Приговор окончательный и никакому обжалованию не подлежит.
Подпись: Сазан».
Ворон скрутил приказ в трубочку, которая тут же исчезла, а Сазан только глянул на Маргину и спросил: «Не понравилось?» Маргина поняла, что он спрашивал не о приговоре, и знала, что ей пощады не будет. Сазан махнул плавником и Маргина, вместе с Тёмным, так же, как и приказ, растворились в воздухе, даже не попрощавшись с остальными.
То, что они очутились на перроне Николаевского вокзала Санкт-Петербурга, Маргину даже не удивило, так как она такое уже видела, скушав амомедара. Тёмный, вытянув своё лошадиное лицо, возбужденно осматривал перрон, железные рельсы, упирающиеся в тупик, и окружающих их людей, одетых большей частью в шубы с поднятыми воротниками, что не удивительно, так как утро оказалось студёным. На них с удивлением оглядывались, так как Маргина была в летней воздушной блузе и легкой чёрной юбке, а голову покрывала кокетливая соломенная шляпка со штучными красными маками.
Тёмный был в косоворотке красного цвета и чёрных брюках, заправленных в хромовые сапоги, и походил больше на цыгана, чем мещанина, в особенности, если глянуть в его большие глубокие чёрные глаза.
— Допрыгался, — зло сказала ему Маргина, считая его главным источником бед. Вновь обретённое счастье с Мо, так внезапно прерванное, настраивало её на мрачное настроение, особенно к своему бывшему любовнику. Тёмный растерянно на неё смотрел, не понимая, в чём он виноват, а то, что он попал в то место, о котором мечтал, глотая амомедара, его, несомненно, не огорчало, а радовало.
Он, чуть ли не с детской непосредственностью и несомненным интересом рассматривал окружающее, наполняя свои симпоты впечатлениями, и, Маргина в это не сомневалась, выбрасывал прошлые ненужные чувства и вспоминания, чтобы хватило места для новых ярких эмоций и красок.
— Куда мы попали, Маргина? — спросил Тёмный, совсем не обижаясь на неё, и она оглянулась вокруг, разыскивая господина в круглых очках с газетой «Санкт-Петербургские ведомости».
— Если судить по газете, которую читает тот господин, — сказала Маргина, разглядывая газету, — то мы попали на планету Земля в 1907 год и сейчас январь месяц.
Вдали раздался гудок и появился паровоз, испускающий клубы дыма. Тёмный, видевший данное чудо техники только в своих видениях, восторженно смотрел на приближающийся поезд, и Маргина едва успела его выдернуть, чтобы он не попал под колёса. Дернулись вагоны и поезд остановился.
Встречающие рассыпались по перрону поближе к дверям вагонов. Проводники вытирали ручки вагонов, пропуская господ и кланяясь на прощание. Забегали бородатые носильщики, хватаясь за чемоданы и корзинки, послышались приветственные крики и звуки поцелуев и вскоре весь перрон был усеян народом.
— Нужно уходить отсюда, а то мы привлекаем внимание, — сказала Маргина, осматривая перрон и соображая, куда идти. Тёмный не отвечал, и она оглянулась. Тёмный, точно загипнотизированный, уставился на кого-то в толпе, а на лице светилась идиотская улыбка. «Как всё предсказуемо», — подумала она, глядя, как Тёмный побежал по перрону и положил руку на плечо бравого драгуна с мешком наперевес.
— Товарищ Будённый, товарищ Будённый!
— Какой я тебе товарищ! — сказал драгун, толкая Тёмного, и пошёл вперёд. Тёмный поменялся лицом и, ожидаемо для Маргины, превратился в чёрного жеребца, который громко заржал, пугая толпу.
— Очнись, дурак! — воскликнула Маргина, но было поздно: драгун, обернувшись и увидев жеребца, ласково ей сказал: — Дамочка, не волнуйтесь, — и взял Тёмного за уздечку, которая вовсе не уздечкой была, а сеткой Хранителя. Он погладил Тёмного по шее, что-то прошептал ему на ухо, а потом вытащил из кармана кусочек колотого сахара и сунул его в пасть коня. Тот, вращая глазами, слизал с ладони сладкое и преданно уставился на драгуна.
Подбежавший было городовой в фуражке, зашипел: «Нехорошо-с!» — но драгун показал ему какую-то бумагу и тот, козырнув, ушёл.
— Кто же тебя бросил, такого хорошего, — произнёс Будённый, снимая с Тёмного блестящую сбрую и надевая на него свою, кожаную, вытянутую из вещевого мешка. Сетка Хранителя пропала в необъятном мешке, а Будённый, поглаживая Тёмного по шее, повел его через грузовые ворота.
— Дурак, — повторила Маргина, провожая взглядом Тёмного, и добавила:
— Сбылась мечта идиота.
Маргина ещё не знала, что будет видеть Тёмного и Будённого очень часто и не где-нибудь, а в Зимнем дворце Николая II, но это случится немного позже, через год.
А сейчас она миновала огромные стеклянные арки с большими дверями, выходя из вокзала на Знаменскую площадь, и остановилась, рассматривая белые купола церкви напротив.
— Замёрзнешь, молодка, — останавливаясь возле неё, сказал ей простоволосый бородатый мужчина с проникновенными глазами. Сняв с себя простую, но опрятную свитку, он накинул её на плечи Маргины.
— Спасибо, — сказала она, несмотря на то, что в одежде не нуждалась.
Она погрузилась симпотами в мужчину и узнала его имя: «Григорий Распутин». Когда Маргина изучила его память досконально, то с уважением подумала: «Надо же, встречаются и такие!»
— Пройдём в церковь, погреемся и богу помолился, — произнёс Григорий и Маргина, поглядывая на падающие снежинки, решила: «Почему бы и нет! Помогу хорошему человеку!»
***
В это же самое время, только тысячу лет назад, в столице Страны Фрей тоже падал снег, покрывая деревья контрастными белыми полосками, чтобы оттенить их наготу. Анапис, совсем редко бывая дома, строил Страну Фрей, организовывал самоуправление на местах, не особенно заботясь о налогах, так как потребности у страны были маленькие, а бюрократического аппарата ещё не было, не в пример Станы Маргов. Потребности столицы вполне обеспечивала община вокруг замка, которая росла, к тому же преобладал, в отличие Страны Маргов, натуральный обмен.
Альмавер занималась Академией Фрей с немногочисленными фреями, обучая девочек умению лечить травами и мануальным воздействием, а также учила полётам на мэтлоступэ.
Её мама, Бонасис, вновь обретая дочь, во всём ей помогала, становясь мамой и многим ученицам, находящимся далеко от дома. Ни Анапис, ни Альмавер ничуть не жалели, что остались здесь, на чужой планете, которая стала им родной и подарила им счастье семейной жизни.
Алида, являясь неизменным членом семьи, как и всегда, занималась хозяйством дворца, наводнив его своими родственниками, которые боялись её, как огня и слушались беспрекословно. Иногда она c жалостью вспоминала об Элайни, Марго и забиралась в какой-нибудь угол, чтобы всплакнуть. Когда её находила Альмавер, то ревели вдвоём, приводя в недоумение Анаписа, не понимающего тонкостей женской души.
