— Вперёд, — сухо приказал дед.
Они подбежали к воротам — те раскрылись навстречу хозяевам так уж медленно, с таким траурным скрипом, что Ольге и вовсе стало худо на сердце. Траурно понурился и сидящий на крыльце Нешто-Нашто. В межмирье он всегда выглядел хоть и замызганным, но вполне реальным человеком. Теперь же дух истончился настолько, что сквозь него отчётливо просматривались ступени высокой лестницы.
— Где? — вдруг как-то разом поник Степан Степаныч.
Нешто горестно скуксился и показал головой: в доме.
— Деда, ты чего? — жалобно пролепетала Ветка.
— Не может быть, — прошептала Ольга, отчаянно замотав головой.
Илья сдавил ей плечи железными ручищами и встряхнул:
— Что случилось?
— Бабуленька, — еле слышно выдохнула Ветка.
Упала на коленки и зарыдала навзрыд.
— Отец? — требовательно окликнул Илья застывшего столбом полковника. — Прекратить! Ну, ладно они, а ты-то? Информации ноль, а вы уже…
— Да, нет, Илюха, — прохрипел дед и уселся на траву, свесив руки меж колен: — Всё верно.
Он уставился исподлобья на крыльцо, куда из терема вышла его супруга. Не в грубой допотопной рубахе, ни в княжеском опашне, а в домашних стареньких джинсах с протёртыми швами. И в мужниной клетчатой рубахе навыпуск с закатанными рукавами.
Навь принимает духа в том наряде, что был на нём с последним ударом сердца — про то всякий знает. Ноги Ольги подрубило — она упала на колени и замерла, не желая верить, а тем более принимать грянувшую беду. Ветка рыдала в ладошки, закрыв ими лицо, и вздрагивая всем телом. Слёз не было — откуда они здесь? А горе настигает везде, куда бы не занесло душу: в Явь, в Навь или в саму Правь.
— Ну, хватит! — сердито набросилась на сражённых родичей Лада Всеславна. — Можно подумать, мне кто-то тысячу лет жизни гарантировал. А я всё профукала.
— Могла бы ещё пожить, — как-то устало процедил сквозь зубы полковник.
Глава 26
Заделье на пенсии
— Могла бы, не могла бы, — разворчалась бабуленька, спускаясь с крыльца. — Ты тоже много, чего мог бы. Генералом стать, — съязвила она, — когда мне захотелось в Москве пожить. Шубу соболью жене купить.
На крыльцо из терема выкатилась вся лохматая троица: Суседко с Запечником и Жихоней. Они подкатились под бок Нешто и замерли неживыми куколками.
— Ты же сама отказалась! — оживая на глазах, возмутился оговорённый супруг.
Ольге показалось, что он с диким усилием, но принял свершившееся. Жена помогла: не плакала, не стояла перед ними с убитым видом, а явила себя такую обычную, родную… и живую.
— Потому что опоздал, — нравоучительным тоном отмела его оправдания бабуленька. — На пять лет и три месяца. Когда я уже перехотела.
— Ба, — всхлипнула Ветка, не в силах сдвинуться с места и кинуться к ней, прижаться.
Чтобы её обняли и гладили по спине, приговаривая: ну, Светик, уймись, не будь мокрой курицей — ты же внучка офицера.
— Включите мозги и не теребите мои нервы, — беспрекословным тоном потребовала Лада Всеславна, остановившись перед мужем: — Я всего лишь переехала жить в загородный дом. Куда вам, в отличие от всего остального человечества, путь не заказан. Можете являться, когда вздумается. Хотя слишком часто мозолить глаза не приглашаю.
Илья поднял с земли жену, поцеловал её в лоб — по нему и не скажешь, будто увидел нечто несусветное. К бабуленьке подошёл так, словно встретил ту в собственном доме. Склонился и поцеловал руку поразительной женщине — истинной подруге воина.
Не руку, а кулак — чуть успокоенная мужем, машинально отметила Ольга. Бабуленька благословила зятя поцелуем в макушку и отстранилась. В её глазах сверкнуло такое торжество победителя, какого во веки веков не достигнуть ни одному завоевателю.
Полковник тут же вскочил на ноги и протянул к ней руку:
— Ну?
— Гляди, — усмехнулась Лада Всеславна, раскрывая ладонь.
Где лежала и моргала красным глазом чёрная угольная вишенка. Опутанная огненными травинками. Огненные листики трепыхались язычками чистого пламени. В тот же миг вокруг бабуленьки закружились в хороводе остальные ледагашки.
— Седьмой, — выдохнула Ольга и подскочила к ней, как ужаленная: — Ба, ты…
— Конечно я, — отмахнулась та. — А кому, кроме меня? Вам бы он в руки не дался.
— Потому что мы не хранители очага? — не закончила кукситься Ветка, зато начала ненавидеть этот седьмой самый важный ключ.
— Потому что живым он в руки не даётся, — сухо ответила за бабуленьку объявившаяся на крыльце Сумерла.
— Ты знала?! — мгновенно взбесилась Ветка.
Илья вовремя цапнул её за руку — иначе дурёха понеслась бы убивать бессмертного духа.
Которому, впрочем, брыкливая девчонка пофиг. Сумерла и не взглянула на неё, напомнив персонально полковнику:
— Вы первые, из тех, кто сюда ходили, и дошли. Нынче же дошла даже твоя супружница. Хотя её путь оказался самым тяжким. Вы все знали, на что замахнулись. И вы пошли своею волей, без понуканий.
Объяснилась и по своему обыкновению исчезла, не попрощавшись.
— И я знала, — веско продолжила бабуленька. — От меня Гата не таилась: всё честно рассказала. И никаких заклятий-проклятий не накладывала, — уставив палец в лицо младшей необузданной внучки, строго предупредила она. — Только мне было решать. И я решила. На этом всё.
— Ты своё дело сделала, — мягко одобрил дед, обнимая свою любушку.
— Ну, так иди и делай своё, — усмехнулась та, шлёпнув бездельника по обхватившей её за талию лапище. — Мне такие соседи, как эта стерва Масатка, не нужны. У меня впереди вечность. Не хочу, чтобы она вечно мне докучала. Да! — спохватилась бабуленька. — Не забудьте документы из подпола забрать. Я туда их швырнула. В коробке с твоим дурацким пистолетом.
— Что с домом? — осторожно осведомилась Ольга, обнимая бабушку с другой стороны.
— Сгорел, — пожала она плечиком так беззаботно, словно это какой-то пустячок.
— А, как же очаг? — прижалась к её спине Ветка, положив подбородок на родное плечо.
— А что очаг? — деланно удивилась Лада Всеславна. — Теперь, где я, там и очаг. Отстроите дом, отсыплю вам углей для розжига. А теперь ступайте, — выкарабкалась она из любящих объятий и замахала руками, как крыльями: — Кыш-кыш-кыш!
Дед стоял перед сожжённым домом и — вопреки ожиданиям Ольги — смотрел на него, прощаясь, а не горюя. Она пришла сюда на всё готовое, да и то сердце сжималось от боли и обиды. А для них с бабуленькой тут столько трудов сгорело, что не сосчитать. Они с Ильёй и Веткой разбирали завал, норовя пробиться к подполу, чтобы забрать спрятанные там документы. А дед всё стоял и стоял, о чём-то размышляя.
— Отец, может, бригаду сразу нанять, — вытаскивая обгоревшие доски, поинтересовался Илья. — До первого снега ещё пара месяцев: успеем стены переложить и крышу…
— Нет, — покачал головой полковник. — Я сюда уже не вернусь.
Значит, Илья уговорил его поселиться у него — решила Ольга, вытирая лоб. И вернулась к работе. Но что-то укусило за сердце. Она разогнулась и увидела, как муж подошёл к деду и что-то спросил. Тот поднял голову и посмотрел зятю в глаза всё тем же задумчивым взглядом. Что-то ответил, и обычно невозмутимый Илья схватил его за грудки. Тут же отпустил, но её подхлестнуло ещё больше.
Хотела подойти, выяснить, в чём дело, но дед властным жестом приказал не приближаться. Пока она колебалась — нарушить приказ или пренебречь — Ветка закричала:
— Лёк! Ты посмотри! Бельмондуля, да как же так?
Услыхав, что сестричка откопала их радетельницу, Ольга бросилась к ней. Ветка стояла на коленях перед просветом, оставленным от содранной Ильёй доски. Снизу на них жалобно пучилась испуганная шишиморка. Они вдвоём опустили вниз руки, чтобы вытянуть бедняжку наверх, но та скрылась. Пробухтела снизу:
— Нельзя мне на белый-то свет. Учишь их учишь…
— Точно, — хлопнула себя по лбу Ветка, оставив на нём чёрный след.
