своем веку все трюки и иллюзии, что только бывают на этом свете. Я знал, чем все закончится, еще когда у вас и в мыслях ничего не было. Теперь я бог, но от этого не перестал быть лисом.
Говорить я не мог. В мыслях воцарилась пустота, а в горле встал какой-то ком. Я откашлялся, и по скуле и шее потекло что-то теплое. Все прочие звуки затихли, но я заметил боковым зрением, что к нам бежит Юмеко, и в ее золотых глазах стоят ужас и боль.
– Прощай, Хакаимоно, – снова проговорил Девятихвостый у меня за спиной. – Только не сердись – против бога у тебя не было ни единого шанса. Но ты бился отважно, а боги милосердны. – Он склонился ниже и замер в нескольких дюймах от моего уха. – Может, мне снова превратиться в Юмеко? – шепотом предложил он. – Чтобы ты смог умереть в объятиях возлюбленной.
Юмеко.
Передо мной появилось ее лицо, радостное, улыбчивое, лучащееся надеждой. Прости меня, мысленно взмолился я. Зрение мое затуманилось, а по щеке побежало что-то горячее. Дышать становилось все труднее, чернота понемногу застилала глаза. Времени не осталось. Пора делать финальный ход. Прости меня, Юмеко. Я так хотел тебя защитить. Хотел спасти тебя и все, что тебе дорого. Мне очень жаль. Я… не смогу добраться с тобой до финала, но… Постараюсь помочь. В последний раз.
– Ну что, Хакаимоно, – прошептал мне на ухо голос – только теперь он принадлежал Юмеко, а не Сейгецу, – битва окончена. Закрой глаза и сдайся. Слушай меня, свою дорогую кицунэ, мой голос сопроводит тебя в небытие.
Я поднял Камигороши, повернул его лезвием к себе и вонзил себе в грудь по самую рукоятку. Сейгецу дернулся у меня за спиной, сдавленно, испуганно всхлипнул, и весь мир словно замедлил свой бег.
Кто-то схватил меня за плечо, больно вцепившись пальцами в кожу. Меч пульсировал во мне, будто луч света, но боли я не чувствовал. В моем сознании начали проноситься образы, мысли и чувства, которые мне не принадлежали. Воспоминания о событиях, которые со мной не случались. О мире, который в те времена был еще совсем юным, мире, где ёкаи и ками жили свободно и не знали страха. О мире, который не знал войны и ненависти, где все было на своих местах и никто не ведал нужды. О мире до того, как ненасытный человек решил прибрать все к рукам и собрал вооруженные армии. Картины разрушений пролетали передо мной одна за другой: я видел руины, горящие леса, охваченные пожаром города, поля, заваленные трупами и залитые кровью, и смерть. Я видел красивую высокую женщину с длинными черными волосами и глазами нефритового цвета и ребятишек, скачущих у ее ног с веселым смехом. Иногда изображения подрагивали, точно крылышки мотылька, и вместо радостных мальчишек появлялись два лисенка, а женщина превращалась в кицунэ с ярко-зелеными глазами. Еще одна вспышка – и мне явился человек. У его ног сидели два пса, а он держал за хвост убитую лису и злобно улыбался. Ужас, горе, всепоглощающая, пламенная ярость – а потом ничего.
Я заморгал. Мир вокруг затуманился, но потом снова стал четким. Рукоять Камигороши по-прежнему торчала у меня из груди, я чувствовал, как по спине разливается тепло, как оно пропитывает ткань моей хаори. Сейгецу пошатнулся позади меня, по-прежнему крепко сжимая мое плечо, и мы оба вздрогнули.
– Будь ты проклят, Хакаимоно, у тебя что, ничего святого нет? – хриплым шепотом спросил Сейгецу. – Эти воспоминания не для чужих глаз.
Я высвободил меч. Лезвие вышло из нас, подняв фонтан крови. Сейгецу ахнул. Онемевший, потрясенный, я полуобернулся к нему. Девятихвостый лис сделал несколько шагов назад, схватившись за грудь. Кровь залила спереди всю его белую хаори, запятнала рукава, волосы, даже множество хвостов. Огоньки, которые плясали на их кончиках, уже погасли, и привычное сияние, всегда окружавшее лиса, пропало.
В его окровавленных пальцах вдруг что-то замерцало – едва заметно, будто светлячок. Опустив руку, Девятихвостый посмотрел на жемчужину, лежащую на ладони, перепачканной кровью. Она то загоралась, то гасла. Сейгецу слабо улыбнулся в знак смирения.
– Поздравляю, Хакаимоно, – проговорил он вполголоса, точно мы только что закончили долгую партию в сёги. – Сыграно на совесть. Победа… за тобой.
Он через силу, с трудом переставляя ноги, отошел от меня на несколько шагов и прислонился к большому камню, точно собрался немного отдохнуть. Струйка крови побежала из уголка его рта. Сейгецу судорожно вздохнул и запрокинул голову.
– До чего же жестока судьба, – прошептал он, глядя в облака. – Тысяча лет планирования, подсчетов, безупречной игры – а в итоге мою мечту разрушили демон да девчонка.
Он уронил руку на колени. Драконья жемчужина слабо блеснула в окровавленной ладони. Девятихвостый лис, пожелавший стать богом, распрощался с бессмертием и затих.
Я отступил на шаг, бессильно выронил Камигороши, пошатнулся и упал в объятия к настоящей Юмеко.
Юмеко
– Тацуми!
Я опустилась на землю, положила его голову себе на колени. Тацуми был весь в крови – она пропитала рубашку и бежала из жутких ран на груди и в животе. И из дыры, которую он пробил в себе сам, чтобы ранить Сейгецу. Теперь Камигороши лежал, позабытый, рядом с рукой Тацуми, и слабо мерцал в такт угасающему сердцебиению. Его алый свет бледнел с каждой секундой.
– Тацуми, – шепотом позвала я, протянув дрожащие руки к кровавым ранам. – Ками, что же мне делать. Тацуми! Открой глаза! Ты меня слышишь?
– Юмеко… – голос у Тацуми был тихий-тихий, как дуновение ветерка. Он открыл глаза, яркие и блестящие, и посмотрел на меня. – Gomen. Прости меня… я… наверное… не смогу… вернуться… с тобой…
Я покачала головой, отказываясь в это верить.
– Все будет хорошо, – сдавленным шепотом заверила его я. – Ты ведь наполовину демон и можешь сам себя вылечить, правильно? Помнишь, ты так уже делал в храме Стального Пера?
Тацуми закашлялся. Россыпь алых капелек вылетела из его рта и взвилась в воздух. Он содрогнулся и устало привалился ко мне.
– Ничего у меня не осталось, Юмеко, ни фокусов, ни чудес. Мне не на что опереться. В этот раз урон слишком серьезный. Это… моя последняя битва. – Он сплел наши пальцы и улыбнулся – болезненно и слабо. – Тайо бы сказал, что я погиб славной смертью, бросив вызов самому богу!
– Нет… – Я склонилась над его телом и запустила пальцы ему в волосы, потом прихватила края рубашки, лишь бы только его не отпускать. – Умоляю… Я не могу тебя потерять. Мы
