лишь оповестили все королевство о своем присутствии, выкрикнули в толпу подтверждение своей личности, обозначили себя мишенью, будучи совершенно беззащитным…
Камран ослабил застежку у горла и позволил плащу упасть. Окровавленное одеяние тут же подхватили невидимые руки, и слуга, подобный призраку, вскочив с места, скрылся из виду. В ту же секунду, когда перед глазами мелькнула снода слуги, в памяти снова всплыла та девушка.
Камран мрачно провел рукой по лицу. Он уже позабыл о засохшей крови мальчишки на своих ладонях и надеялся, что сможет забыть снова. Он слушал выговоры министра лишь вполуха – он не был с ними согласен.
Принц не считал свои поступки глупыми и не думал, что интересоваться делами низших сословий – выше его достоинства. С глазу на глаз Камран вполне допускал, что это может быть бесполезным занятием: если он станет разбираться в каждой стачке на городских улицах, то едва ли найдет время, чтобы сделать вдох, – но забота о жизни ардунианцев была прямой обязанностью принца, а утреннее кровопролитие показалось ему не просто случайным проявлением насилия. И чем дольше Камран размышлял об этой ситуации, тем более гнусной она ему представлялась, а ее действующие лица казались сложнее, чем выглядели на первый взгляд. В тот момент принц счел разумным вмешаться…
– В разборку двух бесполезных существ, которым лучше было решить все между собой, – с легким укором заметил Хазан. – Девушка предпочла отпустить мальчишку, а вы решили, что она сглупила, и захотели поиграть в Бога? Нет, не отвечайте. Не думаю, что хочу слышать ответ.
Камран бросил на министра косой взгляд.
Губы Хазана были сжаты в тонкую линию.
– Я мог бы найти смысл в этом вмешательстве, если бы тот парень действительно убил девушку. Но, несмотря на это, – категорично изрек министр, – я не вижу никакого оправдания вашему безрассудному поведению, сир, никакого объяснения вашему легкомыслию, кроме гротескной потребности побыть героем…
Камран устремил взор в потолок. Он мало что любил в своей жизни, но всегда высоко ценил красоту симметрии – осмысленной последовательности. Сейчас он разглядывал высокие сводчатые потолки и искусную резьбу альковов: каждый проем и каждая ниша были украшены звездами, вырезанными из редких металлов, глазурованные плитки искусно складывались в геометрические узоры, повторяющиеся до бесконечности.
Принц поднял окровавленную руку, и Хазан замолчал.
– Довольно, – тихо сказал Камран. – Я достаточно долго терпел твой выговор.
– Да, Ваше Высочество. – Хазан немного отступил назад, но с любопытством уставился на принца. – Дольше, чем обычно, я бы сказал.
Камран вымученно улыбнулся.
– Молю тебя, избавь меня от своего анализа.
– Осмелюсь напомнить вам, сир, что мой государственный долг как раз заключается в предоставлении вам этого самого анализа, к которому вы питаете такое отвращение.
– Прискорбный факт.
– И отвратительное занятие, когда советы принимаются подобным образом, не находите?
– Небольшой совет, министр: давая совет варвару, ты мог бы сначала поубавить свои ожидания.
Хазан улыбнулся.
– Вы сегодня не в себе, сир.
– Бодрее, чем обычно, не так ли?
– Этим утром вы гораздо мрачнее, чем хотели бы признавать. Как раз сейчас я мог бы поинтересоваться, почему смерть этого беспризорника так взволновала вас.
– Ты бы зря потратил свое время.
– О. – Хазан по-прежнему сдерживал улыбку. – Вижу, что день еще не созрел для откровенности.
– Если я и вправду взволнован, – произнес принц, теряя остатки самообладания, – то напоминание о том, что мой отец повесил бы тебя за твою дерзость, несомненно, говорит о моем энтузиазме.
– Именно так, – мягко ответил Хазан. – Однако сейчас мне кажется, что вы отнюдь не ваш отец.
В голове у Камрана зашумело. Он без раздумий выхватил меч из ножен, и только когда увидел едва сдерживаемое веселье в глазах министра, замер, остановив руку.
Принц смутился.
Проведя вдали от дома больше года, он успел позабыть, как нужно разговаривать с людьми. Долгие месяцы Камран посвящал всего себя службе империи – охраняя границы, возглавляя сражения и мечтая о смерти.
Их вражда с югом была стара, как само время.
Ардуния слыла грозной империей – крупнейшей во всем известном мире, – но ее величайшая слабость была одновременно и главным секретом, и источником глубочайшего позора: у нее заканчивалась вода.
Камран всегда испытывал гордость за ардунианские водоносные системы – простые и понятные сети, по которым вода поступала из подземных источников в наземные резервуары, используемые для получения питьевой воды и орошения посевов. Проблема заключалась в том, что эта система полностью зависела от грунтовых вод, поэтому огромные части территорий Ардунианской империи веками оставались непригодными для жизни. Решить эту проблему можно было лишь с помощью доставки пресной воды на морских судах из реки Машти.
Самый быстрый путь к этой гигантской водной артерии находился в низинах Тулана, небольшой соседней империи, примыкающей к южной границе Ардунии. Туланское государство было подобно блохе, которую не могли стряхнуть, паразиту, которого не получалось ни уничтожить, ни вывести. Ардуния страстно желала возвести акведук, проходящий через самое сердце южного соседа, но, десятилетие за десятилетием, местные короли не желали покоряться. Единственным мирным предложением Тулана в обмен на доступ к реке был разорительный налог, непомерно большой даже для Ардунии. Они предпринимали попытки сокрушить Тулан несколько раз, но ардунианские войска всегда несли поразительные потери – во время одного из таких походов и погиб отец Камрана, – и никто на севере не мог понять, в чем причина неудач Ардунии.
Между двумя народами выросла ненависть, подобная непроходимой горной цепи.
Почти столетие ардунианский флот вынужденно выбирал намного более опасный путь к воде, проводя долгие месяцы в поисках подступов к бурной реке. Тогда им сопутствовала удача: Ардуния была благословлена не только обильными сезонами дождей, но и инженерами, которые создали внушительные по размерам водохранилища для сбора и сохранения дождевой воды на долгие годы. Но сейчас облака уже не казались полными влаги, а резервуары империи были на исходе.
Каждый день Камран молился о дожде.
Официально Ардуния не вела войны – пока не вела, но мир, как узнал Камран, тоже достигается кровавой ценой.
– Ваше Высочество. – Робкий голос Хазана напугал принца, вернув его в реальность. – Простите меня. Мои слова были легкомысленны.
Камран поднял голову.
Зал, в котором он находился, внезапно обрел четкость: блестящие мраморные полы, нефритовые колонны, высокие опаловые потолки. Ладонь ощущала потертую кожу эфеса меча, и принц все лучше ощущал собственное тело: мускулатуру, вес, который он носил всегда и о котором редко задумывался, тяжесть в руках и ногах. Камран заставил себя вернуть меч в ножны и на мгновенье прикрыл глаза. В воздухе пахло розовой водой и свежим рисом; рядом прошмыгнул слуга с медным подносом, уставленным чайными принадлежностями.
Как долго принц был погружен в свои мысли?
В последнее время он стал беспокойным и рассеянным. Недавнее появление туланских шпионов на ардунианской земле не давало ему спокойно спать; их наличие тревожило само по себе, а к этому
