— Я знаю, что твои чувства к ней сильны.
Я встретился с ним взглядом.
— Я люблю её. Ты этого не понимаешь.
— Нет. Я понимаю. Ты забыл, что я был с тобой, когда ты охотился за Эриком. Я видел то, что никто никогда не видел — то, как повлияло на тебя то, что случилось с Алекс. И я знаю, что ты сделал с тем демоном.
Я сжал челюсть, и отвел взгляд.
— Он заслужил это.
— Я не оспариваю это.
То, что я сделал с Эриком не было тем, чем я особенно гордился.
" Пытка" казалось слишком слабым определением того, что я сделал. Я тяжело сглотнул.
— К чему ты ведешь, Аполлон?
Он склонил голову.
— Такого рода любовь, как ты питаешь к Алекс, достойна восхищения, но я видел такую любовь ранее. Она уничтожала целые цивилизации. Надо ли напоминать тебе о Трое?
— Это урок истории?
Его глаза вспыхнули.
— Ладно. Мы не будем говорить о том, кто не заметил слона.
— Хорошо.
— Я не был полностью искренен, преподнося информацию, — сказал он через несколько мгновений.
Я злобно рассмеялся.
— И почему меня это не удивляет? Ты был источником правдивости.
Аполлон это проигнорировал.
— С момента как Зевс создал Аполлиона тысячи лет назад, Первый всегда был из моего рода.
— Что? — Я его не понимал. — Артемида же сказала, что Алекс из твоего рода.
— Так и есть. – Он подошел к стойке с вином и открыл бутылку вина. — Но на протяжении всей истории, Аполлион всегда был моим потомком. До сих пор у меня нет информации о том, от кого происходила Солярис, и я не знаю, из какого рода Сет. На этот раз — только на этот раз – уже всё по-другому. – Замолчав, он налил себе бокал вина. — Сет является Первым, но он не из моей кровной линии. Так или иначе, другой бог несет ответственность за него. И я готов поставить свой лавровый венец на то, что он был ответственен за Солярис.
Он предложил мне напиток, но я отмахнулся от него.
— Ты имеешь ввиду, что Алекс должна была быть Первым, а Сет стал счастливой случайностью?
Аполлон пожал плечами.
— Я не знаю. И никто из богов не берет на себя ответственность за него.
— Ну, безусловно, — сказал я сухо.
Ухмылка украсила его губы, когда он поставил бутылку вина обратно на стойку, а затем сделал глоток.
— Это не язвительное заявление, Айден. Тот, кто несет ответственность за Сета, не заявляет об этом по собственной причине — по той же причине, что Люциан узнал заклинания, чтобы удержать меня вне своего дома.
— Ты думаешь, что бог, который сотрудничает с Люцианом — он же и бог-прародитель Сета?
— Скорее всего, — сказал он, опуская бокал вина. — Но есть еще одна причина, почему этот бог не будет заявлять о себе. Потому что он или она знает, что есть ещё один способ убить Аполлиона.
Меня окатило льдом.
— Что ты имеешь ввиду, Аполлон?
— Бог, связанный с их кровной линией, способен убить их. Я могу убить Алекс.
Казалось, что пол прогибался под моими шагами, а белый цвет стен сменился на темно-коричневые панели. Мне потребовалось несколько минут, чтобы осознать, что я шёл — уходил от Аполлона, прочь от бомбы, которую он только что сбросил.
Конечно же, он последовал за мной.
— Айден, куда ты идешь?
Я направлялся к цокольному этажу. Мне необходимо было встать между Алекс и ... и любым, кто бы ни пришел за ней.
Аполлон появился передо мной, загораживая мне путь. Я сделал шаг в сторону, но он последовал за мной.
— Айден, послушай меня.
— Я наслушался.
— Это не угроза, друг мой. Но если она настроена соединиться с Первым, я убью её. Я должен. — Он поймал мой кулак, оттолкнув меня назад. — От нас зависит будет ли весь мир охвачен войной.
Я приблизился к нему, не задумываясь, и он оттолкнул меня назад. И снова толкнул. Боль пронзила меня. Физическая? Эмоциональная? Я не знал.
— Ты убьешь её?
— Я не хотел бы. — Его синие глаза сверкали. — И именно поэтому я делаю всё, что могу, чтобы избежать этого. Если мы посадим её на Эликсир, то это даст нам время, Айден. А нам необходимо время. Мне нужно время, потому что у меня есть шестеро родственников, готовых ворваться в мир смертных. Я не могу находиться здесь в ожидании того, что Алекс найдет способ сбежать или Сет выяснит способ, как связаться с ней.
— Никто не просит тебя находиться здесь, Аполлон. Я обо всём позабочусь.
Он послал мне сомневающийся взгляд.
— Ты не понимаешь. Боги знают, что они не могут её убить, но это не значит, что это остановит их от попыток. И несмотря на то, что они не способны её убить, они могут причинить ей вред.
Упёршись в стену, я прижал ладони к вискам. Всё чего я хотел, это лишь спуститься вниз, взять Алекс и увезти её далеко-далеко от всего этого.
— Ты просишь слишком много.
Аполлон вздохнул.
— Тебе надо отступить на шаг назад от этого, Айден. Посмотреть на это с точки зрения Стража — как тебя учили.
Я поднял голову, пригвоздив его мрачным взглядом.
— Теперь ты просишь меня быть объективным?
У него вырвался смешок.
— Да, я понимаю, я не самый объективный бог, но у тебя есть обязательство, которое надо выполнить, Айден. Обязательство защищать человеческий род — и защищать Гематои. Это твой долг. И ты знаешь, каким будет верное решение.
— Так я должен выбрать между моим долгом, как Стражем и моим долгом как мужчины? Из-за Алекс?
— И да, и нет. Ты должен выбрать оба варианта. — Аполлон прислонился к противоположной стене, всё ещё возвышаясь надо мной, а я был ростом хороших шесть с половиной футов. — Маркус прав. Аполлион она или нет, она не сможет выдержать подобное слишком долго. Без еды? Без сна? Она вообще хоть пьёт воду?
Я прикрыл глаза.
— Два раза. Она попила воду лишь два раза, когда думала, что я не наблюдаю за ней.
Он выругался себе под нос.
— Ей нужен отдых. Ей нужна передышка от всего этого, Айден. И нам необходимо время, чтобы найти способ покончить с этим..
— Или что — ты убьешь её?
Аполлон не ответил.
— Боги. — Я прислушивался к шагам Стражей на верхних этажах в течение нескольких минут. — Кто знает о том, что ты можешь сделать?
— Только моя сестра Артемида и, возможно, Зевс — если он обратил внимание на то, что витает в воздухе, — ответил он. — Я договорился с шестью богами, что если мы посадим Алекс на Эликсир, они будут ждать. Это касается не только её, Айден. Это касается жизни миллионов людей.
Я кивнул, оттолкнулся от стены, стараясь взять всего себя в руки. Долг и любовь никогда в действительности хорошо не совмещались раньше, но всегда существовала середина.
