Отец, скорее всего, беседует с кем-то из торговцев или объезжает поля, замужние сестры хлопочут в своих домиках, а малышка Нола (это уж точно!) играет в конюшне с щенками.
Дом построили прямо в лесу, потому что так захотела бабушка — именно от нее они с Кланом унаследовали магическую силу, хотя брат был наделен ею меньше, чем Хойт. Каменное здание с окнами из настоящего стекла стояло на берегу ручья. А сад, наполненный буйным цветением роз, был гордостью матери.
Выскочивший из дома слуга взял лошадь под уздцы. В ответ на молчаливый вопрос в его глазах Хойт покачал головой. Потом подошел к двери, на которой все еще висело черное полотнище, знак траура.
Внутри еще один слуга помог ему снять плащ. На стенах зала висели гобелены, вытканные его матерью и бабушкой. Один из волкодавов отца с радостью бросился к нему.
Хойт вдохнул запах пчелиного воска и недавно срезанных роз из сада. В очаге горел слабый огонь. Пройдя через зал, Хойт направился в гостиную матери.
Как он и предполагал, мать уже ждала его. Она сидела на стуле, сложив руки на коленях и стиснув их так крепко, что побелели костяшки пальцев. Ее скорбное лицо еще больше помрачнело, когда она увидела глаза Хойта.
— Мама…
— Ты жив. И невредим. — Она встала и протянула к нему руки. — Я потеряла младшего сына, но мой первенец вернулся. Наверное, ты проголодался после долгой дороги.
— Мне нужно многое вам рассказать.
— Еще успеешь.
— Как скажете… Но я ненадолго. Мне очень жаль. — Он поцеловал мать в лоб. — Мне очень не хочется расставаться с вами.
За обильно накрытым столом собралась вся семья, не было только Киана. Но трапеза проходила в непривычной тишине: ни смеха, ни шумных споров. Рассказывая о том, что с ним приключилось, Хойт внимательно всматривался в родные лица, красивые, значительные и печальные.
— Если будет битва, я пойду с тобой. Буду сражаться рядом.
Хойт посмотрел на своего зятя Фергуса: широкие плечи, крепко сжатые кулаки.
— Ты не сможешь попасть туда, где должен быть я. Это не твоя битва. Вы с Ойном останетесь здесь и вместе с отцом будете защищать нашу семью, наши земли. Я не буду спокоен, не убедившись в том, что вы здесь не замените меня. Вы должны носить амулеты.
Хойт достал кресты.
— Каждый из вас наденет их, даже дети, которым еще предстоит родиться. Носите их днем и ночью. Смотрите. — Он поднял один из крестов. — Это крест Морриган, отлитый в волшебном пламени богов. Того, кто носит его, вампир не сможет превратить в существо, подобное себе. Это знание должно передаваться следующим поколениям в сказках и песнях. Сейчас вы — каждый — поклянетесь, что будете носить крест до самой смерти.
Он встал и надел амулеты каждому члену семьи, выслушивая клятву.
Затем подошел к отцу и опустился перед ним на колени. Какие старые у него руки, вдруг заметил Хойт, и сердце его пронзила жалость. Руки землепашца, а не воина. Хойт знал, что отец умрет первым, еще до наступления Святок. И он больше никогда не посмотрит в глаза человеку, который дал ему жизнь.
Ему стало грустно.
— Я покидаю вас, отец. И прошу вашего благословения.
— Отомсти за брата и возвращайся.
— Обязательно. — Хойт встал. — А теперь мне нужно собраться.
Он пошел в свою комнату, которая находилась в самой высокой башне дома, и начал собирать травы и настойки, сам не зная, для чего они могут ему пригодиться.
— А где твой крест?
Оглянувшись, Хойт увидел стоявшую в дверях Нолу: водопад темных волос спускался до пояса девочки. Ей всего восемь, с нежностью подумал он.
— Богиня не сделала для меня креста, — кратко ответил Хойт. — У меня другая защита, и тебе не нужно волноваться. Я знаю, что делаю.
— Я не буду плакать, когда ты уйдешь.
— А почему ты должна плакать? Мне ведь и раньше приходилось уезжать, но я всегда возвращался, правда?
— Ты вернешься. В башню. Вместе с ней.
Хойт, аккуратно расставлявший склянки в сумке, замер и внимательно посмотрел на сестру.
— С кем?
— С женщиной — рыжеволосой. Не богиней, а смертной. У нее будет знак ведьмы. Я не могу видеть Киана и не знаю, победишь ли ты. Но вижу тут тебя с ведьмой. И еще вижу, что ты боишься.
— Мужчина не должен вступать в бой, не испытывая страха. Именно страх помогает ему остаться в живых.
— Я в этом не разбираюсь. Но мне так хочется быть мужчиной и воином. — Ее нежные губы тронула улыбка. — Ты не запретишь мне пойти за тобой, как запретил Фергусу.
— Разве я посмею? — Он закрыл сумку и шагнул к сестре. — Мне страшно. Только не говори остальным.
— Не скажу.
Она умеет растопить его сердце, подумал Хойт, взял крест сестры и произнес заклинание, так что на обратной стороне амулета проступили древние ирландские знаки — имя Нолы.
— Теперь крест только твой.
— Мой и тех, кто будет носить мое имя после меня. — Глаза девочки заблестели, но она сдержала слезы. — Еще увидимся.
— Обязательно.
— К тому времени круг уже сложится. Правда, не знаю, как это случится и почему.
— Что ты еще видишь, Нола?
Она лишь покачала головой.
— Темно. Ничего не могу разглядеть. Я буду зажигать для тебя свечу каждую ночь, пока ты не вернешься.
— Ее свет приведет меня к дому. — Хойт наклонился и обнял девочку. — Больше всего я буду скучать по тебе. — Он нежно поцеловал ее и отстранился. — Береги себя.
— У меня будут дочери! — крикнула она ему вслед.
Он с улыбкой обернулся. Малышка смотрела на него — хрупкая и сильная.
— Неужели?
— Я так решила. — В словах сестры звучала такая убежденность, что губы Хойта дрогнули. — И они не будут слабыми. Не будут целыми днями ткать, вязать и готовить.
Теперь он уже не прятал улыбки, понимая, какую радость доставят ему воспоминания об этом разговоре.
— Правда? И чем же они будут заниматься, позволь тебя спросить, юная мамаша?
— Мои дочери станут воинами. Та, которая называет себя королевой вампиров, задрожит от страха, увидев их.
Нола сложила ладони — точно так же, как мать — но в ее жесте не было смирения.
— Да помогут тебе боги, брат.
— Счастливо оставаться, сестричка.
Они смотрели ему вслед — три сестры, их верные мужья и их дети. Родители, слуги и мальчишки, присматривавшие за конюшней. Хойт последний раз окинул взглядом дом и поместье, которые любил всем сердцем.
Потом махнул им на прощанье рукой и направился к Пляске Богов.
Это место находилось на склоне, заросшем жесткой травой с густой россыпью ярко-желтых лютиков. Небо начало затягиваться облаками, сквозь которые пробивались лишь редкие лучи солнца. Хойт поразился необыкновенной тишине и спокойствию, и на мгновение ему почудилось, что он едет мимо расписанного холста. Серое небо, зеленая трава, желтые цветы и кольцо древних камней, кружившихся в безмолвном танце с незапамятных времен.
