— Хранитель знаний. — Адам кивнул Рушке, подтверждая их давнее знакомство, и взгляд Хока заметался между странным кузнецом и своим цыганским другом. Рушка стал белым, как только что выпавший снег. Его карие глаза стали огромными и глубокими, его худощавое тело неподвижно замерло. Он не ответил на его приветствие, а устремил взгляд на землю, яростно вырисовывая рукой эти странные знаки.
Адам засмеялся.
— Можно подумать, что ты ещё не понял, что пока это не помогает, старик. Брось это. Даже твоя…жертва…не помогла. Хотя она немного смягчила меня.
Лидия задохнулась.
— Какая жертва?
Никто не ответил ей.
— Какая жертва? — кратко повторила она. — Он имеет в виду Эсмеральду? — Когда снова никто не ответил, она схватила Рушку за руку. — Это так? — Её глаза вернулись к Адаму. — Кто ты? — требовательно спросила она, её глаза сузились, как у медведицы, приготовившейся защищать своих детёнышей.
Рушка потянул её к себе за спину.
— Тихо, миледи, — произнес он сквозь зубы. — Не вмешивайтесь в то, чего не понимаете.
— Не говори мне, что я… — гневно начала Лидия, но замолчала под смертоносным взглядом Хока.
Хок повернулся обратно к Эдриен и спокойно протянул руки, чтобы помочь ей спешится, словно все было в порядке.
Адам снова рассмеялся, и от его смеха у Хока по коже побежали мурашки.
— Она едет со мной, Лорд Канюк.
— Она останется со мной. Она моя жена. И я Хок — Ястреб. Лорд Хок для тебя.
— Нет. Стервятник, жалкий мусорщик, который подбирает ненужные остатки, лорд Канюк. Она выбирает — такой был уговор, ты помнишь? Я спас твою жену за определённую цену. Теперь эту цену нужно заплатить. Ты проиграл.
— Нет. — Хок медленно покачал головой. — Она уже выбрала, и выбрала меня.
— Похоже, она передумала выбирать тебя, — насмешливо ответил Адам.
— Слезь с моей лошади, кузнец. Сейчас же.
— Хок! — предупредил Рушка, тихо и взволнованно.
— Хок. — Именно голос Эдриен остановил его. Заставил застыть в полушаге от кузнеца. До этого момента, Хок сосредоточил свое внимание и свой гнев только на кузнеце. И он знал почему. По той же причине, из-за которой не спешил оборачиваться, когда услышал приближение лошадей. Из-за которой вместо этого его взгляд был прикован к Рушке. Он боялся смотреть на свою жену, и того, что он мог увидеть в её прекрасных глазах. Могла ли она на самом деле передумать выбирать его? Мог ли он так сильно ошибаться? Он помедлил, его рука легла на рукоятку меча, и заставил себя поднять глаза на неё. Неуверенность, которая охватила его с самого первого дня, когда он увидел свою жену возле кузницы, охватила его с удвоенной силой.
Её лицо было спокойным и лишённым каких либо эмоций.
— Он говорит правду. Я выбрала его.
Он в изумлении уставился на нее. Ни малейшего проблеска эмоций в её серебристых глазах.
— Как он заставил тебя лгать, девушка? — Хок отказывался верить её словам, цепляясь за свою веру в неё. — Чем он угрожал тебе, сердце моё?
— Ничем, — холодно сказала Эдриен. — И прекрати называть меня так! Я никогда не была твоим сердцем. Я говорила тебе это с самого начала. Я не хочу тебя. Это я все время хотела Адама.
Хок всматривался в её лицо. Холодная, сдержанная, она сидела на лошади, как королева. Величественная и недостижимая.
— А чем же, черт возьми, был тогда Устер? — прорычал он.
Она пожала плечами, приподняв вверх ладони.
— Увеселительной прогулкой? — легкомысленно ответила она.
Хок напрягся, стиснув челюсти.
— А чем была конюшня этим днем…
— Ошибкой, — спокойно перебил его Адам. — Которую она больше не повторит.
Взгляд Хока не сдвинулся ни на дюйм с лица Эдриен.
— Это была ошибка? — тихо спросил он.
Эдриен склонила голову. Сделала паузу длиной в удар сердца.
— Да.
Хок не увидел ни единого проблеска эмоций на её лице.
— В какую игру ты играешь, девушка? — выдохнул он, каждый дюйм его напряженной позы излучал опасность, заряжая воздух вокруг них.
Ночь стала вдруг душной и безмолвной. На холме ни один человек не шевелился, прикованный к ужасной сцене, разворачивающейся перед глазами.
— Никаких игр, Хок. Всё закончено между нами. Мне жаль. — Она ещё раз небрежно пожала плечами.
— Эдриен, хватит шутить… — зарычал он.
— Это не шутка, — оборвала она его с внезапной яростью. — Смеяться здесь можно только над тобой! Ты же не думал на самом деле, что я могла остаться здесь? Да брось ты! — Она махнула рукой на великолепие свадебного праздника. — Я из двадцатого века, ты, глупец. Я привыкла к роскоши. Тем штучкам, которыми балуют. Кофе. Горячий душ, лимузины, весь тот шум и блеск. Это было отличноё развлечение — вполне миленькое приключенье с одним из самых обворожительных мужчин…. — Она улыбнулась Адаму, и Хоку понадобилась каждая унция его воли, чтобы не броситься на кузнеца и не вытряхнуть жизнь из этого высокомерного тела.
Вместо этого, он стоял как мраморное изваяние, с руками, прижатыми к бокам.
— Ты была девственницей…
— И что? Ты научил меня удовольствию. Но кузнец дал мне больше. Это так просто. — Эдриен вертела в руках поводья своей лошади.
— Нет! — взревел Хок. — Это какая-то игра! Чем ты угрожал моей жене, кузнец?
Но Эдриен ответила вместо него всё тем же спокойным, полностью беспристрастным голосом. Этот хриплый голос, который заставлял его думать, что он сошла с ума, потому что слова, которые были сказаны, могли быть только ложью. И всё же она не выглядела так, словно её принуждали. К ее горлу не был приставлен меч. Не было блеска слёз в её глазах. А её голос, ах…он был спокойным и ровным.
— Он угрожал мне только большим удовольствием, чем ты когда-либо дал мне. Он владеет настоящим волшебством. Не трать своё время, охотясь за нами. Ты нас не найдёшь. Он пообещал меня взять в места, о существовании которых я никогда даже не мечтала. — Эдриен двинула свою лошадь поближе к жеребцу кузнеца.
Адам послал Хоку ослепительную улыбку.
— Похоже, ты всё-таки проиграл, прелестный птенчик.
— Нет! — взревел Хок, рванувшись к кузнецу и одним молниеносным движением выхватив меч. Жеребец встал на дыбы от рёва Хока и дико попятился назад.
Рушка ухватился за руку Хока и ударил по ней своим кулаком с такой силой, что выпавший меч застрял в земле у его ног.
Адам поднял руку.
— Нет! — Эдриен быстро удержала руку кузнеца. — Ты не тронешь его! Никакого кровопролития. Ты обещ… — это грязно, — добавила она. — Мне не нравится кровь. Мне становится плохо.
