Я была уверена, что он ждал от меня именно такого ответа. В то же время меня злило, что одна его случайная фраза могла внезапно вызвать во мне чувство полной растерянности.
Я принялась сосредоточенно разглядывать ростбиф. Аксель заговорил, не замечая моего смущения.
— Мой отец, как я уже сказал тебе, умер в последний сочельник. Он был сильной личностью, принадлежавшей скорее прошлому веку, нежели этому. Он являлся непоколебимым тори, убежденным консерватором, считавшим, что страной следует управлять так, как это делали со времен Завоевания. Был яростным антибонапартистом и ненавидел все европейское. Меня всегда удивляло, что он женился на иностранке. Возможно, в молодости он придерживался более либеральных взглядов. Или общение с моей матерью пробудило в нем антипатию к иностранцам. Их брак явно не относился к числу счастливых. Она покинула его до моего рождения; к счастью, она располагала средствами для открытия собственного дела в Вене, где я и появился на свет спустя несколько месяцев. Роды повредили ее здоровье, и через пять лет она умерла. Меня воспитал ее старший брат, мой дядя, получивший дипломатическую должность при английском дворе в те дни, когда император был еще Священным Римским Императором, а не просто императором Австрии, как сегодня. Я отправился с ним в Лондон; мой дядя, всегда видевший во мне помеху для своей холостяцкой жизни, организовал мою встречу с отцом в надежде избавиться от хлопот, связанных со мной. Мой отец прибыл в Лондон — вероятно, скорее из любопытства, нежели из других чувств — чтобы посмотреть на своего сына-иностранца. Я хорошо помню нашу первую встречу. Он был очень высок; его парик явно знал лучшие дни. Он обладал солидным животом, массивными плечами и голосом, способным напугать самого Бонапарта. Я понял, что он мог пользоваться большим влиянием в Рае и других городах Пяти Портов. Он доминировал на любом собрании. Англия была и остается самой могущественной страной мира, а он показался мне ее воплощением — крутым, надменным, самоуверенным и грубым, однако щедрым до безрассудства, способным к состраданию, когда что-то задевало его сердце, и бесконечно преданным друзьям, королю, державе и принципам, в которые верил.
— О! — воскликнул он, войдя в комнату; от его поступи фарфор зазвенел на полках. — Ты — копия твоей матери! Ничего, ты в этом не виноват. Как тебя зовут?
Он едва не потерял сознание, когда я ответил ему. Его лицо стало багровым, глаза поголубели от ярости.
— Чертовы иностранные выдумки! — взревел он. — Я буду звать тебя Джорджем. Что хорошо для короля, то подойдет и тебе. Что это за французские штучки на твоей шее и запястьях?
В ту пору в Вене вошли в моду детские курточки с кружевной отделкой, но мой английский не позволял мне объяснить ему это.
— Дьявол! — сказал отец. — Ребенок даже не говорит на своем родном языке! Ничего, мой мальчик, мы это быстро исправим.
К облегчению дяди, он забрал меня у него, отвез в Хэролдсдайк и нанял преподавателя английского языка. Отец к этому времени уже женился во второй раз, но мои сводные братья Родрик и Вир были малышами, а Нед еще не родился. Я был одиноким ребенком. Когда мне исполнилось двенадцать лет, отец отправил меня в Вестминстер, надеясь, что школа-интернат поможет мне стать настоящим английским джентльменом. Через шесть лет я покинул это заведение столь же невежественным, но крепким юношей и попросил разрешения поехать в Вену. Я подозревал, что дядя обирает меня, и хотел проверить, как он в порядке опеки ведет мои финансовые дела. Отец рассердился, услышав о моем желании вернуться в Австрию, но я проявил твердость. Он кричал на меня в течение часа, пока не понял, что ему не удержать сына. Я возвратился в Австрию и занялся там бизнесом, унаследованным от матери. Потом женился на австрийской девушке из хорошей семьи и, к разочарованию и ярости отца, обосновался в Вене. Однако мое английское образование и знакомства сыграли свою роль. После смерти жены я стал отдавать бизнесу еще больше сил; мне удалось установить деловые связи с Лондоном. С тех пор я часто посещал Англию, иногда заезжал в Хэролдсдайк. Но отец так и не простил мне окончательно моего возвращения в Австрию. Вторая жена родила ему трех сыновей; я всегда чувствовал себя чужаком, иностранцем, вторгшимся на английскую землю.
Он замолчал. Пламя полыхало в огромном камине. Не желая прерывать его долгий рассказ, я ждала продолжения. Но Аксель не раскрывал рта. Наконец я удивленно заметила:
— Однако он оставил тебе Хэролдсдайк.
— Да, — согласился Аксель, — он оставил мне Хэролдсдайк.
Аксель посмотрел на огонь; лицо моего мужа было неподвижным.
— Я начал со временем понимать, что сыновья от второй жены разочаровали его, но не думал, что он выбросит их из завещания. Они получили чисто символическое наследство.
— Почему? Чем они разочаровали его?
Он нерешительно коснулся кружки с элем, по-прежнему глядя на пламя.
— Самый младший, Нед, был мрачным, тяжелым ребенком, — произнес наконец Аксель. — Ему почти не уделяли внимания. Он не отличался ни ловкостью, ни красотой. Вир, второй сын, был слишком серьезным и положительным; они с отцом расходились по сельскохозяйственным вопросам. Вир интересовался агрономией, хотел внедрять новые научные методы ведения хозяйства, которые отец считал чепухой. Последняя буря разразилась, когда Вир тайно женился на деревенской девушке, дочери местной колдуньи. Отец лишил его прав собственности, позже передумал и простил сына. Думаю, на отца произвела впечатление жена Вира, Элис. Она достаточно умна для того, чтобы оставаться самой собой. Она не пыталась изменить свою простонародную речь и носить модную экстравагантную одежду. Она очень спокойная, безыскусная, естественная и к тому же превосходная мать. Если память мне не изменяет, Элис родила Виру пять или шесть детей. Конечно, не все они выжили, но трое — точно. Однако, хотя этот брак нельзя назвать неудачным, отец не простил полностью Вира за то, что он женился на девушке невысокого общественного положения.
— А старший сын? — спросила я. — Чем он разочаровал отца?
— Родрик?
Внезапный сквозняк заставил пламя с ревом устремиться в трубу. Затем огонь притих. От порыва ветра загремели ставни.
— Родрик умер. В день смерти отца. Он ехал верхом через болота в Рай и попал в туман. Я отправился на розыски, но нашел лишь лошадь, блуждавшую по кочкам, и шляпу, валявшуюся в камышах. Животное, видимо, оступилось на узкой тропе, и Родрик упал в трясину.
Я вздрогнула, живо представив себе туман над болотами, которые я никогда не видела, и узкую тропу, ведущую от Хэролдсдайка в Рай.
