— И я люблю тебя, малыш. Очень сильно люблю.
Следующим утром они, наконец, получили долгожданное сообщение от Сомери. Оно было кратким, но заставило всех вздохнуть с облегчением. "Сафелия выживет". Два слова, которых целую вечность ждали все.
Эпилог
Цифра двадцать два стала ее заветным числом. Именно столько ей было лет, когда все это случилось, и именно столько операций пришлось ей пережить, чтобы жить дальше. И каждая из них заканчивалась одним и тем же: болью, высасывающей из ее тела последние силы. Но каждый раз боль уходила, и на смену ей приходила радость, от того, что под повязкой на ее изуродованном теле оголялась совершенно новая часть "другой" ее кожи.
Последними ей восстановили волосы, и теперь они отрастали короткими белыми прядями, такого же пепельного оттенка, как и у ее брата.
С того злополучного дня прошло ровно три года. И день ее возвращения домой, когда она впервые за все это время сможет увидеть своих родных и близких, настал.
Нет, они обменивались электронными посланиями, но никогда не прикрепляли видеофайлы к этим письмам. Так было проще. Ей проще.
Каждую ночь, закрывая свои глаза, она вспоминала одно лицо. И так же, как и тогда, оно казалось ей самым красивым, что могло существовать во Вселенной. Только сейчас ей не давал покоя один вопрос: что же он ей говорил? Возможно, когда-нибудь, она спросит его об этом сама, но надежда эта была настолько призрачной, что она открывала глаза и давала возможность слезам освободиться из пут ее глаз.
За все эти годы он ни разу не написал ей. Ни единой строчки. Почему? Она не знала ответов, да и не надеялась их получить. Сейчас самым важным было другое: она увидит их сегодня. И они будут ее ждать на берегу Вершего океана, там, где прошли лучшие годы ее жизни: в маленькой резиденции императорской семьи.
День выдался погожий, и Эста, постоянно бегая за своим двухлетним сыном Ами, уже успела обгореть на солнце. Когда Урджину надоело ее упрашивать оставить сына в покое, передав ее на попечение нянек, и спрятаться в тень, он просто подбежал к ней и, хозяйским жестом перекинув через плечо, понес под навес.
— Вы слишком многое себе позволяете, Ваша Светлость! — засмеялась она.
— У тебя уже четвертый месяц беременности, и загорать тебе вредно. Так что пожалей нашу дочь и послушайся мужа, — пробурчал он.
— Деспот!
— Не спорю, — засмеялся он, и, опустив жену на ноги, присел на кушетку под навесом, усадив ее к себе на колени.
— Камилли, перестань подкармливать ее печеньем, — злилась Назефри, — она потом вообще есть ничего не будет!
— Шулин, смотри, мамочка опять сердится, — продолжал Камилли, протягивая дочери печенье, как ни в чем не бывало.
— Доннариец, ты сведешь меня в могилу раньше срока.
— Овдовею и женюсь на молодой олманке, только немой.
Назефри подошла к мужу и, выдернув из его рук коробку с печеньем, пошла прочь.
— Милая, — закричал он, — подожди! Я же пошутил! Зайчонок!
— Дошутился, — кинула она ему в ответ и ускорила шаг.
— Ребята, присмотрите за Шулин? — попросил Камилли, и, не дожидаясь ответа, побежал за женой в дом.
— Они ссорятся каждый день? — спросил Урджин.
— Да, и я не могу понять, почему после ссоры с тобой я снова забеременела, а она, споря с ним изо дня в день, не беременеет. Может, Камилли плохо старается?
— Очевидно, мне следует поговорить с ним на эту тему, — засмеялся Урджин и прикусил Эсте губу.
— Больно же!
— Дай, поцелую, — он аккуратно обвел прикушенную губку языком и куснул ее снова.
Камилли нагнал жену только на кухне. Фуиджи и Нигия, которые в это время пили чай, только рассмеялись.
— Солнышко, я обещаю не давать ей больше играться с твоим ожерельем!
— Что? Ты опять дал его ребенку? Я же просила тебя! Там вываливается один из рубинов! А если она проглотит его?
Камилли изобразил на лице странную озадаченность.
— Сегодня утром он вроде бы был на месте.
— Что значит "вроде бы был на месте?" Ты с ума сошел!
Назефри выбежала из кухни и полетела наверх в спальню, проверять наличие злополучного камня в ожерелье.
— Запрещенный прием, сынок, — покачал головой Фуиджи.
— На войне все средства хороши, — подмигнул ему Камилли и отправился вслед за женой.
— Ну, и пара, — прокомментировала Нигия.
— Вспомни нас в молодости. Только в отличие от них, мы ругались по-крупному.
Нигия только усмехнулась в ответ.
— Когда прилетит Сафелия?
— Ты же знаешь, Фуиджи, что через час. Почему ты постоянно спрашиваешь?
— У меня есть для нее сюрприз.
— Что еще за "сюрприз"?
— Думаю, он ей понравится.
— Ты не боишься того, как она может…
— Выглядеть?
— Да, выглядеть. Она ведь не говорила, как ее лечили. Ничего вообще не говорила.
— Какой бы она не вернулась, она все равно останется для нас нашей Сафелией.
— Интересно, как поживает Стефан, ведь я давно не видела его? После того, как Полака свергли, и его место занял Аликен, у Стефана поубавилось проблем с соседями.
— С этими соседями, да. Но, чего ждать от новых?
— Последние три года, после того, как Стефан по приказу Сомери занял императорский трон, у него проблем с иными не было.
— Все равно, Нигия, это очень большая ответственность, и лежит она на его плечах. Как бы ни убеждал его Зафир в их искренности, как бы не верил им он сам, контроль — это первое, что Стефан обязан довести до совершенства.
— Ты говорил с Ромери? Он прилетит?
— Нет. Ты же знаешь, что после того, как Совет подсунул ему нового ученика, Ромери постоянно занят.
— Жаль. Хотелось бы его увидеть.
— Не волнуйся, следующее собрание Совета не за горами.
— А, им понравилось собираться у нас, не так ли?
— Во всем виновата твоя излишняя гостеприимность. Отправила бы их ночевать в ангар хоть один раз, перестали бы наведываться к нам в дом.
— Зайчонок! — позвал Камилли, открывая дверь их спальни.
Назефри сидела на кровати, перебирая в руках рубиновое ожерелье, которое он подарил ей на годовщину их "свадьбы".
— Все на месте, — не без облегчения произнесла она.
— Конечно, на месте. Еще в прошлом месяце я занес его ювелиру, чтобы тот закрепил камень.
Назефри откинула драгоценность на покрывало и медленно подошла к нему.
— Ты что, опять меня обманул?
— "Ввел в заблуждение" мне больше по душе, конфетка.
— Перестань называть меня "конфеткой"!
— Это имя тебе очень подходит. Красивая блестящая обертка, которая громко шелестит, когда ее раскрываешь, и нежное, сладкое содержимое, когда пробуешь его на вкус…
Он тихо захлопнул за собой дверь и повернул ключ в замке. Затем приблизился к ней и жадно впился в сочный ротик.
— Ты сегодня уже пробовал……меня на вкус…
— А я у тебя сладкоежка, милая…
Он прилетел сюда сегодня после полудня. Конечно, он мог отказать Фуиджи тысячу раз. Но отказать самому себе был не в силах. Какой он увидит ее, спустя три долгих года, за которые изменился сам до неузнаваемости? Он не знал о ее судьбе ничего, и никогда не предпринимал попыток это изменить. Почему? Потому что боялся. Боялся, что смерть для нее была лучшим выходом, чем жизнь. Он любил ее. Он понял это еще в тот день, когда пропали Урджин с Эстой, — беззащитное существо, которое было настолько наивно в своих помыслах, что собиралось отправиться на Навернию искать брата. Он любил ее той, которой она была. Но кем она стала? И сможет ли он избавиться от чувства вины по-отношению к ней, после того, как увидит ее, обезображенную? Вряд ли. Будет ли он продолжать любить ее такой? Это был главный вопрос, ради которого он прилетел сюда. Главный и самый важный. Он хотел жениться. Но погружая свою жену в воды озера их резиденции, он должен был точно знать, любит он ее или нет?
