Император при всех выказал своё благоволение, и никто не осмелился бы вредить юной главе возрожденного клана сразу после бала. Выждали бы полгода-год. Разведали бы обстановку и начали действовать.
Ну не могло же стать причиной уничтожения Анхи внимание к ней молодого высочества?
А вдруг он влюбился в неё с первого взгляда, и сам император велел устранить недостойную кандидатуру? Бред, конечно! Принц симпатизировал ей, но не более. К тому же чувствовалось, что высочество воспитан так, что со спокойной душой помашет ручкой даже очень понравившейся девушке.
И ещё, пусть бабушка была предвзята, но она не считала, что глава рода Лунного клана – недостойная кандидатура для принца. Наоборот, вполне себе удобная для императорской семьи. Родни особо нет, а дар по силе и направлению созвучный. И не стоит забывать, что Император сейчас в расцвете сил, и скорее всего, его наследником станет внук, а не сын. А это значит, что предпочтительнее взять в невестки девушку скромную, чтобы тихо сидела, рожала и знала своё место. В общем, версия о негодной невесте никуда не годится.
Так чем же Анха подписала себе приговор?
Мысли никак не желали выстраиваться в логичную цепочку, а тут ещё маг начал храпеть. Анха выглянула и, немного посомневавшись, подошла к нему и стянула сапоги. Они плотно обхватывали ногу, и скорее всего, мешали нормальному кровотоку. Во всяком случае после освобождения его ног, её покровитель свернулся калачиком и сладко засопел. Анха вернулась к себе и попыталась продолжить размышлять, но уснула.
На рассвете подскочила и убежала к подруге. Страх пропустить момент выброса энергии теперь стал для неё лучшим будильником.
Во дворе замка было тихо. Только кухонные уже вовсю суетились и слышен был шум на заднем дворе, где держали птиц с животными. Анха старалась не шуметь, поднимаясь к Махе, а потом всё было, как всегда. Подруга обнимала и баюкала, а княжна, стиснув зубы, терпела обжигающую боль и исцеляла.
В этот раз Маха выглядела значительно лучше и теперь уже сама это ощущала. А от печатей Анхи остались лишь прерывистые контуры в подкожном слое. Если бы Бьорна не выгнали, то возможно уже сегодня она обрела бы свободу, но даже без него она справится за два-три дня.
А может, надо было бежать с Бьорном? Его энергия очень благотворно подействовала на неё… Нет. В гарнизонном городке осуждённой не укрыться, а если удастся выбраться за стены, то любой встречный доложит стражам о них — это вопрос их безопасности. Тут надо всё хорошо продумать и подготовиться. Так что задача остаётся прежней : продержаться несколько дней до избавления от печатей, избегая неприятностей, а потом уже легче будет сообразить, каким образом уходить отсюда.
Княжна вернулась к дрыхнувшему магу и просидела у него до обеда, дожидаясь, когда он выспится. Услышав во дворе голос завхоза, выбежала и пользуясь его присутствием, помчалась на кухню за едой для своего покровителя.
Довольная собой, Анха с удовольствием подумала, что первую половину провела тихо и спокойно. Она не торопясь сервировала стол, потом ухаживала за магом во время еды.
Он проснулся, когда она уже заканчивала расставлять тарелки и молча следил за ней. Поднялся, ушёл в туалетную комнату, а потом сел и потребовал, чтобы Анха покормила его. Она не стала поступать с ним как с малым дитем, но заботливо помешала ложкой кашу, добавила туда капельки варенья, сделала бутерброд и подливала бодрящий напиток из чайника в кружку. Он послушно ел всё, что она давала, а сам смотрел на неё. И хотелось бы ей сказать себе, что он любуется ею, но было в его взгляде что-то безумное.
Ей показалось, что он изучает её, пытается что-то понять для себя и не может… или не верит тому, что до него доходит. Хотя, Анха допускала, что напрасно додумывает за него, усложняет и ищет подвох. Уж слишком она боялась допустить ошибку, чуя запах свободы.
Он же не слепой и должен видеть, что она похорошела? Конечно, она не стала магически прекрасна, как все маги, но породу уже было не скрыть. Однако, маг не замечал этого. А может, в его воображении она все время была такой или ещё краше?
С опаской косясь на него, Анха собрала посуду, чтобы унести её, но он удержал её за руку.
— Побудь со мной… — попросил он, а потом резко подтянул к себе и едва дождавшись пока она поставит тарелки, положил её руки себе на шею. — Обними! — попросил… потребовал и крепче прижался к ней, царапая её нежную кожу отросшей щетиной.
— Сладко и больно владеть тобой, — неожиданно простонал он ей в ухо. — Никого не вижу кроме тебя. Повсюду ты! На небо смотрю и вижу твои глаза, при взгляде на девиц ищу сходство с тобою, а когда товарищей по службе встречаю, то думаю о том, что они могут понравиться тебе…
Александр подхватил Анху на руки и посадил на стол, а сам прижался, не давая ей шевельнуться и продолжая бормотать признания:
— Разум велит делать одно, а сердце тянет к тебе. Хочу проклинать тебя за эту власть надо мною, но слабею телом и слова против не могу сказать.
Маг обхватил затылок княжны, заставляя её посмотреть на него, но сам закрыв глаза впился в губы жадным поцелуем. В этот раз в его ласках было больше требовательности, утверждения своего права и… сомнений? Что-то беспокоило его, но он только крепче целовал, сильнее вжимался в её тело и подчинял.
Анха хотела сказать, что его тело ненормально горячее, но маг лишь усилил напор и она подчинилась ему. Подчинилась, черт бы побрал этого сумасшедшего, лишь бы он успокоился! А он только сильнее расходился, как будто не получал желаемого и всё же сходя с ума от наслаждения. Остановился только тогда, когда она положила ладони ему на лицо, впиваясь пальцами в щеки, глаза… оттолкнула его и расплакалась.
Она ведь не осталась безответной напору мага. Анху захлестнули его эмоции, всколыхнули таящуюся в ней ненависть, вытащили на поверхность жажду мщения и желание убивать. Глубокая, как безлунная ночь чернота просочилась в её тело, пробежалась по лазурным и серебристым каналам, чтобы укрыться в лоне. Чернота одобрила ненависть, соглашаясь, что врагов нельзя прощать и пообещав защиту, свернулась в незаметный крошечный клубок. Всё произошло слишком быстро, чтобы княжна успела что-то понять умом. Вот она вспыхнула ненавистью и примерилась нанести удар ближайшему своему обидчику, но он вдруг с тревогой заглянул в её глаза и прошептал:
— Я измучил тебя… прости…
В его глазах она увидела сомнение, сожаление, обеспокоенное ночное небо и заплакала. Ненависть вновь затаилась до поры до времени. Она будет ждать настоящих врагов, а со слезами уходила последняя неопределенность. Почему-то сейчас Анха уже нисколько не сомневалась, что скоро доберется до всех своих обидчиков!
Александр гладил её по голове, не зная, как ещё можно успокоить расплакавшуюся голубоглазку. Потом попытался напоить водой, а после взялся за нежности… Анха мягко освободилась и побежала в душ.
Когда она вышла, то её покровитель вёл себя странно. Он держался немного отчужденно, но когда она хотела скрыться в своем закутке, то рассердился. Анха постаралась стать незаметной, и это устроило мага. Он долго о чём-то думал, порывался куда-то идти, но сделав пару шагов, оглядывался, смотрел на неё больными глазами и, бубня ругательства, плюхался на кровать.
Потом он объявил, что они вместе отправляются патрулировать границу и её задача во всем слушаться его. Анха не понимала произошедших с ним перемен, да и не старалась понять. Её грела мысль, что вскоре она навсегда вычеркнет его из своей жизни, забудет, как страшный сон своё пребывание в пограничном замке, и расплатившись с Островыми, вопреки всем станет счастливой.
Во время патрулирования магом границы на вимане, она не мешалась и старалась предугадывать его желания. Измучилась, но повода избавиться от себя не дала. Если надо было, то во время остановки неслась за водой, собирала хворост, варила похлебку, мыла котелок… и демонстрировала радость.
Всё давалось с трудом, потому что не было опыта походной жизни. Несложно набрать в котелок воды, но сложно было найти её. Да и с хворостом не сразу получилось. А потом оказалось, что магу мало выпить горячего травяного отвара и перекусить тем, что выдали на кухне. Ему захотелось сварить похлебку из тех продуктов, которыми его угостили встреченные крестьяне.
