Я затаила дыхание.
Неужели я сейчас узнаю правду? Настоящую правду.
Я потянулась к принцу и положила руки на его теплую грудь, по одной стороне которой извивались шрамы. Я чувствовала, как его сердцебиение постепенно замедляется. Так многое в нем не оставляло меня равнодушной: его внешность, искренность и чувство юмора; то, как сильно он хочет меня; то, как при нем загораются мои глаза… его честность…
— Мне приказали приехать сюда из-за нападения Экстермино. Мы здесь, чтобы обеспечить твою безопасность.
Я покачала головой:
— Но это же самоубийство, вы — члены королевской семьи, зачем…
— Это связано с твоей бабушкой, но я не могу сказать тебе, почему ее убили. Пока не могу.
Я отскочила.
— Что?!
— Просто не могу.
Я сама удивилась тому, с какой силой ударила его ладонями в грудь. Принц отступил на несколько шагов. На его коже тут же выступили два красных пятна, одно из которых пришлось как раз на шрамы, окрашивая их в бордовый цвет.
— Sthlancleen! — выругалась я, и он открыл рот от ужаса, услышав самое оскорбительное из ругательств, которое я знала. — Я-то думала, что отношения должны строиться на честности!
Он стоял всего в паре метров от меня, но я кричала, сколько хватало сил. Через пляж к нам уже бежал Эдмунд.
Но все, что было сказано после ругательства, принц уже не слышал.
— Не смей унижать себя этим словом! Все это делается для твоего же добра.
Эдмунд был уже рядом и, прежде чем я поняла, что происходит, схватил меня сзади.
— Закройте рот, барышня, и ведите себя, как полагается девушке принца, — прорычал он настолько угрожающе, что, даже не повышая голоса, заставил мое сердце похолодеть. — Я предлагаю вам отправиться домой и подумать над тем, что вы только что сказали и в чем обвинили Его Высочество, и вернуться к нам только тогда, когда будете готовы принять положение вещей таким, какое оно есть.
Он оттолкнул меня. Я оступилась и едва не упала на усыпанном галькой берегу. Магия бушевала во мне, притупляя мое мышление до инстинктов. Я снова начала ругаться, но Эдмунд перебил меня.
— Иди домой! — приказал он.
Пробормотав последнее оскорбление, я сделала решительный шаг и взмыла в воздух. За мной последовали несколько Атан.
— Нет, пусть остынет. Ей нужно справиться с этим, — услышала я слова Эдмунда и так громко и пронзительно закричала от возмущения, что не услышать этого они просто не могли.
Ни холодный воздух, ни нужные для полета усилия не смогли улучшить мое настроение. И когда я наконец приземлилась у дома и должна была пройти тщательную проверку охраной, которую нам навязали, то с раздражением постукивала ногой и мешала им, как только могла. В конце концов меня пропустили, и я, перепрыгнув через калитку, ударом магии открыла входную дверь. Она с силой распахнулась и оставила вмятину в стене.
Я пронеслась вверх по лестнице, краем глаза заметив Алию, которая выскочила из гостиной.
Отлично, пусть она все родителям и объясняет!
Я бросилась на кровать и закричала в подушку, будучи не в состоянии сдержать тот самый нрав, которым славилась в детстве. Тот факт, что я никого не подожгла, был доказательством того, что до моего самого важного дня рождения оставалось всего пять часов.
Дурацкие приказы! Дурацкие Атенеа!
Они не имеют права скрывать от меня информацию о моей бабушке!
Должно быть, это связано с моими способностями к пров´идению. Как сказал Фэллон, я — стеклянное украшение. Знала ли она что-нибудь обо всем этом? Наверняка. Она все знала… Возможно, однажды я тоже буду знать все.
Никто меня не тревожил, и я варилась в собственном гневе до полуночи.
«С днем рождения», — пропела я сама себе грустным голосом.
Я проснулась и почувствовала запах цветущего сада, такого же, какой был у дома моей бабушки. Я перевернулась на спину и глубоко вдохнула этот свежий, слегка влажный воздух. Запах был чудесный — легкий и освежающий. И еще приятнее было от того, что мое одеяло грели теплые солнечные лучи…
Только после третьего вдоха я осознала, что моя комната не должна пахнуть весенним днем, и когда села на постели и открыла глаза, то не смогла сдержать восторженного возгласа. Всюду стояли цветы и подарки, а в самом центре разместился огромный букет роз.
Посмотрев на часы на прикроватной тумбочке — или, точнее, на вазу с тюльпанами, которую мне пришлось отодвинуть, чтобы увидеть циферблат, — я поняла, что уже почти десять. И конечно, было слышно, как кто-то возится в кухне, из комнаты родителей доносилось гудение фена, а снаружи Атаны оживленно болтали на сейджианском.
Я отбросила одеяло и в ночной рубашке пошла к розам. С края вазы свисали две карточки. На первой были нарисованы воздушные шары и именинный торт, а на обратной стороне была надпись:
Надеюсь, ты не возражаешь, что я приворожил твое сердце;)
С днем рождения! С любовью, Фэллон
Придурок! Если он думает, что, получив эти цветы, я когда-нибудь… когда-нибудь прощу его… Я открыла вторую карточку, прочитала ее и тут же сожгла от злости.
Никогда не оскорбляй меня. Ты сделала мне больно. Если бы решение зависело от меня, я бы давно все тебе рассказал. Но это не так.
Е. К. В. принц Фэллон
А как насчет того, что от всей этой лжи мне тоже больно? От того, что меня держали в неведении, словно дитя малое!
Я подошла к следующему букету, составленному из бледно-желтых и золотистых роз и гвоздик и листьями папоротника по кругу. Это был букет от Эдмунда, который прислал еще и богато украшенную открытку. Среди подарков была деревянная обувная коробка, в которой я обнаружила пару великолепных, украшенных стразами шелковых бальных туфель. Я громко рассмеялась, заметив, что они без каблука.
Дальше стоял горшок, из которого на мой стол и ниже свисали белые с желтыми серединами цветы, по форме напоминавшие крошечные граммофоны, которые непрочно крепились к извивающимся, словно плющ, стеблям. Опустившись на колени, я прочитала, что это подарок от всей семьи Мортено, а цветы назывались вьюнком и символизировали смиренное упорство. Я наклонила голову и вдохнула их аромат, восхищаясь тем, как переплетаются друг с другом липкие стебли.
Затем я перешла к самому яркому букету в комнате — к охапке высоких желтых роз в прозрачной вазе. На карточке значились имена герцога и герцогини Виктория. Рядом с вазой стояла большая плетеная корзина, доверху наполненная конфетами, шоколадом и свежими фруктами. В ней же, завернутые в прозрачную сиреневую ткань, лежали комплекты постельного белья, на золотистой поверхности которых виднелся красивый рисунок. Мне показалось, что это герб, но развернуть замысловатую упаковку я не решилась. Тут же лежали и полотенца, на которых были вышиты мои инициалы.
