По сравнению с другими, хижина строителей кажется самой простой, большой и нескладной, ведь только часть дома находится на дереве, а другая — на земле. Здесь трудятся строители, и им нужно хранить все свои заготовки, поэтому сооружение не самое красивое, зато практичное.
Мы останавливаемся перед хижиной целителей. Это два маленьких домика на дереве. В одном хранятся важные запасы, а в другом принимают редких посетителей: обычно каждый эдем сам внимательно следит за собой, но в исключительных случаях может понадобиться помощь целителей.
В том числе моя.
Сегодня в хижине мне нечего делать, и мы сразу же огибаем дерево, отправляясь на северо-запад, к самому подножью, где горы, покрытые лесами, выстраиваются полумесяцем, создавая практически идеальный круг, внутри которого образовалось озеро, окружённое с трёх сторон камышом.
Отличное место, если ты ранен и хочешь спрятаться от всего мира. Мы называем его Гористым венком. Именно сюда чаще всего наведываются животные, которые нуждаются в помощи. Другие эдемы, по договорённости, показываются здесь редко и только чтобы показать детям необычных животных. Однако у меня есть право видеть их почти каждый день. И сейчас я без зазрения совести пользуюсь этим.
Мы слушаем, как наперебой поют зяблики, щеглы и канарейки. Громче всех шумит дятел: его отчаянный стук разносится по всему Гористому венку. Приближаемся к озеру в камышах и останавливаемся. Недалеко расставлены корыта, наполненные кормом. Значит кто-то из целителей сегодня уже был здесь с утра, помолился и внёс энергию в еду, приготовленную для животных из растений-пустышек.
По камням возле озера бегают ящерицы, в стороне над кустами роз раздражённо ворчат жуки. Бабочки, среди которых больше всего кавалеров и белянок, никак не найдут подходящее место, чтобы присесть. Несколько черепах вылезли на корень дерева, выступающий из земли, подставили свои панцири солнечным лучам и вытянули головы, наслаждаясь теплом. Два енота на другой стороне озера с остервенением полощут что-то в воде, замирают, почувствовав чужое внимание, и недовольно смотрят на нас, но очень скоро возвращаются к своим важным делам.
Недалеко от озера, из густой травы, показывается симпатичная мордашка ихневмона. У него маленькие уши и круглые глаза. Зверёк встаёт на задние лапки, показывая своё приземистое тело с очень пушистым хвостом, и с подозрительностью оглядывает окрестности. Увидев лакомство, он выбирается из укрытия и крадётся к корытам. Ножки такие короткие, что, когда он передвигается, их почти не видно под длинной шерстью, и кажется, что ихневмон двигается не на своих четырёх лапах, а под воздействием какой-то невидимой силы. Зверёк хватает корм и бегом мчится обратно, вновь скрываясь в зарослях.
Поднимаю взгляд и замечаю вдалеке стадо пятнистых оленей, которые беззаботно щиплют травку, и только вожак с красивыми витиеватыми рогами на голове на мгновение обращает на нас внимание.
Я могу много часов любоваться природой, однако носорога, ради которого мы пришли, нигде не вижу.
— Здесь сказочно, — тихо говорит Фортунат, и мы понимающе переглядываемся.
В отличие от Ноны, которая часто бывала здесь со мной, у парня давно не оставалось времени на прогулки, и я решаю, что просто обязана воспользоваться случаем.
— Ты встречал химер? — спрашиваю я, думая, чем занять время, пока не покажется носорог.
— Только слышал. Это ведь те, у которых морда то птичья, то кошачья, и крылья есть?
— Да, — соглашаюсь я и добавляю: — Мужские особи внешне напоминают сов, женские — кошек, но у тех, и у других действительно есть крылья. Поведением они похожи на всех тех животных, внешность которых, так или иначе, находит отражение в их внешнем виде. Химеры виляют хвостами, любят поспать и приласкаться. Сам увидишь.
Я вытягиваю шею, внимательно осматривая камыш, выискивая вдалеке островки, где можно было бы спрятаться среди высоких стеблей.
— Легенда гласит, что эти странные существа появились после Великого Пожара, — напоминаю я на случай, если Фортунат забыл эту историю. — Яйца, из которых вылупляются химеры, впервые были найдены в кустах фацелии. Кстати, скорлупа переливается перламутром.
Замечаю подходящее место и прикладываю палец к губам, призывая Фортуната к молчанию. Крадусь как можно тише, осторожно раздвигаю камыш, а потом присаживаюсь, прячась в зарослях. Жестом подзываю эдема, и он опускается рядом.
Между высокими гибкими стеблями видно, как на небольшом пространстве шесть взрослых химер величаво развалились и лениво обмахиваются хвостами. У самого крупного самца большие коричневые крылья и хищная совиная морда, оранжевые глаза ярко горят. Двое других самцов — с бежевым и белым окрасом — кажутся менее злобными. Может, потому что они отвернулись и неспешно вычищают клювами пёрышки. Самки больше напоминают камышовых кошек, только крылья сбивают с толку. Химеры беспокойно ёрзают, из-за спин самок показываются не меньше двенадцати разноцветных малышей: у кого-то окраска коричневая, у других бежевая, а некоторые кажутся белоснежными.
Я пытаюсь посчитать, сколько их, но молоденькие скачут, с забавным рыком и шипением бросаются на взрослых, а после того, как легонько получают лапой по ушкам, убегают, прячась в зарослях. И всё начинается заново.
Мы с Фортунатом переглядываемся, не сдерживая восхищённых и умилительных улыбок. Хочется скорее оказаться среди малышей и поиграться с ними.
Очень медленно я крадусь вперёд, но случайно оступаюсь, и стебли шуршат под моей ногой. Удручённо зажмуриваюсь, как в детстве, надеясь, что смогу оказаться невидимой, и это меня спасёт. Слышится тихий смешок Фортуната, а когда я открываю глаза, то вижу, что химерам надоело следить, когда же двуногие уже появятся на их поляне, и теперь животные продолжают заниматься своими делами.
— Переходим в наступление, — шутит Фортунат, словно читая мои мысли, и мы вновь не спеша продвигаемся вперёд, пока спустя некоторое время не оказываемся в зоне видимости для химер, однако они больше не чувствуют опасности и не придают нам никакого значения.
Мы смелеем и подсаживаемся ближе. Спустя минут пятнадцать малыши уже принимают нас за своих, прыгают вокруг, взлетают на своих маленьких крыльях и вновь опускаются на землю. Взрослые химеры, хоть и смотрят на нас ярко-жёлтыми серьёзными глазами, ничем не выказывают недовольства.
Проходит ещё какое-то время, и один из малышей, совершенно обнаглев, прыгает прямо на меня. Не удержавшись от соблазна, хватаю его и начинаю чесать животик. Химера издаёт звуки, не похожие ни на уханье совы, ни тем более на мяуканье кота — она скорее визжит, как собака.
На мгновение взрослые напрягаются и приподнимаются на лапках, готовые прийти на помочь, но внимательно меня осмотрев и, очевидно, не посчитав угрозой, они лениво откидываются назад, на землю.
— И вправду милые, — произносит Фортунат, но слов я не слышу, лишь читаю по губам, потому что парень тоже хватает одного малыша, который визжит так же отчаянно, как и моя химера.
— Когда сердятся, могут клюнуть, — предупреждаю я, когда мы отпускаем животных и визг наконец прекращается.
Я провожу ладонью по ногам, смахивая вылетевшие из шерсти химер пух и перья.
— И такое бывает? — удивлённо уточняет эдем, а я киваю для убедительности.
— Мне, слава Иоланте, не доводилось испытывать на себе их гнев, но друг дружку они, как видишь, не щадят.
Одна малышка случайно наступает другой на лапу, и они начинают драться. Я поспешно разнимаю их, держа руки подальше от клювов. Наконец, им наскучивает выяснять отношения, и каждая принимается вычищать пёрышки, хоть получается и не так ловко, как у их родителей.
— Хорошо, что незлопамятные, — усмехается Фортунат, и я улыбаюсь ему в ответ, но в следующую секунду прислушиваюсь.
Сначала думаю, что кажется, но тяжёлый топот доносится всё отчётливее, и я вскакиваю, выбираюсь из-за камыша, чувствуя, что Фортунат следует за мной. Из леса к нам на полной скорости мчится носорог. Даже на расстоянии я вижу, что его рога, голова и часть спины покрыты цветами.
