Наконец-то я встречаю Сашу. Она очень красивая. Всегда была такой, а сейчас стала еще более красивой.
Обняла ее, расцеловала. Обе потом, всплакнули украдкой.
— Сашка! Как же ты хороша! Тебя не узнать, прямо. — Говорю ей, что бы ее поддержать и невольно любуюсь. А она и, правда, хороша! Чертовски!
— Так! Ко мне! Ты идешь ко мне! Я тебя со своей девочкой познакомлю.
Она тут же меняется и наивно так, спрашивает.
— Что? И у тебя на нее есть еще силы?
От того, как я смеюсь, она все никак не может понять и, пытаясь выяснить все до конца, уж такая наша бабья суть, снова расспрашивает.
— А она хороша? Возраст?
— Да, что ты?
— А фигурка? Рост?
— Не может быть!
— Как же ты с ней? Ведь это же так… — Я перебиваю ее. И уже замечаю, что операторы отвлекаются, нас слушают.
— Идем, идем. Я тебя провожу и с ней познакомлю.
— Как интересно?
А потом, словно спохватившись, начинает вместе со мной уточнять все о своих. Сколько, где, как? И все, что в таких случаях делала бы я. Мы так и не уходим с ЦП еще долго.
Во время перехода мне подают знать о себе наши компьютерщики. Спрашивают меня, что будем писать в памяти нашего бортового компьютера с тонущего борта. Если все подряд, так нам не хватит времени, а если выборочно или же через входные фильтры, то я должна им сказать, на что они их должны выстроить. Спрашиваю об этом Сашу. Она оживляется и говорит, что надо все записать, а то как же. Что же все старания оказались напрасными?
Я понимаю щекотливость положения, но желая мирным путем разрешить напряжение, прошу ее вместе со мной просмотреть выборочные записи кого-нибудь из ее экипажа. Она соглашается. На экране мелькают стихи, письма любимым, видео и фотографии. Масса эпизодов, фотографий оголенных тел. Своих и тех, с кем она, эта неизвестная спала и как занималась любовью. Я уже бросила на Сашу не один укоряющий взгляд, но она тупо смотрит на все это и молчит. Наконец я не выдерживаю, потому, что мелькает целая подборка отборной и непристойной порнографией. Подаю голосовую команду, и на огромном экране застывает крупным планом она. То, чего так все время добивалась и хотела запомнить она, эта без именная владельца частного архива. На нас смотрит хозяйка, довольно откровенно демонстрируя свою пипетку. Дело в том, что почти все девчонки увлекались подобными съемками и потом, глядя на них, мастурбировали. Многие обменивались такими файлами, и это было повсеместно.
— Ну, что? — Спрашиваю дипломатично. — Будем ставить на все это фильтры? Только записывать биометрическую информацию и то самую минимальную. Кто, откуда и кем. Что еще писать?
Поворачиваюсь к Саше. Она стоит и беззвучно плачет. Понимаю, что ей дорого все, как память, как интимная информация записей чувств и желаний девочек из ее недавнего экипажа.
Опять отвлекают. Саша молчит. Спрашивают, что делать с собаками?
— С кем, с кем? — Переспрашиваю я.
Саша оживает и тихо так и виновато поясняет. Что, мол, не у всех девочек была правильная ориентация, и она разрешала своим ремонтницам некоторые вольности в сексе.
— А, что? — С вызовом спрашивает меня. — У тебя разве, не так же?
Говорю, что — что, а вот вольностей я своим ремонтницам, так же позволяла каких, угодно, но не таких же? Причем здесь собаки? Она смотрит и, вздохнув, поправляет, не собаки, а псы, кобели. Ну, да ладно, говорю.
— Пусть переходят. Но только под личную ответственность своих любимых. — А потом оборачиваюсь и спрашиваю.
— Надеясь, что гадов, вы с собой не будете брать. Я их не терплю!
И вижу, как Саша впервые за все это время оттаивает и говорит.
— Нет! Такого добра мы не брали, даже в секс клуб. Другого зверья хватало.
Но она, я вижу, сильно измотана и я, не смотря на ее заверения, веду к себе в каюту. По дороге смотрю на нее каждый удобный случай. Она это замечает и смотрит на меня виновато и как-то уж больно жалко. Я как могу ее все время успокаиваю и говорю.
— Тебе надо хорошенечко выспаться, Сашка. Завтра я тебя не тревожу, если это получится. А послезавтра, ты вместе со мной, а вернее по сменам, на вахту. И не возражай даже. Я так решила! Я здесь чиф-пайлот!
Она, молча, кивает. Грустная, видно ее так перетрепало, что у нее уже нет никаких сил. Не только эмоциональных, но и физических. Последние метры я ее уже волоку на себе, так как она валится просто и на ногах не держится. Я ее тащу на себе, а вот же подлая баба, отмечаю, что если бы, да время бы мне, то я бы с ней…
Около самых дверей привалила ее к стенке и невольно рассматриваю. А она очень даже ничего! Волосы только побелели. Но это седина! Это, для такой, как она или я, это простительно! Она стоит и спит. Эх, Саша, Сашенька! Дай я тебя поцелую, девочка. И сразу же про себя решаю. Все, завтра же я с ней… А потом ловлю себя на этой мысли и себе говорю.
— Погоди, погоди! А, как же Моно? Как же моя девочка?
— Моя? Да! Моя!
— Моно, моя и я ее никому не отдам, а если что, так я за нее буду драться!
Глава 9. О кибердресс и клубе утешений
Кибердресс это наружная оболочка каждой из нас. Вообще-то правильно ее было бы назвать как-то так, что указывало на то, что это продукт генной инженерии. Типа нанодресс, или еще как-то в том же роде. Но так повелось изначально и потом так и осталось. Кибердресс выполняла множество функций. Помимо микроклимата, который они поддерживали для каждого субъекта, она еще следила за чистотой тела, удаляла все продукты и отходы с поверхности тела и из самого организма. Причем, могла это делать совершенно без участия владелицы. Только слегка затуманивала ту область прозрачного комбинезона, где все хорошо просматривалось. Воду мы только пили. Она была необычайна дорога, так как добывалась либо из глубочайших недр Земли, либо вырабатывалась иными опреснителями, в том числе при сферосоидосе и на два, три глотка аппаратами ионных фильтров аварийного опреснителя кибердресса, и мы ее только потребляли для питья. Никаких душевых процедур, ванн или стирки одежды. Только пить. Это строго контролировалось. Но можно было сказать о своем желании и комбинезон тут, же разделялся между ног, на подобии древнейших женских панталонов. Кроме того, кибердресс поддерживала связь и точно определяла координаты места нахождения самой владелицы или объекта, на который ей указывали, записывала и вела свой архив. Все данные биометрии владелицы. И еще. Стоило только чему-то не ординарному произойти, что было связано со здоровьем и жизнью, как тут же сама она принимала экстренные меры и дозировала лекарственные средства, а если необходимо, то локализовала участки поврежденных тканей, обжимала и перехватывала сосуды, а потом обрабатывала и затягивала специальными заменителями человеческой кожи. Вообще это был наш индивидуальный щит, броня и защитный панцирь. Но была одна особенность в его работе. Кибердресс питалась энергией от владельцы и внешнего источника, что требовало дополнительного расхода калорий и еды соответственно, и нахождения в пределах укрытия. А когда работала автономно, то могла выполнять свои функции только двадцать четыре часа, а затем постепенно отключала все, по мере истощения энергии. Все данные сохранялись в архиве только двадцать четыре часа, кроме данных биометрии и идентификации владельцы. А потом переносились и записывались в центральный компьютер укрытия. В домовой компьютер или сферосоида, как в нашем случаи. Вот его то, мы и просматривали с Сашей. И пока ее сферосоидос тонул, бортовой компьютер всею записанную информацию о работе систем, маршрутах, журнале видео и параметрических данных работы систем и всех записей о каждом из ста тысяч ковчежцев передавал нам. Благо, что для этого использовались другие виды информационных потоков.
