могу не думать об этом, сбивая простыни и крутясь с боку на бок.
Утром завтрак прошёл в молчании, Асанна хмурилась, Авивия незаметно вздыхала, под глазами у неё залегли синие тени. Парни выглядели более бодрыми, вид Мечислава внушал доверие, женская часть нашей компании, кроме меня, с надеждой взирала на мужчину.
— Соня, постарайся тщательно контролировать себя на Совете, — сказал Мечислав, и я замерла с кружкой у рта.
Внутри вспыхнуло раздражение вперемешку со злобой, я брякнула кружку об стол так, что на белоснежную скатерть полетели брызги. Встретилась взглядом с Асанной и указала на свою кружку.
— Что, прости? — сестрица Идепиус настороженно посмотрела на меня.
Мои жесты красноречиво показали, что Асанна перед судом меня отравила. Мне надоело следить за ней в ожидании, когда она вытащит из рукава очередного белого кролика.
Рука Эрвина накрыла мою, но я раздражённо сбросила её.
Я не собиралась тормозить.
— Это была… моя просьба, — прервав мои яростные гляделки с Асанной, сказал Мечислав.
От его слов гнев ещё затуманил мозг, я в раздражении кинула вилку на стол.
— Мы хотели…, — начал Мечислав, но я предупреждающим жестом остановила его.
Мне всё равно, что они хотели. Вчера все решили за меня, и сейчас он будет мне советовать. Кажется, я испортила им аппетит.
Завтрак быстро свернулся, мы собрались в холле и пошли к мобилю Светозаровых. За руль сел Добромир, странно немногословный последние дни. Наверное, из-за смерти Иоланы. Он не виноват, хотя виноват. Узлы надо не разрубать, а расплетать, как говорит моя бабушка.
Добромир поднял мобиль над домами на приличную высоту, там есть выделенная линия для таких передвижений. В целях безопасности мы не должны светить свой маршрут к залу старейшин, об этом нас предупредили заранее. Мобиль, попетляв, приземлился на крышу, где уже полно гвардейцев. Эрвин и я под надзором охранников, которые как в боевиках зыркали по сторонам и загораживали нас, покинули салон аэромобиля. По серой дорожке мы подошли к высоким стеклянным дверям, и дальше к прозрачному лифту, который спустил нас в большой холл. Добромир и Мечислав остались ждать на стоянке. Им вход запрещен.
Перед дверями опять охрана, нас просканировали специальными приборами, я ощутила себя участницей шпионского фильма. Наконец, мы с Эрвином, попали в зал Совета Старейшин. По рассказам он не такой помпезный, как в Энобусе, но меня поразила его внутренняя отделка, как говорит моя бабушка «дорого и бохато». Особенно заворажил прозрачный высокий купол над головой и огромная люстра под ним в стиле модерн.
Как гласит их пословица, верховенцы всегда смотрят на небо, хотя купол мне очень понравился. Нас посадили лицом к залу на деревянные жутко тяжёлые стулья, отделенные от зала массивными перилами. Недалеко на возвышении стол председателя, и полукруглые ряды старейшин напротив.
Представление началось. Старейшины в сборе, их достаточно много, полный зал. Как нам объяснили, заседание закрытое, поэтому, как я поняла, здесь только самые важные персоны. Появился председатель — Тирольд Активный с двумя подручными.
Интерес к нам, действительно, зашкаливал. Я чувствовала себя актрисой на сцене, меня пробило на идиотский смех, который заглушил звук колокола. Шум в зале стих, а у меня под повязкой вдруг страшно зачесалась рука.
Парадокс. Я должна бояться, но мне не страшно.
Тирольд Активный начал тронную речь. Какой баритон! Я в восторге.
— Уважаемые старейшины, перед нами юные герои Верховии, о которых мы так много слышали и которых так жаждали увидеть. И сейчас эти титаны, не побоюсь этого слова, пришли к нам.
От «титанов», которым величают нас, в зале раздался смех, мне и самой весело. Непринуждённое начало совершенно расслабило меня, правда, Эрвин хмурился, не поддался общему настроению. Его настороженность была излишней. В зале приличные люди, не злобные монстры. Эрвин озабоченно посмотрел на меня. Неужели Асанна опять умудрилась мне что-то скормить? Отчего я такая беззаботная?
— Увы, но девушка не сможет говорить, — продолжил председатель, — а вот юноша, поведает нам всю правду о Великой Вершине, с которой до нынешнего момента никто не возвращался.
До сих пор никто и в дракона не превращался, подумала я, и переключила внимание на Эрвина. Внешне он выглядел спокойным, но я знала, чего он так побагровел. К Эрвину подскочил молодой щеголеватый мен, закрепил на нём несколько датчиков. Я вытаращила глаза. Что, собственно, происходит?
— Новое изобретение наших умельцев, пока не починили Высотомер, небольшой измеритель лжи, — Тирольд щёлкнул кнопкой перед собой, — экспериментальный образец, снимает показания тела, — добавил игривым голосом, — тут главное расслабиться и говорить правду.
На ум пришли конфетки Асанны, безобидные с виду, но «не хочешь, а сболтнёшь». Эрвин сжал губы в жёсткую полосу. Ух! Правду они захотели, на тарелочке с голубой каёмочкой.
— Мы дошли до Вершины, — начал Эрвин чуть хриплым голосом, минуя предложение председателя расслабиться, и я услышала, как в наступившей тишине гудел вентилятор позади нас, — там, на самой верхней площадке были застывшие статуи людей.
Эрвин перевёл дух, пока я наблюдала за реакцией патриархов Верховии. Старейшины чудо, как присмирели, сейчас они от радости даже дышать забыли.
Что-то со мной не то.
— Я тоже покрылся коркой льда, начал замерзать гораздо раньше, но не чувствовал холода, меня нестерпимо тянуло вверх. На Вершине я почувствовал ни с чем ни сравнимую эйфорию, забыл обо всём. Я испытывал наивысшее счастье. Ощущал, что наполнен блаженством до краев, до последней частицы в моём теле. В ту благословенную минуту я знал, что никогда не покину Великую Вершину, никогда не уйду отсюда.
Без «правдивой болтушки» Эрвин так загнул, что у меня мурашки разбежались по телу. Вот к чему, оказывается, стремятся повёрнутые на высоте верховенцы: тянет их задницы покайфовать на высоте. Я очнулась от дум, услышав своё имя.
— Соня отстала от меня и дошла до Вершины гораздо позже. Она нашла мою тушку, покрытую ледяным панцирем, и поняла, что я умираю. Она откопала под снегом брошенные старинные сани, погрузила меня в них, и мы поехали вниз, — Эрвин перевел дух, — а теперь самое главное, — сказал он, и весь зал выдохнул вместе с ним,— когда мы летели на санях вниз, я очнулся от болевого шока. Тело жгло, как в огне. Корка льда, которая полностью сковала меня, треснула, а потом разлетелась вдребезги. Сани летели с огромной скоростью, я не мог говорить, не мог думать, боль начисто стёрла все мысли. Я даже не помню, как
