Представив, как она сейчас выглядит, Таюли почувствовала себя посмешищем и разозлилась. В тот же миг ночь вокруг неё осветилась, будто гигантским факелом мертвяще голубого света, и ДЭГ взялся за дело.
Жирный удав бросился мимо остолбеневших моряков к противоположному борту, на лету раздвоившись. Из творящейся там сутолоки он выхватил двух чернодушных воинов и вздел над толпой. Трёхликая, стремясь накормить весь свой зверинец, заковыляла в центр палубы к мачте, на ходу пробурчав морякам:
– Уходите отсюда. А лучше вообще убирайтесь с корабля.
– А… что теперь будет? – брякнул один из них.
– Ты что, идиот? – искренно удивилась Таюли.
– Бежим! – отмер второй, схватил товарища за руку и потащил к борту.
– Почему мы? – ошарашенно промямлил третий.
– Демоны считают, что вы не безнадёжные свиньи, – раздражённо бросила через плечо Таюли. – Ждёшь, когда они передумают?
– Они? – булькнуло за её спиной.
И тут наружу вывалился оголодавший и вконец осмелевший ЗУ. В голубое свечение врезалось живое золотистое. А к двум ледяным присоединилась пара огненных змей.
В грудь Таюли с невыносимым треском врезалась стрела. Вторая вонзилась в плечо, третья в живот. Лис был прав: воины есть воины, а железо есть железо. Демоны же есть демоны – в очередной раз доказала засевшая в ней парочка. Взбесившись, оба напрочь позабыли собственную вражду. Ибо им вздумали испортить общее пристанище, дающее и кров, и вкусные эмоции, которые у Трёхликой хоть возами вывози. ЗУ и ДЭГ в мановение ока расшвыряли толпу негодяев, поднявших на неё руку. Новые скрюченные трупы посыпались на палубу, пока остальные удирали, кто куда мог.
– Дебилы, – испуганно всхлипнула Таюли, осторожно коснувшись торчащей из груди стрелы.
Вытаскивать её было страшно: а вдруг древко обломается, и наконечник останется внутри? И как она так подставилась? Уму непостижимо! А всё оттого, что впрямь возомнила себя бессмертной – вяло обругала себя Таюли, ломая голову над неразрешимой хирургической проблемой.
– Ну вот! – насмешливо восхитилась плюхнувшаяся рядом Ринда. – А Лис ещё волновался, кто же нам кровь пустит, – она осмотрела стрелу в животе и проворчала: – Как бы вместе с кровью и кишки не выпустили. Ты как? – безо всякой тревоги в глазах и голосе осведомилась Двуликая, выжимая подол рубахи.
– Как видишь, – сглотнув комок, проблеяла Таюли. – Ринда, что делать?
– Ничего, – поморщилась подруга, оглядывая поле боя, где дружины ледяных прибыло. – Сейчас наши демонюги набьют брюхо, и сделают, что надо. Ты же сама хвасталась, какие они умелые лекари.
– А я что, так и буду торчать…, – захлебнулась от возмущения Таюли. – Когда из меня торчит!
– И пусть торчит, – отмахнулась Ринда и добавила нечто вовсе несусветное: – Есть-пить не просит.
– Издеваешься? – уныло уточнила Таюли, трогая стрелу в животе.
– Не лапай! – хлопнула её по руке Ринда. – Растревожишь рану. Кишки порвёшь. Стой и жди. Можешь лечь, если хочешь.
– Чтобы по мне ещё и пробежались? – приободрившись, съязвила Таюли.
– Кто? – ехидно ухмыльнулась Ринда, почесав подбородок и демонстративно поведя рукой вокруг себя.
Тут Трёхликая и впрямь сглупила: вокруг них не единой живой души – одни мертвецы. Причём, довольно много.
– И как только не лопнут? – пробурчала она, предусмотрительно заковыляв обратно к борту.
– Ага! – покривилась Двуликая, сощурившись в сторону знакомого люка, в котором утонули колышущиеся туши всех ледяных удавов.
С противоположной стороны ЗУ потыркался в закрытую дверь кормовой надстройки, потыркался, да и обиделся. Вспух струёй чистородного огня и давай метаться, как полоумный: моментально подпалил корму. Огонь побежал по мокрым парусам, как по бумажным листам. Если Двуликая с Трёхликой не поторопятся оставить корабль, люди в трюмах сгорят заживо.
– Ты думаешь о том же, что и я? – брезгливо поморщилась Ринда, поддерживая её под локоток. – О сгоревших заживо?
– Фу! – скривилась Таюли, оперевшись о борт.
– Не то слово, – вздохнув, согласилась Двуликая. – Противно.
– Главное, что это повиснет на нашей совести, – раздражённо пробубнила Таюли. – А я не хочу.
– Тогда давай убираться отсюда, – легко вспрыгнула на фальшборт Ринда.
Таюли остереглась делать резкие движения. Глянула вправо-влево, заметила у самого борта сваленную парусину, скрученную в плотный тюк. Дотелепалась до него, поставила ногу, чтобы подняться на фальшборт и отпрянула: парусина ойкнула и зашевелилась.
Твердо обещая себе, что больше не потерпит никакого членовредительства, Таюли пнула ожившую парусину и приказала:
– Вылезай!
– Кто там? – легко пробежалась по узкой доске Ринда и присела, держась за верёвку.
Огонь пёр к ним широкой полосой, в которой извивался от наслаждения ЗУ. ОТ и ДЭГ оставили в покое трюм, вокруг которого изрядно намёрзло. Ледяные недовольно подтянулись к своим убежищам, однако протестовать против бесчинства огненного врага и не думали. У них появилась иная забота. ДЭГ обвил Трёхликую, и стрела в животе аккуратно полезла наружу, а жиденькую струйку крови будто слизало. ОТ же поднял свёрток парусины и хорошенько потряс.
Так вот и вытряс из убежища молоденького морячка – совсем ещё мальчишку – лупающего на ледяных удавов выпученными голубыми глазищами из-под соломенных бровей. Демоны побрезговали его незапятнанной душой, но парень явно не доверял своей удаче. Однако вполне отважно шмыгнул носом, оценив стрелы, торчащие из вполне себе живой и бодрой девицы. И уточнил:
– Вы Двуликие? Взаправдашние?
– А ты воткни в меня нож, – ядовито прошипела Таюли, склонившись над головой распростёртого бедняги. – Тогда они и тебя сожрут. Тут твои дружки уже дошвырялись своими стрелами. Видал, как горят?
– Ага, – то ли ответил, то ли поперхнулся затаившимся дыханием морячок.
Стрела, торчащая в её груди тоже полезла наружу. А едва вылезла, оба ледяных удава пропали, будто их вовсе не бывало.
– Не будешь злодействовать? – строго переспросила Ринда, состроив зверскую морду, подсвеченную отблесками разгорающегося пожара.
– Нет… это… госпожа… Двуликая, – прошептал паренёк прямиком в мокрые скоблённые доски.
А потом, не выдержав, оторвал глаза от палубы и глянул на пляшущего уже в десятке шагов от них жирного огненного удава:
– Оборони меня Создатель!
– Он тебя уже оборонил, – наставительно пояснила Ринда. – Не дал тебе душу свою испоганить. Ты знаешь, на кого охотятся демоны?
– На… На врагов Суабалара, – выдал имперскую версию морячок. – И это… Лонтферда.
– На чёрные души, бестолочь! – как-то даже обиделась Трёхликая. – Им безразлично, где такие рождаются и живут. А тебя демоны не тронули, значит, душа у тебя светлая… Кстати, – вдруг дошло до неё, что не так с этим парнем. – А почему у тебя волосы светлые? Погоди, ты что раб?
– Я свободный, – теперь обиделся он. – Это у меня от мамы. Она была с севера.
– Рабыня? Твоя мать была рабыней? – пыталась осознать услышанное Таюли.
– А ты явился сюда, сучонок?! – ощерилась на мальчишку Ринда и подобралась так, словно вот-вот прыгнет на дурачка и загрызёт. – Делать рабами своих сородичей? У тебя совесть есть, мразь ты непотребная?!
– Сейчас корабль сгорит, – напомнила Таюли, не желая читать подруге нравоучения. – Ещё немножко и…
– Знаю! – гавкнула Ринда и прыгнула в воду.
Чтобы сгоряча не наделать глупостей – одобрила решение Двуликой Трёхликая. В конце концов, парень, считай, уже не северянин. Он того севера и не нюхал: родился и вырос в Империи. Какие претензии к человеку, у которого, по сути, и родины-то нет – в нормальном её понимании. Он-то в чём виноват – размышляла Таюли, следя, как ЗУ удаляет из тела последнюю стрелу. Парень отползал от девицы, которая, как и сказано в легендах, не горит в огне, будто каменная.
– Я… я… Мама хотела, чтоб я вернулся, – тихонько признался он, тревожно косясь на задумчиво кусающую губы сказочную Двуликую. – Вот я и…
