– Да, – ответил тот. – Это у него в крови.
Схватив козла за рог, он принялся его трясти. Козел не знал, радоваться такому вниманию к себе или нет, и, дико заблеяв, вырвался. Гость едва успел отскочить в сторону.
Али засмеялся.
Потом махнул слуге рукой и попросил проводить гостей.
– Благодарю вас, господин, – сказал мужчина и поклонился ниже, чем это требовалось, подтвердив подозрения Беатриче. – Неисповедимы пути Аллаха. Может, мы еще встретимся, тогда и поговорим о мудрости Корана.
– Может быть, – без энтузиазма заметил Али.
– Буду с нетерпением ждать следующей встречи.
Беатриче и Али проводили его взглядом.
– Кто это был, Али? – От напряжения ее трясло. – Фидави?
– Не знаю, – отвечал тот. – Но ясно одно: они не пастухи. По крайней мере, этот «папаша». – Он рассеянно похлопал козла по спине. – Какой же ты у меня умный!
– Тебе тоже не мешало бы быть поумнее, – заметила Беатриче. – Ты вел себя неосторожно.
– Возможно, ты права. Если это фидави, то теперь они знают меня в лицо. Сперва они решили удостовериться, действительно ли это мой дом, а потом покончат со мной. Что ж, они убедились. Теперь надо усилить охрану.
Беатриче перевела дух. Ее охватил страх, сердце колотилось так, что удары отдавались в кончиках пальцев. Она припомнила все, что узнала о фидави из Интернета. Перед ней всплыло удивленное лицо Малека, когда она впервые произнесла это слово, подслушав разговор погонщика каравана. Если к Али приходили фидави, никакая охрана не поможет.
Мустафа брел, как в трансе, рядом с Османом. Тот выглядел весьма довольным собой. Сознание того, что он наконец нашел этого негодяя, казалось, развязало ему язык. Он без умолку болтал о безграничной доброте Аллаха и смертных грехах неверных.
Мустафа узнал клеймо на шкуре старого козла. Он определил бы его даже на ощупь, с закрытыми глазами. Этим клеймом помечали всех коз в его поселении. Выслушав рассказ Али аль-Хусейна, он понял, что это была история его отца! Он и был тем самым пастухом, который из благодарности подарил врачу козленка. А больной мальчик приходился ему родным братом. Мустафа почувствовал, как червь сомнения начал точить его душу.
Он знал: Осман собирался убить аль-Хусейна, считая его отъявленным безбожником. За этим они и прибыли в Казвин из Аламута. Его приняли в фидави для выполнения «священной» задачи. Но как может этот человек быть неверным? Ведь он исцелил его брата, даже не потребовав от отца никакого вознаграждения. Тот до сих пор грезил этим человеком, не переставая рассказывать о доброте и мудрости врача.
Вот и сегодня он помог, не требуя оплаты. Неужто этот человек безбожник? И лишь потому, что прочитал все эти книги? Разве исцеление больных не менее важно, чем служение фидави? А этот врач – разве он не такой же преданный слуга Аллаха? Вправе ли они убивать его? Может ли он, Мустафа, семья которого ему так обязана, стать соучастником его убийства? Разве умертвить человека не преступление против Аллаха? И разве сами фидави, для которых убийство человека – средство борьбы с неверными, – не преступники?
Нервы Мустафы напряглись до предела. В его душе шла непрестанная борьба, мысли вытесняли друг друга, заставляя усомниться в тех словах, которые он произнес во время посвящения в фидави – до последнего вздоха служить Аллаху и беспрекословно подчиняться воле Великого Магистра. В нем сейчас жили два человека, и каждый отчаянно пытался завладеть его душой. Когда они с Османом наконец дошли до мечети, где собирались провести остаток дня в молитве, Мустафа для себя все решил.
Обед проходил в полной тишине. Даже Мишель, которая обычно без умолку щебетала, как певчая пташка, была сегодня странно молчалива. Складывалось впечатление, что дом находился на осадном положении. Повсюду, в коридорах и на башне, стояли вооруженные слуги. Даже у мальчика, который подносил блюда за обедом, на поясе висел небольшой кинжал. Казалось бы, такие меры предосторожности должны были успокоить Беатриче. Но получилось наоборот. Вид вооруженных до зубов людей действовал на нее удручающе, напоминая о том, как, в сущности, они слабы и беззащитны. Уж если фидави задумают сюда проникнуть, их ничто не остановит. Они даже не погнушаются отравить воду в колодце, и сколько людей при этом погибнет – два или три десятка – им все равно. Главное, что среди них были неверные.
Обед подходил к концу, когда послышался страшный грохот. Беатриче так испугалась, что выронила из рук медный бокал. Вода пролилась на стол и одежду. Али замер. Они молча прислушались. Лязг клинков, громкие, разъяренные голоса, тяжелый топот сапог раздавались все отчетливее.
Беатриче хотелось вскочить и как можно скорее покинуть этот дом, спрятавшись где-нибудь в извилистых закоулках города. Но внутренний голос взывал к благоразумию: от фидави нигде не скроешься. Они действуют бесшумно, тайком от всех. Коварство – вот их конек. Или все-таки…
Беатриче застыла: звук шагов смолк прямо у двери. Неужели игра проиграна?
Али поднялся. Это была отчаянная и бессмысленная попытка бросить вызов неотвратимой судьбе. Беатриче захотелось его удержать. Может быть, если они будут осмотрительны и осторожны, беда пройдет стороной?
Но прежде чем они что-то успели предпринять, дверь распахнулась.
– Простите, господин, что помешали вам. – Голос слуги звенел в ушах, но в этот миг он был для нее слаще пения соловья. Беатриче закрыла глаза. Али, расслабившись, откинулся на подушки. – Этого парня мы заметили у черного входа в кухню.
В это время в комнату вошел другой слуга, который, тяжело дыша, тащил за ухо худого мальчишку. Тот хныкал и стонал, прося о пощаде с искаженным от боли лицом. Но слуга не выпускал его их рук.
– Отпусти его, – приказал Али. Он повернулся к мальчишке: – Что ты делаешь в моем доме?
– Господин, я…
– Он вор! – закричал слуга. Схватив большой половник, он собирался огреть им парня по голове. – Господин, я проучу его так, что он до конца жизни будет помнить, как залезать в дом к хорошим людям.
– Я не вор! – в отчаянии закричал мальчишка, вырвавшись из рук охранника. – Я только…
Али нахмурился.
– Скажи-ка, ведь ты сын того самого пастуха, который был здесь утром?
– Да, господин.
– Кажется, лечение уже принесло плоды? – насмешливо спросил Али. – Я вижу, ты обрел дар речи.
– Господин, я… – Парень покраснел как рак, опустив голову. – Простите меня. Я…
– Простить тебя? – Али был взбешен. Беатриче испугалась, что он сейчас вырвет у слуги половник и изобьет мальчишку до полусмерти. – За что простить? За то, что вы с отцом меня подло обманули? За то, что, притворившись больным, ты шпионил за мной? За то, что ты, как змея, тайком пролез в мой дом? – Он перевел дух. – Возможно, ты не вор, но ты гнусный обманщик. Я не желаю тебя терпеть в своем доме! – Он обратился к слугам: – Гоните его в шею!
