— Зачем? — выдохнула я разом на все три заявления. Получилось, почти панически.
— Повторяю: я папу люблю и не дам его опозорить. Ну, и тебе тоже выставить себя малоумной селянкой.
— Зоя, а что я тебе говорил? — покачал головой «любимый отец». — Блеск платья и драгоценных камней заменяет…
— Отсутствие всего остального… Зоя, и с обедом заканчивай, а то я эту «волшебную даму» прямо из-под носа жены главы города увела!..
Вот тут моя тишина и закончилась. Вместе с залпом допитым стаканом молока…
Попутно же этим мытарствам я от «блистательной» во всех отношеньях Орлет, получала уроки жизни в высоком обществе. Впрочем, очень даже полезные:
— С Анной можешь быть откровенна. Стоящая портниха, она, как священник: знает все твои тайны и мастерски их «скрывает».
— В смысле?
— В смысле, под воланами, складками и корсетами. А Анна еще и умна, иначе б не стоила так… Да, без корсета тут…
— Только, не грудь!
— Нет, грудь мы покажем. А вот твой, пока вялый живот…
— Вот родишь сама и потом…
— Да ни за какие богатства! Пусть Юрий, муж мой, рожает. Ему не привыкать с животом ходить. Так, теперь, что касается маэстро «Раз-два-тры».
— Это имя или…
— «Или». Он — из Ладмении. И делает вид, что ничего не понимает по-чидалийски. Кроме, «раз-два-тры». Но, в некоторых местах очень даже словоохотлив.
— Я поняла.
— Замечательно. И наш милый друг, Вольдемар. Ты знаешь, почему он так прекрасно разбирается в моде?
— Ну, так, я слушаю?
— О-о, он сам на себе воплощает в жизнь все наши прически. Правда, сейчас до сих пор в печали. Его большая любовь, мессир Сэм, сын главного городского нотария, прошлым летом впал в немилость — оскандалился в «Пристанище Роз».
— Мессир… Сэм?
— Ага. Выскочил оттуда едва ли не голышом, блажа, что его обокрали. А выскочил из-под балдахина одной дивной Розы. Правда, она, по слухам, ничего не смыслит в завивках, но, в другом, видно, нашего Вольдемара «на грудь обошла».
— Мама моя…
— Ты чего это?
— Мир ваш… наш так тесен.
— Это уж точно… Ну что, как тебе с челкой?
— Очень чешется лоб.
— Привыкай.
— Угу… Мессир Сэм… Вольдемар. «Раз-два-тры»… Мама моя…
— И-и, раз — два — тры, раз — два — тры, раз — два — тры! Спыну дэржим ро-овно-ровно. Суть валса, Ваша свэт.
— Угу. Я поняла.
— Я рад. Я рад. А теперь — лангуоре. Компрени ла сигнифон де ла танцо? О-о, как это по-чидаэльски?
А хоб его знает?
— Зоя, он интересуется, понимаешь ли ты его суть?
А вот кого я откровенно развлекала, так это, присутствующего на всех наших уроках, дона Нолдо. Он даже иногда нам такт своей тростью стучал. Пока я об нее один раз не запнулась. Теперь же Его светлость, решил выступить в роли «переводчика сути».
— Это вы про «два — медленных, два — быстрых», дон Нолдо?
— О, нэт-нэт, Ваша свэт! Суть лангуоре! Лангворон: о-о-о-о, м-м, ба-бах!
— Мама моя.
— «Томление», Зоя. Маэстро, вы мне позволите?
— Конэшно, ваша свэт. Сочту за чёс.
— Взаимно… Послушай меня. В этом танце, настоящем, не зальном, нет счета.
— Как это? А нас в гимназии только ему и учили?
— Вас учили не тому. В Чидалии лангуоре танцуют иначе. Он, как… — подняв к потолку глаза, замер дон Нолдо. — В этом танце, Зоя, нет правил. И партнер в нем думает за двоих. Он ведет. Он задает ритм, направляя, сжимая в объятьях или отпуская из них на кратковременную свободу. И тогда ты можешь позволить себе развороты и прогибы, но, лишь в пределах кольца его рук. Главное — слушать его и слышать. Чувствовать. Это, как… Ты меня поняла?.. Вижу, что поняла. Это и есть, лангуоре.
— Ваша свэт, тогда, на позу?
— О, нет!
— Зоя, а может, со мной?
— Дон Нолдо, да я бы — с радостью, а как же…
— Не лишай меня этого удовольствия, — мужчина медленно встал и, отложив свою трость, подал мне руку.
— Лангуоре! На мой раз — два! Ваша свэт, слушать Его свэт! — да чтоб ты заткнулся, когда такой танец… с таким партнером…
Блики на темной стене играли сами с собой. Я не сразу сообразила — это, от моих гранатовых сережек в ушах и колье. И замерла, не дыша (чертов корсет).
— Мо… донна Зоя, вы… как королева.
— Ага, только жезла не хватает. Подружка, дыши.
— Зоя?
— Пф-ф-фу… — королева. Сама себе я больше напоминала… да в камин на дрова посади и — полноценное пламя. Такой от меня «блеск». Все, как Орлет хотела. Теперь можно вообще не думать. Хотя, думалось… Я еще раз скосилась в зеркало: ярко красное платье без рукавов и с вырезом «допредельным» — все «богатство» Спо сегодня продует. Вот об этом я думала. А еще о том, как бы не зацепить каблуком подол из сотен вуалевых «лоскутков». Бедная Анна. И в правду, «волшебница». И жутко чешется под челкой лоб. В общем, мысли…
— Подружка, а что будешь делать, когда с ним, ну, лоб в лоб? — а вот об этом совсем лучше не думать:
— Почешу его, наконец… Ну, я пошла. Пожелайте мне…
— Ох, Ваша светлость, удачного вам «дебюта».
— Зоя, за дона Нолдо держись.
— Мо… донна Зоя, а привет капитану не передадите… от меня?
— Это все пожелания?.. Малай?.. Спасибо. Ну, я ушла…
Дон Нолдо, встретивший меня у экипажа внизу, тоже возвышался при полном параде. Как на портрете в большом зале. Впрочем, он «парадным» и называется. Вид мой был оценен довольным кивком, надеюсь, и вечер им же закончится. А уже в пути зашел разговор об его «перспективах»:
— Зоя, благодаря твоим танцевальным урокам и языку моей дочери, вся округа уже в курсе о смене моего семейного положения… Ты понимаешь, о чем я?
— Догадываюсь.
— Тогда, будь готова к «долгожданной» встрече. Я думаю, мессир Виторио ее вряд ли пропустит. Да и монна Сусанна. Чтоб оценить твой настрой и меру осведомленности она должна увидеть твои глаза.
— Так и я на нее посмотрю. Пристально. Мне тоже интересно в них заглянуть.
— Я думаю, пока играть с ней в открытую рано. А вот мессиру Виторио можно дать повод для раздумья.
— Вы меня на то «благословляете»? — удивленно развернулась я к нему.
— При этом сильно надеясь на твое… благоразумие.
— Дон Нолдо, неужели вы допускаете, что я отвечу вам злом на добро?
— Нет, дитя мое, но я прекрасно знаю силу «стихии», что может полностью лишить нас разума. Еще не время, Зоя. Даже со стратегической точки зрения. Кстати, монны Фелисы сегодня не будет. Она — в столичном суде пыхтит на допросах. Пока, предварительных, — заметил он с явным удовольствием. Я тоже мстительно «оживилась». С такой-то защитой… А вот когда мы приехали:
— Мама моя…
