Кричала женщина, и звуки драки сместились к конюшне, как показалось крадущемуся вдоль стены Алёхе – опять, потому что и началось ведь всё где-то близко, а потом ушло к постоялому двору, и вот снова.
Он налетел на что-то… Кого-то? И живого, и одновременно и нет. Алёха глянул вниз, движимый лишь только любопытством, и замер, и отвращение, страх и жалость сдавили грудь как тисками. Это был мертвый человек, не Граф, кто-то другой, но все равно мертвый – почему-то Алёха даже в темноте с лёгкостью разглядел его широко раскрытые глаза.
Алёха хотел было заорать, как от ночного кошмара, и точно так же, как в кошмаре, не смог. Потому что отчетливо понял, что это не сон, не кома, не посмертие, это реальность, и в этой реальности убивают куда легче, чем в той реальности, где он жил. Теперь условное средневековье испугало его не только тотальной безграмотностью и грязью, но и тем, как дёшева была человеческая жизнь. Не просто рабов, или слуг, или женщин, или ведьм… вообще. Ничья. Она ровным счетом ничего не стоила.
А ведь он же знал об этом! Просто… как-то никогда не думал. И не представлял, как это.
Алёха отступил назад, вжимаясь в стену, потом побежал, снова налетел на кого-то и опять едва не заорал, но вдруг понял, что этот кто-то гораздо меньше, испуганнее и слабее его самого.
– Эй, – окликнул этого кого-то Алёха, – стой, не беги, не надо. Я тут пришел это… за тобой.
В темноте и сполохах оранжевого света видно было плохо, но Алёха разглядел стоящего у стены мальчишку. На вид ему было лет девять, десять максимум, он был худенький, большеглазый и какой-то тощий – и это было все, что Алёха успел рассмотреть. Пацанчик не успел даже возмутиться, как Алёха сгреб его в охапку и, стараясь двигаться как можно незаметней и быстрее, потащил назад. В конюшню.
Кто-то бился совсем рядом на мечах. Алёха проклял все на свете и впервые в жизни пожалел, что у него самого даже ножа никакого нет. У него же ребенок! Могут они случайно убить и ребенка? Да запросто, наверное. Просто чтобы никому не мешал.
О том, что обращаться с ножом иначе как со столовым прибором он не умеет, Алёха не подумал.
Им повезло: никто не обратил на них ни малейшего внимания. Вероятно, этому поспособствовала, во-первых, драка – пока Алёха добирался до двери в конюшню, он заметил, что один из противников был уже тяжело ранен, – во-вторых – пожар. Где-то гремел колокол, люди кричали уже не только на самом постоялом дворе, а, кажется, по всей округе, но конюшне и лошадям, наверное, ничего не грозило. По книгам и фильмам Алёха помнил – скотину и лошадей всегда выводили, если угроза была. Значит, тут не тот случай.
Закрыв дверь, Алёха прислонился к ней спиной и отдышавшись, попытался как-нибудь собраться с мыслями. Что-то он услышал странное снаружи… да. Точно. Там кричали, кроме прочего, «измена». Кто там изменил кому? Не жена же мужу, явно не причина так орать… А не связано ли это с ожиданием Графа и Матиша?
Мысли Алёхи переключились на Матиша – где он, что с ним? – но он тут же забыл про него, уставившись на мальчика. Тот смотрел на Алёху испуганно, но со странным у такого малыша в подобной ситуации выражением. Женька сказал бы – «как на дерьмо», а Женька был мастер точно описывать ситуации.
– Ну, ты как, пацан? – спросил Алёха, придав голосу сдержанность взрослого человека, потому что стоять под подобным взглядом наглого пацана было глупо и неловко. – Цел? Руки, ноги? Ты вообще чей, откуда тут взялся?
Пацан набычился и промолчал.
– Так, ладно, – кивнул Алёха. – Попробуем снова. Раз ты орал, значит, точно ты не немой. Может, глухой? Ты меня слышишь?
Пацан кивнул. Взгляд его наполнился еще большим уничижением. Алёха вздохнул.
– Я тебя не съем… Слушай, может быть, ты голодный? – осенило его.
– Барон Ставиш сказал, что ужинать будем, как на место прибудем, – внезапно выдал пацан таким поставленным голосом, что Алёха, было бы куда, так и сел бы. – Но, полагаю, барону сейчас не до ужина…
Алёха задумчиво потер лицо тыльной стороной ладони.
– Ты что, поповский сын? – брякнул он первое, что в голову пришло. – Говоришь чересчур заумно. Впрочем, пофиг… Хоть говоришь, уже хорошо.
– Кто ты, чей слуга будешь? – спросил пацан, ещё больше задрав нос.
– Чего? – переспросил Алёха и подумал, что вот, пожалуйста, уже нахватался жаргонизмов у местных-то мужиков. – Смотри, какой борзый, – пробормотал он себе под нос. – Ну, допустим, Матиша. Знаешь Матиша?
– Знаю рыцаря Матиша, – с готовностью отозвался пацан. – Раз ты его человек, доверять тебе можно.
– Хек! – выкрикнул кто-то прямо возле дверей, похоже, нанося удар, и Алёха, опомнившись, поволок пацана подальше к лошадям.
Обеспокоенные, они фыркали в своих клетушках, но попыток вырваться не делали. И все равно Алёха на всякий случай затолкал пацана в свою «спальню».
– Жрать нечего, – предупредил он.
– Найди барона Ставиша, – велел пацан, присев на стог сена.
– Чего? – второй раз обалдел Алёха. – Прости, мелкий, но мне еще жизнь дорога! Я туда больше не сунусь.
– Не прекословь, – посоветовал пацан. – Найди барона, он скажет, что делать.
Это было уже слишком. Алёха смирился, что его отлупили хлыстом, что даже какая-то баба смотрела на него как на идиота, но то, что мелкий пацан пытался им командовать, возмутило его до глубины души.
– Ты на себя не много берешь, Илон Маск недоделанный? – поинтересовался он и плюхнулся рядом с пацаном на стог сена. – Больно ты резвый, совсем стыд потерял. Тебе Волдеморта к порогу не предоставить? На мидихлорианы не протестировать? Кольцо не вручить? Тебя в детстве паук не кусал? Я сказал – будешь сидеть, пока там все не закончится, значит, будешь сидеть.
Ощущать себя взрослым и очень ответственным оказалось на редкость приятно. Пацан же искоса посмотрел на Алёху и вздохнул.
– Тебе удобно? – вдруг спросил пацан, непонятно чему улыбаясь с неожиданной иронией. – Сидеть?
– Я и лечь могу, мне-то что, – пожал плечами Алёха и действительно растянулся на сене, вслушиваясь в крики на улице.
Звуков драки он больше не различал. Похоже, пожар оттянул на себя всё внимание, и теперь вопли доносились исключительно от пылающего постоялого дома. А ведь странно: так быстро загорелось… так быть не должно, дом-то каменный, не деревянный. Нет, если облить бензином, например, то вспыхнет, но откуда тут бензин? Нет, определённо, это странно. Поджёг кто-то? Кто? Зачем?
Он покосился на пацана: тот сидел прямо, с достоинством, и на Алёху смотрел как на пустое место.
Потом дверь конюшни распахнулась, и Алёха с удивлением узнал голоса Матиша и Тобеша.
– Вот так, ваша милость, сюда… Как неосторожно вы, как же так…
– Уймись, лырово ты отродье… не первый раз, не последний! – голос Матиша звучал напряжённо, и дышал он тяжело. – Ищи его, брось меня тут, лучше ищи!
Кто-то рухнул совсем рядом, тяжело, со стоном.
– Где слуга ваш, ваша милость? Лошадей надо седлать. Уходить вам надо. Барона нет, графа нет. Взял я грех на душу, так хоть бы не зря, – продолжал увещевать Тобеш.
– Что предателя убил – награду получишь. Что дом свой поджег – вознагражу втридорога, – простонал Матиш. – Только отыщи его…
Алёха хотел было встать, но внезапно мальчишка, резко к нему обернувшись, схватил его за руку и прижал палец к губам, и вид у него был невероятно напуганный.
– Не найдем, ваша милость, – сказал Тобеш и что-то сделал, потому что Матиш пронзительно закричал. – А, ваша милость, я хоть и не маг, но такое лечить умею. А рука заживёт, не страшно.
– Костоправ, – проворчал Матиш, но, как показалось Алёхе, с облегчением. – А Алоху голову отверну. Опять, небось, по девкам умчался.
– Не серчайте на него, ваша милость, – попросил Тобеш, хлопнул дверцей и направился к лошадям. – Бесноватый он у вас, это точно, так и раньше был не силен умом. Как моя Марса-то его тогда!..
Алёха задумался, какая это Марса так успела его приложить. Не та ли тетка, которая отводила его за жаровней? Хотя вряд ли, конечно. Та наорала бы... может, здесь это было в порядке вещей? Но и он тоже хорош, они же только приехали!
