Но и повторять те наработки, что использовали здесь на больших кораблях до меня, я не стала. Слишком страшны были порой рассказы ман Фирса.
Разделочный стол со сменными поверхностями-досками остался, тут я была неумолима. Зато тренога, на которую раньше подвешивали котёл на цепь, сильно изменилась. Теперь это была четырёхногая кованая конструкция, которая позволяла регулировать длину цепи. В хорошую погоду и при минимальной качке можно будет готовить, и даже вполне вкусно.
До этого требования к изысканности пищи были минимальны. Главное, чтобы не сдохнуть от еды, остальное – несущественные мелочи. Представить, как мальчишка Март ест то, о чём рассказывал почтенный ман, мне было просто страшно.
Сухари, которыми стучали по столу, чтобы вытрясти личинок. Крупа с жучками и крысиным помётом – ею заправляли супы и, разумеется, никто не собирался перебирать ежедневно зёрна для пятидесяти-шестидесяти человек. А крысы, разумеется, не дремали и резвились в запасах так, что зачастую помёта могло быть и больше крупы. Такую не выкидывали, а оставляли на самый-самый чёрный день. Подгнившие сыры, из которых вываливались навозные жуки, дико воняющая солонина, тухлая вода. Крысы. Да-да, тех самых крыс ловили и ели…
Вообще, конечно, рассказы ман Фирса о том, как питаются на корабле, сперва вызвали у меня шок. Раньше я представляла себе это несколько иначе. Что-то вроде – кают-компания, молодые офицеры и старый мудрый капитан сидят за накрытым белоснежной скатертью столом, посверкивают серебро и фарфор… Ну, примерно так, как меня кормили на «Орнито». Те корабли, которые ходили вдоль берега и имели возможность пристать к суше в любой момент, могли себе позволить такое. Корабли, надолго идущие в море – совсем другая история.
Почтенный ман потому и упирался, слушая некоторые мои идеи, что в отличие от меня провёл на кораблях большую часть своей жизни. Именно поэтому его рассказы и отличались излишней живописностью. Это была попытка вбить мне в голову, что белая скатерть – не всегда уместна. После нескольких его страшилок я крепко подумала. И в результате этих самых раздумий получилась совсем не та элегантная микро-кухня, которую я себе представляла раньше. Зато в ней был удобный металлический ящик для углей и разогрева еды. Его-то, как раз, ман Фирс и считал моей придурью.
— В качку сухари раздаём или вот ещё придумали галеты делать… Как тут приготовить, если вода выплёскивается из котелка?! Что вы греть будете?!
Начать следовало с того, что очень часто на корабле и вообще не готовили – возможности развести огонь из-за сильной качки просто не было. Сухари хранили в бочках, но из-за жаркого климата в них мгновенно заводились черви. Поскольку других, не червивых сухарей взять было негде, то их просто просушивали на огне или выколачивали и… Да-да – ели. Как говорится, жить захочешь, не так раскорячишься. Хотя слушать мне это было несколько жутко. Романтика дальних странствий теряла глянцевую плёнку и превращалась в нечто страшноватое…
Поэтому, основой моей кухни стала просто возможность разогреть еду. Мысль о консервах пришла мне в голову сразу. Это было неизбежно. Другое дело, что представить себе консервные банки в мире, который не знает поточного, массового производства товаров – невозможно. А стекло было изготавливать непросто. Зато – возможно герметично укупорить практически любую уже готовую еду. Тут весь вопрос стоит в желании.
Надо сказать, что ман Фирс от моей идеи отмахнулся раз и навсегда:
— Ерунду вы говорите, кир Стефания, и чепуху! Не бывает такого, чтобы черви и жуки себе щёлочку не нашли! Я всю жизнь на море – разное повидал, но всегда эти твари везде пролезут. А и не они – так плесенью покроется!
Спорить не стала – иногда он бывал чудовищно упрям. Я-то точно знала, как будет выглядеть теперь запас продуктов на корабле. Мне нужно было искать вещество, которое не заплесневеет от высокой влажности. Первое, что пришло на ум – воск. Но я совершенно не была в нём уверена. Поэтому, обратиться я решила к мастерам, изготовляющим мебель. Меня, в первую очередь, интересовали лаки, которыми покрывали мебель. Высыхая плёнкой, такой лак долгие годы предохраняет мебель от сырости и разрушения.
Однако ни один из мастеров, к кому я обращалась, вовсе не горел желанием делиться со мной секретами варки лака. Тогда я пошла другим путём. Я купила готовый продукт у нескольких из них. И хотя цену они ломили совершенно дикую, я уже вполне могла позволить себе такие траты. Заказала глиняные обливные горшки нужной мне формы. Тоже оказалось не так-то и легко. Пришлось убить выходной день на поездку в отдалённое село, где делали хорошую посуду. В городе мастерских не нашлось. Посуду делали там, где была глина, вода и лес. Вернулась я поздно вечером, усталая и замученная. А уж как пыхтела кир Батори!
— Как на приём – так кир Гинза… А как по дорогам трястись к какому-то рейту дикому – так, значит, я должна…
Но тут меня даже совесть не мучала. Она не мой служащий, не я плачу ей зарплату. О чём я ей любезно и напомнила.
Ещё одна из проблем питания, по словам ман Фирса, заключалась в том, что питьевая вода начинала тухнуть и потом вызывала кишечные инфекции. Да и еда, сваренная в такой воде, отличалась специфическим вкусом. Конечно, её всячески «улучшали», чтобы вообще можно было пить. Например – разводили с ромом или другим крепким алкоголем. Пробовали кипятить. Иногда – добавляли лимонный сок. Ну, это если на тот момент ещё оставались свежие фрукты.
Так что первые заготовки я делала следующим образом. Просила ман Сету освободить кухню на вечер, выслушивала её ворчание и недоумение, ставила на плиту цилиндрической формы большие горшки, по четыре штуки в раз, готовила в них что-то вроде рагу и, предварительно пронумеровав их, заливала каждый своим лаком. К концу первой седьмицы у меня уже было двадцать огромных порций. По четыре блюда на каждый номер лака. Один из горшков, пятый, содержал питьевую кипячёную воду.
А вот хранила я их довольно своеобразно. В крошечном саду на улице, на самом солнцепёке, закрыв от взглядов людей старыми простынями, покрывалами и различным тряпьём. Главное для меня было – держать это тряпьё всегда влажным. Некое подобие жары и влажности морского воздуха.
Специально для этого и для охраны добра пришлось нанять ещё одного лакея, ман Пика. С условием его ночёвки на улице, под тентом. И с тем, что он будет ежедневно несколько раз поливать эту кучу банок и тряпья водой, не давая ей просохнуть. Я просто боялась, что мои консервы сопрут из любопытства. Однако никто, за исключением кируса Марта, интереса к ним не проявил. А ему я просто отказалась отвечать, пообещав в конце испытаний сюрприз. Так они и простояли около трёх седьмиц. До тех пор, пока влажные тряпки окончательно не сгнили и не завоняли.
Пришлось прервать опыт, попросить отмыть воняющие горшки и пригласить Марта на дегустацию. Выглядели эти посудины не слишком красиво, вынуждена признаться. Плесень на их боках смыли, но разводы и пятна она успела оставить. Глядя на это, я понимала – глазурованным горшок должен быть не только внутри, но и снаружи. Иначе, плесень может добраться до продуктов раньше повара.
— Кир Стефания, так что же это у вас такое?
Мы стояли на кухне, глядя на кучу пёстрых и слегка пахнущих здоровущих глиняных цилиндров. Меня уже саму начали мучать сомнения. Выглядело всё это – очень так себе… Ман Пик, пожилой, спокойный, даже несколько флегматичный, отмывший и перетаскавший за день всю эту кучу, получивший от ман Сеты кучу возмущения и замученный её ворчанием, неловко переминался в дверях кухни. Похоже, ему тоже стало любопытно, что же именно он охранял.
— Берите вот эту банку, кирус Март, и ставьте сюда – я указала на невысокую табуретку. Вооружившись ножом, попыталась выковырять застывший в пазах лак. Получилось – так себе. От сырости и влаги он стал таким же пятнистым, как и банка. И крошащимся. Так что и содержимое банки у меня вызывало некоторые опасения. Правда, нижний слой лака оказался чист, но кто знает?
