединиться.
Леон сцепил зубы и сел за стол – он ридган и он мужчина, он не может показывать свои слабости в присутствии прислуги. Вяло расковыряв все, что лежало в тарелках, он велел:
-- Перк, убери со стола. И прикажи принести в комнату короб, который остался в холле. Только аккуратнее – там стекло.
Этот подарок он выбирал долго и тщательно. По-хорошему, на эти деньги можно было купить еще десяток породистых коров, но Леон, задавив в себе рачительного хозяина, решил все же попробовать наладить отношения с женой. Пропади пропадом все деньги мира, но эта девчонка была ему гораздо важнее!
Короб он открывал сам, аккуратно и бережно – потрясающее по своей красоте изделие стеклодувов Мархарата, стоило столько, что доверить вазу слугам он просто не рискнул.
Прихватив хрупкое изделие за горлышко, он лично смахнул с него опилки, лично же протер тряпкой, которую ему подал Перк, и, резко вдохнув-выдохнув, отправился в комнату жены. На секунду мелькнула мысль, что, наверное, с таким настроением преступник, ожидающий помилования, всходит на плаху...
-- Добрый вечер, Нариз.
Голос жены был холоден и отстранен:
-- Добрый вечер, ридган Ронхард.
Нариз сидела за рабочим столом и вежливо встала при приближении мужа. Леон поставил мерцающий изумрудными оттенками и тонкой позолотой сосуд прямо перед ней, и очень стараясь голосом не выдать волнения, сказал:
-- Посмотри, Нариз. Надеюсь, тебе понравится мой подарок. Я специально попросил фаранду Нергу помочь мне с выбором – она славится своим безукоризненным вкусом.
