Кровать с балдахином на четырех столбах, с покрывалами из синего расшитого шелка и бархата подошла бы принцессе. Я приподнялась на локтях и вздрогнула, когда моя бедная голова напомнила о чьей-то попытке пробить мою психическую защиту. Шелковые простыни приятно холодили обнаженное тело. В нивроновом камине горело голубое пламя; все убранство было выдержано в слишком пышном стиле фальшивого Ренессанса. Сквозь приоткрытую дверь виднелась выложенная белой плиткой ванная. Два кресла, оба с синей шелковой обивкой, и нечто выделяющееся из общего ряда — белый радиатор парового отопления под окном.
«Не думала, что такие вообще остались».
Если бы не мои прошлые изыскания, я бы не поняла, что это такое, но за свою жизнь я проглотила великое множество исторических книг. Печатная страница — лучший друг псиона. Книги не принуждают, не прикидываются, не манипулируют, ничего от тебя не требуют. Они просто рассказывают.
Мои глаза медленно закрылись; веки казались тяжелыми шторами. Все, что я увидела глазами Джафримеля, тонуло в баюкающей мягкости постели и таяло в дреме.
«А что за сон снится мне сейчас?»
В голове зазвучал голос Льюиса, глубокий и ровный: «Сны — это порождения ленивого мозга… Я видел сон, но этот сон из меня же и возник».
Моя голова раскалывалась, в висках пульсировала боль. Мои демонически крепкие защитные слои выстояли, но ментальная атака разбередила все старые раны, словно душа была подобна плоти. Нервы дрожали от перенапряжения, как провода закоротившего искусственного интеллекта, и меня бросало то в жар, то в холод.
«После лихорадки особенно хорошо спится», — прошептал призрак Льюиса.
Мне чудился запах кофе, который он обычно пил по утрам. Крепкий эспрессо со сливками. Приятное ощущение — моя детская рука подпирает щеку, и я слушаю его мягкий голос, произносящий нараспев, со странным нажимом, древние слова: «Владыка, сколь же глупы смертные. И день, и ночь — это лишь врата, что держит открытыми темная смерть».
Но эту речь прерывает другой голос: «Я всегда возвращался к тебе».
Джафримель.
Мои глаза распахнулись. Меч в ножнах лежит рядом, моя правая рука сжимает его рукоять. Моя сумка темным пятном брошена в ногах кровати. Приглушенные звуки говорят о том, что здесь есть кто-то еще, кто-то движется. Звуки разнообразные: то слишком легкие и быстрые, то стонущие, тяжкие. Не те, какие слышатся в доме, населенном людьми. Густой, плотный воздух насыщен потрескивающей энергией, поверх стен вибрируют демонские силовые щиты. Это мне знакомо — такую защиту Джафримель устанавливал в каждой комнате, где мы с ним останавливались.
Моя спальня в Тоскано тоже была выдержана в синих тонах, но там краски были теплее, напоенные южным солнцем. Здешний свет холодный, серый, сырой. Свет Сент-Сити.
Я потянулась к сумке и застонала. Меня чуть не остановил вид наруча: браслет больше не сиял серебром, а потемнел, словно от коррозии. Я не могла понять, исходит от него ощущение холода или нет.
Впрочем, не все ли равно.
Я подтянула к себе через поле синего бархата сумку, открыла ее и обнаружила, что все на месте. Даже книга Селены никуда не делась. Свет позволял рассмотреть мелкозернистый материал обложки, не похожий на натуральную кожу.
На самом ли деле я видела эту книгу глазами Джафримеля в руках Евы? Вернула ли Ева ее обратно, ко мне в сумку? Или Джафримель мог обманывать меня, когда я видела его глазами, с тех пор как он стал падшим?
Этого исключить нельзя. С другой стороны, откуда ему знать, когда мне вздумается прикоснуться к знаку? Ева хочет, чтобы я ей помогла, и не прочь заручиться его помощью. Поскольку она не может заполучить нас обоих, то захватила меня. Я не виню ее. Меня не смущает даже то, что она рассказала ему о моей «страсти» к нему.
К чему отворачиваться от правды.
Пальцы мои дрожали, ногти отсвечивали потрескавшимся черным лаком. Наруч зазвенел и вспыхнул зеленым, по его поверхности пробежали затейливые узоры. Я откинула одеяло. На золотистой коже не осталось ни шрамов, ни рубцов, ни царапин, но на ощупь она была истонченной, словно натянутой.
«Hedaraie Occasus Demonae» — было вытеснено на обложке золотом. На вид книга казалась старой, и каждая из мелко исписанных страниц сохранила демонский запах. Почерк был чужой, странный, убористый, письмена нанесены на пергаментные страницы чернилами насыщенного малинового цвета. Незнакомый язык смутно напоминал ерабский, с множеством диакритических знаков, которые я не могла расшифровать. Бесполезно пытаться что-то понять, пока не найдется кто-нибудь, кто знает этот язык и готов обучить меня или перевести книгу. Почти не глядя, я перелистала несколько страниц и бросила книгу в сумку, словно она жгла мне руки.
Все-таки это была кожа, но не кожа животного. Меня затошнило. Я потянула к себе сумку и покрепче сжала меч.
Ее приближение я ощутила раньше, чем отворилась дверь, — демонская аура сияла ослепительной чернотой. Дверь открылась беззвучно, Ева вошла, и я судорожно вздохнула, правой рукой снова натянула на себя одеяло, прикрывая грудь и прикрывая шелком знак на плече. Левая рука сжала меч так сильно, что побелели костяшки пальцев.
Ева была стройной, с шелковистыми светлыми волосами и сверкающими темно-голубыми глазами. Она надела белоснежную накрахмаленную блузку с воротником на пуговицах и модными сужающимися рукавами, выцветшие джинсы и великолепные сапоги. А Дорин всегда носила сандалии…
«Дорин».
Наруч снова стиснул мое запястье так, что затрещали кости.
Она была очень похожа на Дорин: то же треугольное лицо, большие глаза, та же манера наклонять голову. Она сложила руки, собрав складками ткань, и я вдохнула аромат андрогина. Сила истекала из нее, искрясь на моих нервных окончаниях.
— Данте, — тихо произнесла она, — я принесла тебе одежду. И хочу кое-что объяснить.
— Адские п-псы, — пролепетала я, как девчонка. Наруч над моим информационным браслетом испускал зеленый свет. — Велокель?
— Наш пес был только один. Мы послали его найти тебя, я хотела с тобой поговорить. Откуда взялся второй, не знаю. Кель не стал бы причинять тебе вред, Данте. Он знает, как много ты для меня значишь.
«Потому-то он и пытался вскрыть мою голову, как консервную банку».
От волнения у меня пересохло в горле.
— Джаф у тебя?
— Нам повезло захватить его живым, — кивнула она. Ее светлые волосы казались гладкими, как шелковая шапочка. Кожа светилась золотом. — Я надеялась, что ты сможешь повлиять на него.
«Я тоже».
— Он упрям.
Тоненькая, жаркая струйка энергии чуть не заставила мой желудок вывернуться наизнанку.
