усилилась, и к сердцевине прилило свежее тепло.
— Я тебя слишком утомила? — спросила Айви, двигая пальцем, покрытым семенем, вниз по животу к своему лону.
Его глаза проследили за ее пальцем; его сверкающий взгляд был взглядом голодного хищника, зацикленного на своей добыче. От осознания этого у нее по коже побежали мурашки, а сердце учащенно забилось.
— Нет, — его длинный язык выскользнул и пробежался по разрезу рта, а жвалы широко раздвинулись, прежде чем опуститься низко и загнуться назад. — Ты только разбудила мой голод, моя сердечная нить.
Он не подал никаких других признаков своих намерений, прежде чем начать действовать — не напряг мышцы, не перефокусировал взгляд, даже не переступил с ноги на ногу, готовясь. В одно мгновение он был на земле перед ней, опираясь на руки. В следующее мгновение он набросился на нее, темное пятно фиолетовых глаз, когтей и захватывающей силы.
Его верхние руки схватили ее за предплечья, нижние зацепили за бедра. Он приподнял ее и раздвинул ей ноги. На мгновение Айви почувствовала себя невесомой, и ее желудок сжался от предвкушения и возбуждения. Она хихикнула.
Кетан опустил ее на спину с невероятной мягкостью, учитывая скорость, с которой он это сделал. Листья служили мягкой подушкой, защищавшей ее от удара камнем. Он навис над ней, его торс был зажат между ее бедер, его тело отбрасывало на нее тень, отчего его глаза сияли, как восемь аметистов, подвешенных в пространстве. Его застежки дразнили верхнюю часть ее бедер, как будто не совсем уверенные, хотят ли они вцепиться или исследовать.
Расставив ноги и упершись ими в обе стороны, Кетан наклонился, прижимаясь своей твердой, бугристой плотью к ее мягкому телу. Его смертоносные жвалы задели ключицы Айви, когда он провел языком по ее шее. Это движение вниз продолжалось, и все его тело двигалось вместе с ним; ладони его верхних рук скользили по ее рукам от запястий к локтям, от локтей к плечам, в то время как его язык скользил по ложбинке между ее грудями.
Айви выгнула спину, прижимаясь к нему грудью, когда его нижние клыки задели ее набухшие чувствительные соски и вызвали внутри нее непреодолимый взрыв желания.
Но его голова продолжала свой путь вниз по ее телу. Его язык проложил дорожку по ее животу, очертив колечко вокруг пупка, отчего она задрожала от желания. И его руки снова переместились, эти грубые ладони обхватили ее груди. Он на мгновение задержал их неподвижно. Этого было достаточно, чтобы она в отчаянии начала извиваться, пытаясь потереться сосками о его шкуру и получить все возможные ощущения.
Айви накрыла его сильные руки своими.
— Кетан… Пожалуйста.
Его язык прошелся по ее тазу, легко коснулся небольшого участка волос и опустился ниже, чтобы подразнить ее клитор, кружа и пощелкивая по нему. У Айви перехватило дыхание. Только тогда его руки снова задвигались, разминая нежную плоть ее грудей, пощипывая пальцами соски.
Она замычала, улыбаясь, ее ресницы трепетали, хотя она хотела, чтобы ее глаза оставались открытыми.
Кетан глубоко вздохнул и издал рычание.
— Теперь я позабочусь о твоих потребностях, моя Найлия.
Он приподнял ее бедра, подсунул под них свои жвалы и обхватил ее задницу ладонями нижних рук. Прежде чем Айви смогла полностью осознать что-либо из этого, он прижался лицом к ее лону и пронзил ее своим длинным языком.
Голова Айви откинулась назад, и она закричала. Закрыв глаза, она отдалась удовольствию, которое дарила ей ее пара, пока, наконец, он не убрал голову, не оторвал ее от земли и не усадил на свой пульсирующий член. Их стоны эхом отражались от каменных стен, перерастая в песню, которая окутывала их обоих — песню страсти и любви, песню, рожденную невероятными шансами встречи двух душ, несмотря на непостижимую даль времени и пространства, разделявших их.

ГЛАВА 25
Люди некоторое время назад приглушили свет в комнате, оставив только мягчайшее белое свечение, которое окутывало большую часть пространства тенью. Криокамеры казались темными даже проницательному глазу Кетана, такими же черными, как ниши, в которые помещали мертвых Такарала. Но он знал, что это его блуждающий разум ищет тьму в каждом углу, ищет мрак, опасность, смерть. Он знал, что это была работа инстинктов, корни которых глубже, чем у самых старых и высоких деревьев Клубка, — инстинктов, которые видели гибель, скрывающуюся в каждом затененном углублении.
И на этот раз его инстинктам нельзя было доверять. Страх естествен для всех существ. Вриксы были не более невосприимчивы к нему, чем любые другие звери, независимо от того, большие они или маленькие. Эта ночь, возможно, больше, чем любая другая в жизни Кетана, была той, когда все эти страхи угрожали всплыть на поверхность.
Что-то столь же мрачное и зловещее, как вода, затопившая коридоры корабля, таилось на задворках сознания Кетана, крадучись переходя из тени в тень. Это открыто проявлялось только в комочке страха, засевшем глубоко в животе, — тяжелом чувстве, что что-то пойдет не так, что все это будет напрасно, что Зурваши в конце концов добьется своего.
Что Кетан потерпит неудачу, и все эти невинные люди, включая его пару, пострадают из-за этого.
Но он не позволит этим страхам овладеть им. На рассвете наконец начнется новая жизнь, к которой Кетан так долго стремился. И его пара, его Айви, будет там, с ним.
Кетан крепче обнял ее и посмотрел вниз. Как всегда, она спала на нем, грудь к груди, ее золотистые волосы разметались по его шкуре, и их тревожило только ее медленное, мягкое дыхание. Он осторожно подцепил пальцем прядь ее волос и отвел их с ее лица.
Его маленькая пара была прекрасна, как всегда. Нежный свет ласкал ее кожу, которая уже не была такой бледной, как тогда, когда он впервые увидел ее. Казалось, это было целую жизнь назад.
Ее лицо было наклонено к его лицу. Одна ее щека покоилась на его груди, над сердцами, а глаза были закрыты, отчего ресницы казались еще темнее и пышнее, чем обычно. Ее лоб был расслаблен, освобожденный от забот, которые она так часто несла на своих плечах в моменты бодрствования. И ее губы…
Полные розовые губы Айви, все еще припухшие после их совокупления в пещере ранее, манили Кетана, взывая к тем желаниям, которые никогда не будут — и не могут быть— удовлетворены. Увидев Айви в первый раз, он сравнил ее губы с парой пухлых личинок, но даже тогда они очаровали его. Отвращение переросло в любопытство; любопытство
