-Прекрасно, Виктор. Ведите меня к Ольбрихту. — Генерал, пропустил вперед доктора и уверенной, немного прихрамывающей походкой прошел за ним в помещение.
У палаты '7' стоял навытяжку гефрайтер Криволапов, переодетый в повседневную форму солдат Вермахта с автоматом в положении 'на грудь'. При подходе важной свиты, о ней он был предупрежден, танкист четко сделал шаг в сторону и открыл дверь, пропуская генерала.
-Этот русский — бессменный дежурный. Постоянно находится возле палаты своего командира, — Ремус указал рукой в сторону Криволапова, — я не перечу. Это просьба капитана.
Генерал остановился и окинул беглым взглядом сверху донизу русского солдата. Тот стоял, не шелохнувшись, и смотрел на Вейдлинга с должным подобострастием. -Gut, -промолвил Вейдлинг, дотронувшись тростью до его плеча. Ему понравилась выправка ефрейтора, после чего он и шагнул в палату.
Франц лежал один на панцирной железной кровати у окна в чистом белье: вымытый, выбритый, отдохнувший. Однако синева под глазами, бледность лица, немного потухший взгляд — сами за себя говорили о невероятных трудностях и страданиях, выпавших на его долю за время операции. Эти перемены не остались незамеченными Вейдлингом. — Ничего, — подумал он, — время и воздух Родины лечат любые раны, в том числе и душевные. Поправится.
-Здравствуйте, дядя Гельмут. Я очень рад вас видеть.— Франц попытался встать с постели.
-Лежи, лежи, — придержал тот уверенным жестом офицера. — Больному положено лежать. Здесь субординация отменяется, — и присев на поданный доктором венский стул, тепло пожал ему руку. Меня Франц не зачем благодарить. Я поддерживаю тебя потому, что вижу твою преданность делу и любовь к отечеству. Кроме того, я ответственен за тебя перед твоими родителями. Кстати, скоро ты их увидишь.
— Каким образом, дядя? — удивился Франц.
-За эти три дня, которые ты отлеживался, многое изменилось, причем кое-что в лучшую сторону. Начну по порядку. — Ведлинг приподнялся и посмотрел на Ремека, тот стоял рядом и держал в руках сверток. — Ганс, раскрывай подарок и поднеси ближе. — Глаза Вейдлинга заблестели. На лице появился небольшой румянец от торжественности момента. — Вот смотри.
Ремек держал новую форму разведывательных подразделений танковых войск с погонами майора, в виде плетеных серебристых косичек. Все нашивки за штурмовые операции, за полученные ранения и награды Ольбрихта, были прикреплены на форме, в строго определенном месте. Военные регалии красочно говорили о громаднейшем опыте боевых действий Франца, о его несравненном офицерском мужестве. — Поздравляю, Франц, с очередным воинским званием майор, — генерал уважительно пожал Францу руку. — Поздравляю, мой мальчик.
— Спасибо, дядя Гельмут— Франц улыбнулся. Он почувствовал сердцем небывалую приливную волну любви и доброжелательности, исходившей от генерала. Он был искренне тронут его заботой и вниманием.
-Это еще не все, Франц. Вот эта трость от меня. Это мой подарок. Держи.
-Дядя Гельмут, — удивился Франц,— а трость то мне, зачем нужна?
-Она пригодится тебе в дороге, когда ты поедешь в отпуск. Ганс, — щелкнул пальцами генерал, обернувшись к Ремеку,— давай продолжение.
По команде адъютанта внесли два подноса. На одном стояли бутылка шампанского мадам Клико и хрустальные бокалы. На другом подносе — фрукты и шоколадные конфеты. Тосты в честь возвращения Ольбрихта и присвоения ему майора, были непродолжительными. Генерал видел, что Франц хочет побыть с ним с глазу на глаз. Это желание было обоюдным. — Все господа офицеры, прошу оставить меня наедине с майором Ольбрихтом. Ремек, вы задержитесь в приемной доктора, возможно, вы мне понадобитесь.
-Слушаюсь, господин генерал, — адъютант четко щелкнул каблуками. После выполнения задания по освобождению Ольбрихта он стал больше уважать себя и проявлял рвение по службе. -Я выполню любое ваше указание.
-Похвально Ремек, идите.... Ну вот, мы одни, — генерал дотронулся до руки Франца, когда все вышли. — Можно говорить откровенно и столько времени сколько нужно. Никто нам не помешает. Ты доволен?
-Да, дядя Гельмут, доволен. Я хотел вас видеть и ждал этой встречи.
-Вот и прекрасно. Скажи, Франц, — генерал удобнее уселся на стуле для продолжительного разговора,— как прошла операция, какие выводы ты сделал после возвращения?
-Сегодня я буду с вами откровенен, дядя. У меня нет другого человека, кому бы я мог полностью довериться.
 -Я рад это слышать мой мальчик. Мои чувства искренни.
-Хорошо, дядя Гельмут. — Франц выше подложил подушку и после небольшого раздумья начал говорить.— Операция проходила очень трудно. Я не понимаю, как мы выдержали, и я остался жив. Были постоянные столкновения с русскими подразделениями. Уже на первой стадии нас раскрыли. Что послужило причиной этому, я до сих пор не понял. Я, дал команду на ведение боя. Пришлось уничтожить несколько русских офицеров и солдат. Другого выхода у меня не было. Но мы получили сведения о месторасположении передовых частей 48 армии. С этого часа пошли сплошные преследования. Крупный бой выдержали у Будо-Кощелево. Я докладывал в донесении. Работа 'Абвера' никуда не годится. Чудом выскользнули из ловушки русской Смерш. Чуть не погибли по милости лейтнанта Эберта. Пришлось его наказать. Кстати где он, сейчас, этот мерзавец. Оставил меня с русским солдатом, а сам трусливо бежал.
Генерал Вейдлинг внимательно слушал Франца, не перебивал его, но после упоминания Эберта нервно скривился. — Это опасный человек Франц. Я ниже остановлюсь о нем. Рассказывай, я слушаю тебя внимательно. Главное — ты жив.
-А дальше была жестокая схватка с танками генерала Горбатова. Нам удалось их заманить в ловушку. Около десятка танков мы подожгли, и практически вырвались из окружения, если бы не их авиация. Летающие крепости русских Ил-2 смешали с землей всех. Страшное побоище было дядя Гельмут. Не пожалели даже свои тяжелые танки Иосиф Сталин. Остался невредимым только мой экипаж Пантеры, и то, потому что мы успели спрятаться в зарослях кустарника.— Франц тяжело вздохнул и замолчал.
Это война мой мальчик,— генерал похлопал Франца по руке. — Держись, тебе не привыкать.
-Да не привыкать. Вы правы. То, что мы сделали, то, что добыли должно лечь в анналы разведывательной школы Вермахта. Но зачем эти жертвы, если нам не поверили, дядя Гельмут? — Франц приподнялся на кровати. — Зачем эти лишения?
Вейдлинг посуровел, сжал зубы, осмотрелся как бы в поисках коньячного бокала, затем выдавил. — Я сделал Франц все что мог. Ты мне должен верить.
Франц молчал, находясь еще под впечатлением своих воспоминаний.