являлись для нас клетками. Такие же гуманоидные, как у пленивших нас существ, и все же чем-то отличающиеся. Впрочем, внешний вид оболочек волновал меньше всего. Не они важны сами по себе, как не важна примитивным существам их одежда. А вот количество…
«Так сколько же нас?» – спросил сам себя.
Ответ получил от других: «Восемнадцать».
Немного… В моей группе было больше тысячи подобных мне, и мы были первым отрядом, отправившимся на освоение новых источников энергии. После нас, судя по заявлению Хала, были и другие. Не знаю пока, насколько многочисленные, но… Но из всех только мы и выжили?
Значит, восемнадцать… Возможно, больше, ведь здесь определенно не все. Кто-то, как и я до этого, может находиться в бессознательном состоянии в других… местах.
Где именно?
Ответ на вопрос дался с трудом – образы, вызванные отдельным усилием, выходили размытыми и отрывистыми.
Тьма. Вспышка. Энергия совсем рядом – манящая, притягательная, но взять ее нет никакой возможности. Непонимание. Что не так?! Краткий миг забытья. Снова всполох пробуждения. «Хороший экземпляр… в моей лаборатории… степень фиксации семьдесят процентов… вводи первую дозу… реакция пошла… надо повторить…» – звуки, раздражающие своей бессмысленностью. Тесный плен оболочки, которая скована так же, как и я. Попытка вырваться. Белые границы, за которые нет хода. Сжимающие, удушающие тиски. И снова тьма.
Воспоминание, от которого хотелось лишь одного – разорвать, испепелить, уничтожить тех, кто лишил меня свободы. И поглотить! Выпить! Забрать у них то, что до сих пор манило, несмотря на ограничения.
Среагировало и тело. Кулаки сжались, взбугрились мышцы, словно силясь разорвать несуществующие путы, а из горла неожиданно вырвался яростный рокот низких частот.
– Смотри-ка ты, ожил, – раздался дерзкий смех, скрывавший очередную волну страха. – Живучая тварь.
– Отойди, Ральюс, не провоцируй, а то опять выговор получим.
Считающая себя вершиной пищевой пирамиды особь проявляет осторожность? Интересно… Я вернулся взглядом к своим тюремщикам, изучая их внимательнее. Делать это, используя ограниченные возможности навязанного тела, было невыносимо, но иных вариантов не осталось.
Первый, тот, что вел себя наглее, – классический примитивный гуманоид. Беловолосый высокий двуногий демонстративно скалился, выражая презрение. Только он не мог знать, что своей бравадой спровоцировал вспышку интереса с моей стороны. Вдруг проявилась неосознанная опция ставшего клеткой тела, подарив сверхъестественную зоркость, и я отчетливо увидел предназначенными для этого органами учащенно пульсирующую жилку за ухом тюремщика и спешно скользящую по отвратительно розовой коже капельку влаги. Страх… Он знаком этому существу. Именно его он прячет за показным бесстрашием. Жалкий. Легкая добыча.
То есть был бы легкой добычей, будь я собой прежним.
Но я запомнил этот вид местных. С таким расовым типом раньше сталкиваться не доводилось, хотя я не особо обращал внимания на такие детали пищи, как цвет волос и крепость нервов.
Второй, куда более осмотрительный, – крепкий, коренастый остроухий брюнет с мрачным настороженным взглядом. А вот этих помню. На моем личном счету сотня таких, плюс два звездолета и орбитальная станция. Энергии тогда накачал знатно, жаль, до самой их планеты не добрался. Так и не понял, куда она исчезла под самым носом. То ли другие из моего отряда успели раньше, чем я смог на нее переключиться, то ли ушастые нашли способ ее спрятать. И сами сбежали, потому что после этого я взаимодействовал с кем угодно, но не с ними.
Придется изучить всех неожиданно сумевших совладать с нами. Они убеждены, что пленили нас, заточив в бесполезные оболочки? Сделали подобными себе? Ничтожными, ограниченными и подконтрольными? Что ж, зря. Я сумею приспособиться, сумею вырваться, сумею… забрать их всех.
Мы сумеем.
– Да что он мне сделает? – не внял дельному совету беловолосый. – Сидит себе в клетке… Он слаб, словно новорожденный, только и способен, что на ноги встать.
Подошел он близко. Так близко, что удержаться я не смог. А может, просто не захотел, больше всего желая сейчас наказать примитивного гуманоида, возомнившего себя победителем. Такое знакомое по прошлому, практически рефлекторное поведение – стремительный бросок к идущей на тебя добыче.
Быстрый выпад… и острое сожаление: вместо сгустка энергии вперед дернулось тело – непривычная, неловко управляемая мной обуза. А вместо приятного притока живительной энергии – силовой разряд от энергетических брусьев клетки, пронзивший навязанное тело и отбросивший его на пол.
Ощутил я это вопреки пониманию. Что за чувство? Невыносимое, тягучее и разрывающее на части? Уже знакомое по вспышкам пробуждения в лаборатории.
«Кин, брось, – запоздало предупредил Орш, – это бессмысленно. Без оболочки ты, может, и прошел бы ограничительное поле, а с ней…»
«В каком смысле «может»? – опешил я. – Ты не пытался?»
«Ты меня вообще слышал? – обрушилась на меня волна раздражения. – Мы в них жестко зафиксированы. Из тел не вырваться, они как кандалы, и их через энергетическую клетку не протащишь».
«А ты меня слышал? – все еще испытывая странную агонию, взвыл я не менее яростно. – Я трижды из оболочки выходил!»
– Что, гад, не выходит? – словно меня услышав, выкрикнул беловолосый, сбивая с мысли. – Лапки коротки? Теперь все иначе! Вот она, расплата. Удивлен? Не знал подобного? Так запомни, отныне боль станет твоей постоянной спутницей. – Он засмеялся, наслаждаясь собой и чувством безопасного превосходства. – Давай, давай поднимайся, амеба треклятая. Сделай так еще! Повесели нас!
Издевается. А ведь сам реально напуган, отскочил едва ли не дальше, чем меня отбросило. Дышит рвано и за оружие схватился – невзрачную на вид рукоять, энергия в которой совершенно бесструктурная. И опасная…
– Цыпа, цыпа, иди к папочке. Мигом станешь грилем, – вновь посыпались глумливые смешки. – Знакомая штучка, а? Думали, сожрете нас всех? А мы вот не так просты и нашли чем вас уделать. Превратили в ничто! Даже праха не осталось! Один большой пшик – и нет прожорливого амиота. Всех вас нет!
Силясь не упустить контроля над происходящим вокруг – а знание сейчас важнее всего, – я сосредоточился, заставляя себя не думать о… как сказал ничтожный? О боли! Пришлось пересилить отвращение, вновь пытаясь понять, как работает видение через элементы чуждой оболочки.
Амиоты? Слово кольнуло узнаванием. Прежде слышал его в лаборатории. Так эти… материальные называли нас, эдаити.
Но все внимание сейчас – на оружии охранника. «Знакомая штучка»? Так он сказал? Да, очень. Настолько, что новых встреч не хотелось. Это ведь после контакта с ней настает то беспамятство, при котором надолго теряешь осознание самого себя.
– Остынь. – Положив руку на судорожно сжатый кулак беловолосого, второй гуманоид заставил оружие опустить. – Чего завелся-то? Расслабься. Скоро смена придет. Не лезь к нему. Получим нагоняй, если сдохнет тут внезапно.
Значит, меня ждет передышка. И новый шанс разузнать о тюремщиках больше.
«Часто они меняются?» – бросил вопрос своим.
«Да, довольно часто. А на время кормления и для транспортировки в лабораторию прибывает дополнительная пара охранников», – пришел глухой
