«Однажды она тебя погубит. Сделает смертным».
Тогда он подумал, что речь идет о физическом состоянии. Но может Ли Дзюань предупреждала о том, как его сердце медленно оттает и станет затмевать голос разума, на который он полагался на протяжении своего длительного правления.
— Холодный расчет или эмоции? — спросил он у Елены, когда она, закончив серию сложных движений, вернула клинок в ножны. — Что бы ты выбрала?
На её губах появилась странная полуулыбка:
— Всё не так просто. Рациональность, не подкрепленная эмоциями очень часто не что иное, как замаскированная жестокость. А излишняя эмоциональность без здравого смысла позволит прощать людям различные проступки и крайности.
— Да, — согласился Рафаэль и вспомнил безжалостного монстра, в которого он превратился, погрузившись в Тишину.
Елена развернулась и подошла к нему, виляя бедрами в очень провокационной манере. Высокие каблуки прибавили ей роста, и теперь её макушка была чуть-чуть выше его подбородка.
— Помнишь, что я сказала? О собственнических замашках у нас обоих?
— Я не стану изменять тебе, Елена. — То, что она могла усомниться в нем, заставило Рафаэля вспыхнуть от гнева.
— Ой, умерь свой пыл, Архангел. — Она прошла мимо него, открыла боковой карман сумки, в которой хранилось её оружие, и достала маленькую коробку. — У меня тоже есть для тебя подарок.
Внезапно он почувствовал, как внутри радость распахнула свои крылья. Ему преподносили множество, неисчислимое количество подарков на протяжении столетий. Но большинство из них ничего не значили, и люди и бессмертные пытались таким образом завоевать его расположение ради власти, положения в обществе и других корыстных целей, большой или мелкой наживы.
— Ты купила его в Убежище?
— Нет.
— Тогда как ты смогла его достать?
— У меня свои методы. — Елена встала напротив, открыла маленькую коробочку и достала кольцо. С янтарем.
— Ну вот, — сказала она, надевая перстень ему на соответствующий палец левой руки, — теперь ты по-настоящему окольцован.
Сердце Рафаэля сжалось от чувств, которых он раньше не испытывал. Он стал внимательно рассматривать подарок. В широкую и толстую оправу из платины был вставлен квадратный камень отшлифованного янтаря, тёмный, намного темнее всех тех, что когда-либо попадались ему на глаза… а в его середине словно полыхало белое пламя. Заинтригованный, Рафаэль снял кольцо и поднес к свету. Цвета камня постоянно сменяли друг друга от тёмного к светлому. А затем он увидел надпись на внутренней стороне. Knhebek Какое-то время он жил в Магрибе, путешествовал по Марокко, ещё до того, как стал архангелом и слышал, как это слово нашептывают молодые, полные жизни молодые люди краснеющим темноглазым красавицам.
Я люблю тебя. Его грудь сдавило ещё сильнее. Вернув кольцо на палец, он произнес:
— Shokran.
На её лице засияла радостная улыбка.
— Пожалуйста.
— Ты разговариваешь на языке своей бабушки? — Рафаэль сжал руку в кулак, впервые за многие века ощутив желание обладать вещью.
— Знаю только несколько слов, которые повторяла моя мама. — На Елену нахлынули счастливые воспоминания, и это отразилось в ее улыбке. — Она всё время мешала слова из английского, французского и арабского языков. Но мы выросли рядом с ней, так что всё понимали.
Даже Джеффри. Тогда он смеялся — вспомнила Елена. Её отец смеялся над маминой неразборчивой речью, смеялся над собой, а не над ней.
— Сжалься надо мной, — говорил он, опустив голову и прикрыв лицо ладонями. — Я бедный деревенский парень и не знаю таких изысканных языков.
— Девочки, — отвечала она с искрящимся озорством в бледно-серых глазах. — Не верьте ни слову из того, о чём говорит ваш отец. Для него французский — словно родной.
— Ma cherie, ты меня ранила до глубины души. — Добавлял он, наигранно прижимая руки к сердцу.
— Куда завели тебя твои воспоминания, Елена? — Рафаэль приподнял её подбородок пальцами, и она встретилась со взглядом столь синих глаз, что могла бы тонуть в них целую вечность.
— В родной дом, — прошептала она. — До того, как у нас всё отобрали.
— Мы построим свой собственный дом.
Обещание Рафаэля укутало Елену, согрело сердце яркими солнечными лучами.
— В Манхэттене.
— Конечно. — Ленивая улыбка сопровождала эти слова. — Какой ты хочешь дом?
Чёрт, архангел опять с ней играл. Солнечный свет в её душе становился всё ярче, струился по венам.
— Вообще-то, мне как бы и твой нравится, — Елена обняла Рафаэля за шею. — Я хочу его. Можно? О, и Дживса я тоже хочу. Всегда мечтала о дворецком.
— Да.
Елена моргнула.
— Что, вот так просто?
— Это всего лишь место.
— Мы превратим его в нечто большее, — пообещала она, шепча ему в губы. — Сделаем его только нашим.
Но, когда раздался стук в дверь, Елена подумала, что сперва им надо пережить безумие Ли Дзюань.
Когда Елена увидела Рафаэля в костюме, у неё потекли слюни. Его профиль с идеальной чёткостью вырисовался на фоне ночного неба, когда они шли по извивающимся дорожкам Запретного Города, следуя за сопровождающим на ужин эскортом.
Одетый лишь в чёрные брюки и белую рубашку, Рафаэль распространял кругом ауру, кричащую, что перед ними Архангел Нью-Йорка. Правда его рубашка была произведением искусства — прорези с обеих сторон от крыльев украшала замысловатая вышивка, что чёрными нитями извивалась на белом полотне.
«Сексуальный» — слишком поверхностное слово, чтобы описать этого мужчину.
И, очевидно, красавицы-вампирши с шелковыми волосами думали так же. Елена уставилась на одну, рискнувшую махнуть своим веером в сторону Рафаэля. Веер сразу выпал из её рук.
Довольная результатом, Елена повернулась к своему архангелу и спросила:
— Где Ясон и Эйден?
— У них свое задание.
«Она не знает, что Ясон здесь?»
«Именно».
Их ввели через причудливо выкрашенные двери в комнату, которая, казалось, поглотила весь свет, воздух и сдавила грудь Елены, вжав ребра во внутренние органы.
Рафаэль слегка сместился, попав в поле её зрения, позволив таким образом сфокусировать на нём свой взгляд, чтобы у неё появилась возможность побороть удушье. Елене казалось, словно прошло несколько часов, хотя на самом деле, не более двух секунд.
Когда она снова посмотрела на комнату, пока ее трепещущее сердце восстанавливало свои ритм, ее внимание привлекла группа стульев, стоящих под стеной с бабочками. Навечно раскрытые крылья с каждой стороны пронизывали острые булавки.
