Музыка мне нравилась, наши руки сплетались, играли, дразнили друг друга. Легкие касания будоражили и казались чем-то удивительным, противоречивым, запретным. В какой-то момент я осознала, что невинная партитура под луной зашла дальше, чем положено ученице и преподавателю, и намного дальше, чем музе и поэту. Мы уже смотрели друг другу в глаза, пальцы порхали легкими касаниями по щекам. Каждый уговаривал сам себя не делать того, что вот-вот может произойти, но почему-то вслух, словно желая быть переубежденным.
— Возможно, так в нас говорит алкоголь, — шептала я.
— А если он нам подсказывает? — отвечал Глеб и тут же, сомневаясь в правильности своих слов, осекался. — Эль, у меня ведь есть правила, я не могу иметь отношений с курсантками.
— Может быть, я уже и не курсантка. Есть огромная вероятность, что в этот момент приказ о моем отчислении уже подписан.
— Я не позволю никому тебя отчислить! — Его рука скользнула по моей щеке. — Кто тогда будет моей музой?
Я горько усмехнулась.
— Ты меня уволил. Я уже не твоя муза.
— Выходит, нам все можно?
— Выходит, можно.
Тянулись друг к другу мы одновременно, легкое соприкосновение губ, чтобы понять, что в такой позе целоваться неудобно. Глеб взял инициативу в свои руки, через мгновение его нежные поцелуи уже покрывали мое лицо, осторожно, боясь спугнуть.
— Глеб, я не хрустальная ваза, — шепнула ему на ухо. — Не стоит надо мною трястись, не разобьюсь.
Взгляд мужчины на мгновение стал удивленным, не ожидал он от меня такой реакции.
— Видимо, вопреки первому впечатлению, Элька, ты все же не монашка.
— А ею я никогда и не была, — и в подтверждение своих слов с силой обняла его руками и ногами и извернулась так, что оказалась сверху.
Теперь я — королева ситуации.
Целовала его и чувствовала, как он меня хочет. Слышала, как пытается подавить вырывающиеся из груди стоны, когда мои руки путешествуют по его телу. Ощущала теплые ладони на талии, которые вполне по-собственнически начали путешествие под моей майкой.
— Эля, прекрати, — почти молил он. — Нам нельзя этого делать! Ты будешь потом жалеть! Скажешь, что я воспользовался твоей беззащитностью, соблазнил, затащил в постель! Эля, перестань, я ведь не железный!
Все, что он говорил, я прекрасно понимала головой, но останавливаться не могла и не хотела. Моя душа жаждала власти над мужчиной, раскрепощения, отрыва, победы.
И Глеб действительно не был железным, одна из его рук уже уверенно ласкала мою грудь, а вторая притягивала за подбородок, помогая губам жадно впиваться в мои. Никакого сравнения ни с одним из наших прежних поцелуев, ни с наигранным в море, перед толпой фрейлин, ни с тем, когда магистр заставил себя поцеловать. Этот казался настоящим, уверенным, жадным и торопливым, будто нас вот-вот спугнут, и момент никогда больше не повторится.
Никто не шептал друг другу никаких глупостей в духе «любовь моя, я жду тебя», но и простой прелюдией к сексу это тоже не было. Складывалось впечатление, будто мы примеряемся друг к другу, как два фрагмента пазла — подходим или нет.
— Ты ведь меня не предашь? — пристально глядя в глаза, спросил он вдруг, остановившись.
Я попыталась заглянуть внутрь себя, вспомнить утренние вопросы королевы, как бы я ответила на этот вопрос, будь моя рука на том адском шаре.
— Ты мне ничего не обещал, чтобы я могла тебя предать, так же, как и я тебе!
— Могу пообещать сейчас, — шептал он.
— Я уже не маленькая девочка, чтобы верить клятвам, сказанным в постели. И тебе, столетнему дяде, не советую!
Глеб рассмеялся.
— О, ужас, Элла, ты находишься в постели со столетним мужиком. Тебе не страшно?
— Для векового парня ты удивительно хорошо сохранился. — Я игриво щелкнула его по носу и тут же чмокнула в место удара.
Он провел рукой по моим волосам, намотал на палец один из локонов и, притянув к себе, вдохнул аромат волос.
— Удивительный запах, — шепнул он. — Манящий, дурманящий. И все же, нет!
— Что нет? — не поняла я.
— Ничего не будет! Я лучше предпочту подождать тебя пять-десять лет, чем спугну сейчас, поддавшись минутному желанию, из-за которого ты меня потом возненавидишь. — После этих слов он фактически снял меня с себя.
«Эля, тебя только что красиво послали», — съехидничало пьяное сознание.
— Десять лет? — Я сделала вид, будто не обижена. — А не боишься, что за этот срок, как в том, твоем давнем рассказе, у меня могут появиться муж и трое детей?
— Но ведь в том рассказе я дождался, пока он умрет! Значит, и в реальности дождусь.
Я глубоко вздохнула и отсела подальше от до сих пор соблазнительного и манящего мужчины. Противно быть отвергнутой и головой понимать, что это для твоего же блага. Я подхватила с полочки оставленный там недопитый бокал вина и поднесла к губам.
Помешал неожиданно раздавшийся по всей Академии душераздирающий вой. От испуга я расплескала вино по майке и постельному белью Глебовой кровати.
— Что это? — недоуменно спросила я.
— Экстренная сирена, случилось что-то ужасное.
Давайте жить так, чтобы даже гробовщик оплакивал нашу кончину.
Марк Твен
Ее белые волосы разметались по каменному полу. Огненная плеть ничем не помогла и теперь валялась в стороне, медленно угасая. Алая кровь сочилась из глубокой раны в области сердца. Убийца оценивающе оглядел свою работу и, удовлетворившись результатом, пришел к выводу, что исполнено виртуозно.
Случайная жертва обстоятельств — она столкнулась с ним в коридоре и тут же вступила в вынужденный бой. Надо отметить, сопротивлялась достойно, добить ее оказалось не так просто — белобрысая тварь была на редкость живучей.
В принципе воительница и так находилась без сознания, когда он вонзал в нее клинок, но перестраховка не помешала. Женщина видела слишком многое, чтобы остаться в живых.
Тревожный звук сирены разнесся воем по коридорам — так магическая защита Академии отреагировала на пролитую кровь одного из преподавателей.
Убийца еще раз осмотрел место преступления, убеждаясь в отсутствии улик, и исчез в темных переплетениях многочисленных коридоров.
Первым до места преступления смог добраться Арвенариус. Старичок подбежал к Трое и попытался прощупать отсутствующий пульс.
Следом явился герцог Тарфолд. Он принялся устанавливать магические щиты вокруг места преступления, но закончить эту работу ему помешало прибытие королевской семьи и всей свиты. Прогнать короля не было никакой возможности.
