я все-таки уточнить то, что меня немало смутило. — Эле уже двадцать. Насколько я знаю, кровавые дни у девочек раньше начинаются.
— Все правильно, — покивал старичок. — Это довольно странно.
— Ясно, — вздохнул я. — Что нам нужно делать?
— Первые кровавые дни всегда проходят сложно. Сейчас девушке нужен покой и постельный режим, — пробормотал Мастер. — После мне нужно будет, чтобы она подошла ко мне, я дам ей специальную микстуру, которая избавит ее от кровавых дней на последующие десять лет.
— Конечно, — шумно выдохнул Сантис. — Спасибо.
— Да что вы… — пробормотал старичок, начиная пятиться к двери. Не так быстро…
— Вы же понимаете, что мы с вами сделаем, если кто-то об этом узнает? — опередил меня Морис, кровожадно улыбаясь. — И даже, если вам терять нечего, думаю, ваши родственники с этим не согласны.
— Если кто-то из вас кому-то что-то скажет, — поддержал я будущего собрата, — я отрежу вам языки.
— Никто ни о чем не узнает! — буквально выкрикнул старичок, кланяясь, а за ним поспешил поклониться и его помощник.
— Хорошо…
— И еще… — выдохнул Нирвел, заставляя мужчин застыть. — Принесите все, что нужно в эти дни для девушки.
— Конечно, сейчас все найдем.
Как только дверь за мужчинами закрылась, мы мрачно переглянулись между собой. Если это действительно не попытка отравления, а кровавые дни, то здесь реально что-то не сходится. Да и не думаю, что мама Элениэль, зная, что у дочки нет кровавых дней не начала поднимать тревогу. Хотя, возможно она и делала все возможное, нам то откуда знать такие тонкости жизни Эли, если она едва начала нам открываться.
— Что-то мне это не нравится… — покачал головой Морис.
— А если эти Мастера не заметили что-то и на самом деле это не кровавые дни? — мрачно вздохнул Нирвел. — Они совершенно не вызывают доверия. Причем оба.
— Не рискнули бы, — покачал я головой. — Если они действительно решили навредить нашей девочке, пострадают не только они, но и весь их род.
— Тут ты прав, — мрачно кивнул Сантис. — Но нам нужно будет поговорить с Элей, когда она придет в себя. Что-то мне подсказывает, что наша девочка все прекрасно знает.
— Поговорим. Между прочим, что сказал Император? — тихо поинтересовался я, приседая рядом с Элей и поправляя выбившуюся из ее пучка прядь волос.
— Он во всем разберется, — кивнул Сантис. — О том, что среди нас девушка он уже знал и искал об Эле информацию. Я рассказал все, что знаю и, в скором времени, виновные будут наказаны. Отец откладывать в долгий ящик ничего не будет, к тому же, я предупредил его, что хочу, чтобы Эля была нашей женой и вы согласны.
— Хорошо, как только все станет ясно, нужно будет исключать Элю с отбора. Нечего ей делать среди мужчин, — поджал губы Морис.
— Да, ты прав, — кивнули мы все.
— Осталось только заручиться согласием самой Эли на наш союз, — поджал губы Сантис.
— Заставить мы ее все равно не сможем, — покачал головой Нирвел, опустившись перед кроватью на корточки и погладив кончиками пальцев Элю по щеке.
— Мы и не будем заставлять, но и ждать пока она сама обратит на нас внимание тоже не выход, — серьезно проговорил Морис. — Будем рядом и покажем, что мы не просто на словах горазды, но и можем поддержать в трудную минуту.
— Так и сделаем, — кивнул я, улыбнувшись уголком губ. — А где ее говорун? Он-то точно должен что-то знать.
— А это мысль… — растянув губы в улыбке, прищурился Сантис. — Он, конечно, всячески показывает, что мы ему не нравимся, но ради Эли быстро все выложит.
— Подождем, он все равно вернется, — кивнул я.
Через минут пятнадцать пришел помощник Мастера и принес нам все необходимое для девушек в эти непростые для них дни. Тут мы наконец-то задумались о том, что Эле нужно не только надеть на себя всякие штуки, но и попросту помыться. Конечно, делать что-то пока девушка находится в бессознательном состоянии верх извращения, так что нам пришлось будить Элю и объяснить ничего не понимающей малышке о том, что произошло.
Вот только мы никак не ожидали услышать ее задумчиво-сонное бормотание с неизвестными для нас словами:
— Точно, менструация. И как я могла забыть. Но почему я чувствую себя овощем?
Кажется, вопросов у нас стало еще больше, а ответов ни одного. Ну, ничего, мы подождем до завтра, а там уже потребуем все ответы!
Проснувшись утром, я устало поморщилась, чувствуя, как ноет все тело. И как я вообще могла забыть о менструации? Понадеялась, что в этом мире нет этого каторжного процесса? Захотелось поменять женскую физиологию? М-да, уже двадцать семь лет, а ощущение, что в душе еще пятнадцать. Вера в чудо наше все!
Хмыкнув про себя, я скосила взгляд на лежащего рядом со мной мужчину. И ведь не побоялся лечь со мной болезненной. Хотя, по тому, как Морис рвался вчера в мою кровать, думаю, его бы ничего не остановило, даже конец света. И, чего уж скрывать, по крайней мере, от себя, это довольно приятно, когда ты нужна кому-то не только в цветущем виде, но и в весьма примятом. Меня месячные и раньше не красили, хотелось убить кого-то в прекрасный день их нового начала, когда спину и низ живота тянет так, что выворачивает наизнанку, а в этом мире — это вообще верх всяких пыток!
— Проснулась? — сонно пробормотал Морис, уткнувшись носом мне в волосы и с шумом вдохнув. — Как ты себя чувствуешь?
— Ну… — пробормотала я, даже не представляя, как лучше объяснить свое состояние. — Пока не умерла.
— Надеюсь, от кровавых дней не умирают, — сипло выдохнул мужчина, обняв меня одной рукой.
«Кровавые дни»
М-да, от такого названия ничего хорошего ждать, точно не стоит. Кто вообще придумал этот вандализм? Нельзя было назвать трудными днями? Плохими днями? Нет, конечно, понятно, почему кровавые дни, но о таком точно подруге на ухо не зашепчешь, с таким-то названием.
— Не умирают, — вздохнула я, тоже надеясь на это.
Замолчав, я попыталась вспомнить, что же вчера произошло, а то мои воспоминания были какими-то обрывочными, и едва не передернула плечами. Мужчины, конечно, обо мне позаботились, как смогли. Врачей вызвали, в ванную комнату на руках отнесли, все гигиенические принадлежности где-то раздобыли. Даже одеться помогли, когда я, разобравшись с бабушкиными панталонами, которые шли здесь вместо обычной прокладки или тампона, вывалилась из душа с голой грудью. Зависли, правда, на несколько долгих секунд, разглядывая мои скудные прелести, но помогли.
В тот момент мне было не до стеснения, но сейчас-то я прекрасно
