менее реакция все же была.
Задумавшись, магистр покрутил в руках платок и решил вновь связаться с Рованой. Переноситься туда теперь было глупо, учитывая наступление аргонской армии, но если не Оракул, так хоть Варг мог посодействовать.
Покинув зал с пьедесталом, магистр поднялся на два пролета по лестнице и, миновав коридор, вошел в комнату вызова. Посредине стояла такая же чаша, как и у Оракула в башне. Опустив пальцы в воду, магистр прочитал заклинание. Побежала знакомая рябь, но затем вода забурлила и закрутилась в водовороте. Отражение исчезло, а когда появилось вновь, из чаши смотрел совсем не Оракул.
– Кто ты? – удивился магистр.
– Бессмертный дух, – ответило отражение. – Меня зовут Оринг.
– Найтингейл? – он вскинул брови. – Предводитель восстания эльфов?
– Да, – подтвердил дух и продолжил: – Ты ищешь способ спасти мир от цветения Огненной лилии, а я могу помочь.
– Слушаю, – кивнул магистр, не зная, радоваться внезапному гостю или озадачиться.
– Тогда начну со своей истории. Найди где присесть, рассказ будет долгим.
***
Горностай посмотрел на полуэльфа, лежавшего поперек седла, как мешок с тряпьем. Из-под плаща вырывался слабый зеленый свет ровно того же оттенка, что и у Эри. Фуэртэ тоже поглядывал на приятеля, и на лице остроухого читалось не только беспокойство, но и легкий испуг.
«Может, это связано с эльфийской кровью?» – предположил Рикки. Других полукровок он в жизни не встречал и всегда думал, что Эри особенная. Впрочем, для него она была такой и по другим причинам.
Уже через пару дней, как у них поселился Сокол, Диана начала меняться. На ее лице все чаще появлялась улыбка, она расправила плечи и как будто похорошела. Вирт без устали сыпал комплиментами и не упускал случая позаигрывать. А девушка радостно отзывалась и кокетничала.
– Ты понимаешь, что он морочит тебе голову? – уличив минутку, хмуро заметил Рикки, но Диана отвечала беззаботно:
– И это лучшее, что со мной случилось за последний год.
Не удовлетворившись таким ответом, Рикки предложил Соколу вместе поохотиться. И когда они вышли за забор мануфактуры, обрушился на него с претензиями. Но Вирт увернулся:
– Не скажи мне, что она твоя сестра, решил бы, что ревнуешь.
– Клянусь, если ты ее обидишь… – начал было Горностай.
– Она сама кого хочешь обидит. Бабенка крепкая.
– Сокол, – Рикки схватил его за рукав.
– Ладно-ладно, – тот широко улыбнулся. – Ничего у нас не было. Пока. Но ты ей не мамка, чтобы стоять наготове с сопливчиком.
Горностай разжал пальцы.
– Это еще надо посмотреть, – добавил Вирт, – кто тут о ком больше заботится.
Рикки задумался. Может, он и вправду переоценивал свою значимость? Может, тешил гордыню, что Диана без него не сможет? Ничего в жизни так и не добился и теперь пытался оправдаться, что должен остаться в Индорфе?
– Ладно, чего хмурый, – уже Сокол дернул его за рукав. – Пошли. Еда сама себя не добудет.
На раздумья ушел весь день и целая ночь. Но к рассвету он решился.
– Я понимаю, почему ты уходишь, – сказала, выслушав, Диана. – То лицо в окне – это как знак был. И знаешь, если спустя столько лет ты все еще не можешь забыть остроухую, значит, что-то в этом есть. Пусть я никогда этого и не пойму.
– Я не ухожу навсегда, – оправдывался Рикки. – Только отыщу ее и вернусь.
Диана усмехнулась.
– Нет уж, Эри я под своей крышей видеть не хочу.
Рикки собрался было возразить, но не нашел что сказать.
– Если вдруг так и не найдешь ее или найдешь, но не то, что искал, – возвращайся, – добавила Диана.
Они помолчали.
Говорят, если несколько раз пережить одно и то же, со временем оно перестает трогать. Если смотреть на восход солнца каждый день, то потом перестанешь его замечать. Но почему-то с расставаниями это правило не работало. Боль оставалась одинаковой.
Рикки заставил себя вернуться в настоящее. До лечебницы был день пути, и стоило поторопиться.
***
Снег падал пушистыми хлопьями. Местность вокруг побелела и казалась такой чистой, словно никогда раньше здесь не ступала нога человека, не проливалась кровь, не было жизни и смерти.
Маленькая Мина задрала голову и посмотрела вверх. Снежинки падали на круглое лицо, на распущенные темные волосы, на меховой воротник курточки. Высунув язык, она поймала несколько, но, к своему разочарованию, не ощутила вкуса.
Мать девочки была рядом, но как будто в ином мире. Она обнимала какую-то женщину, и обе не замечали, какой сегодня красивый снег.
– Мина, иди сюда! – позвала она. Девочка обернулась.
– Снег, – сказала она, словно это все объясняло.
– Подойди же, – настаивала мама. Мина с недоверием глянула на незнакомую тетю.
Но та оказалась красивой, как королева из сказки. Белые хлопья, словно жемчуг, усеяли черные, как уголь, волосы. Она была похожа на маму, только чуть старше.
Мина подошла.
– Это Розалина, – представила мама. – Моя сестра и твоя тетя.
– Здравствуйте, – Мина поклонилась, как учили.
– Здравствуй, – ответила женщина и принялась стряхивать снежинки с ее воротника. У нее были изящные руки с длинными пальцами. Из-под белой кожи просвечивали голубые жилки. Мина немного побаивалась рук взрослых, сравнивая их со своими гладкими ладошками, но руки этой женщины оказались добрыми и теплыми.
– Я так рада, что вы приехали, – сказала Розалина. – Пойдемте в дом.
– А я рада, что ты написала, – Хризалина улыбнулась и взяла Мину за руку.
– Я и не надеялась, что ты все еще живешь в Оту, попробовала наугад. Вдруг повезет. Должно же нам хоть когда-нибудь везти, верно?
– У тебя такой шикарный дом, конюшня, сад, а ты говоришь о везении. Не в карты же ты все это выиграла!
– Это не мой дом, – ответила Розалина. – Это вообще не дом. То есть, конечно, он был им, но теперь… Впрочем, так просто и не объяснишь.
Они поднялись на крыльцо двухэтажного особняка. Стоило войти в прихожую, как в нос ударил запах трав и настоек.
«Как в лечебнице», – подумала Мина.
– Раздевайтесь, и пойдемте на кухню. Я все расскажу, – Розалина погладила девочку по голове. Та едва не зажмурилась, как довольная кошка. Волшебной красоты снег остался на улице.
Повесив куртки, они прошли в большой зал, где стоял длинный обеденный
