Комментарий от переводчика
Серия книг Тахеры Мафи цепляет, но в тоже время и отталкивает. Так необычно видеть столько переживаний главных героев, так поразительно созерцать все это с экрана компьютера, эл. книги или печатной, ведь в действительности я была просто потрясена сотрясением реальности.
В первую очередь, книги Тахеры Мафи запоминаются метафорами и очень глубокими перевоплощениями. По-настоящему, мы не читаем о героях, мы не наблюдаем за развитием сюжета, или переживаем за героев…нет… Мы нещадно копаемся в их реальностях, подсознании, познаем сокровенное. Это… излагать так мысли на бумаге слишком откровенно, по крайней мере, для меня.
Я боялась браться за эту книгу (дополнение), боялась испортить впечатление от уже созданного образа — лидера Сектора 45, у которого есть свои безжалостные секреты. И, как оказалось, их предостаточно.
Во время чтения я действительно чувствовала себя немного не в своей тарелке, словно копалась в чьих-то мыслях, вещах, узнала интимные подробности подсознания. Не знаю, что там ожидается в «Сломи меня», но в этом сиквеле автор прекрасно раскрыла образ Аарона Уорнера.
Замечательный психологический портрет. Тут хоть меняй тему курсовой и пиши заново хД
Но это все излишки профессии…
Тахера Мафи не показала Уорнера слабаком, слюнтяем, ну или хныкалкой, как часто я встречаю подобное. Наоборот, автор просветила своих читателей и пылких поклонников о подробностях работы его подсознания, рассказала о его страхах и желаниях, надеждах и противоречивых чувствах.
Очень проникновенное дополнение.
Вы вините человека в чем-то необдуманном, жестоком и бесчувственном, просто потому, что он не смеется и не проявляет той заботы, которую вы хотите? Хах… ну тогда вы прямо по адресу. Это дополнение предоставит вам полную информацию о том, что же скрывается за маской таких людей. Тут рассказывается, как рассыпаются люди, борясь с самим собой и окружающим миром. Тут показываются настоящие человеческие эмоции.
Меня подстрелили.
И оказалось, что пулевое ранение еще более неприятное, чем я представлял.
Моя кожа холодная и липкая; я прикладываю титанические усилия, чтобы дышать. Боль пронзает правую руку и мешает сосредоточиться. Я вынужден закрыть глаза, стиснуть зубы, чтобы сфокусировать свое внимание.
Хаос невыносим.
Некоторые люди кричат, кто-то прикасается ко мне, и за это мне хочется отрезать им руки. Они продолжают кричать: «Сэр!», словно все еще ожидают моих приказов, будто они понятия не имеют, что делать без моих команд. Попытки оставаться в сознании истощают меня.
— Сэр, вы слышите меня? — снова крик. И на этот раз я его ненавижу. — Сэр, пожалуйста, вы слышите меня?
— В меня стреляли, Дэлалью, — умудряюсь сказать я. Поднимаю на него глаза и смотрю мутным взглядом. — Я не оглох.
И вдруг шум исчезает. Солдаты замолкают. Дэлалью смотрит на меня. Взволнованный.
Я вздыхаю.
— Поднимите меня, — говорю я, немного смещаясь. Мир поворачивается и все становится на свои места. — Позовите медиков и подготовьте мою кровать. Но не убирайте руку от раны. Пуля пробила что-то, и мне требуется хирургическое вмешательство.
Дэлалью ничего не говорит, а мгновение длится слишком долго.
— Рад видеть, что все в порядке, сэр, — его голос нервный, шаткий. — Рад видеть, что с вами все в порядке.
— Это был приказ, лейтенант.
— Конечно, — быстро говорит он, склоняя голову. — Конечно, сэр. Куда я должен направить солдат?
— Найдите ее, — говорю я. Для меня это становится все труднее. Я делаю небольшой вдох и касаюсь дрожащей рукой лба. Я подмечаю, что слишком быстро потею.
— Да, сэр, — он двигается, чтобы помочь мне, но я хватаю его за руку.
— И последнее.
— Сэр?
— Кент, — говорю я неровным голосом. — Убедитесь, что они сохранили ему жизнь.
Дэлалью смотрит широко открытыми глазами.
— Специально для Вас, сэр?
— Да, — я пристально на него смотрю. — Я хочу лично иметь с ним дело.
Дэлалью стоит у моей кровати с блокнотом в руках.
Это уже второй визит ко мне за это утро. Первыми были медики, подтвердившие, что операция прошла успешно. Они сказали, что эту неделю мне лучше провести в постели, а новые препараты, которые они дали мне, помогут осуществить процесс восстановления. Они также сказали, что я смогу возобновить свою повседневную работу уже довольно-таки скоро, но перевязку придется носить еще около месяца.
Я ответил, что это интересная теория.
— Мои брюки, Дэлалью. — Я сидел, питаясь удержать голову и справиться с тошнотой от новых лекарств. Если по существу, то моя правая рука сейчас была бесполезной.
Я поднимаю глаза. Дэлалью смотрит на меня, не моргая, а кадык в его горле нервно дергается.
Я подавил вздох.
— Что такое? — левой рукой цепляюсь за матрас, удерживая себя в вертикальном положении. Это отнимает мои последние силы, и я цепляюсь за раму. Отмахиваясь от Дэлалью, который спешит мне помочь, я закрываю глаза от боли и головокружения. — Скажи мне, что случилось, — спрашиваю я. — Нет смысла откладывать плохие новости на потом.
Его голос надламывается дважды, когда он произносит:
— Адам Кент сбежал, сэр.
Мои глаза распахиваются, перед ними мелькают белые пятна, вызывая головокружение.
Я глубоко вздыхаю и пытаюсь провести рукой по волосам. Они спутанные, сухие и грязные от пыли, смешанной с моей собственной кровью. Мне хочется ударить уцелевшим кулаком об стену.
Вместо этого, я пользуюсь моментом, чтобы взять себя в руки.
Но внезапно замечаю атмосферу вокруг: запахи, шум, шаги за дверью. Я ненавижу эти хлопковые штаны, что на меня надели. Я ненавижу отсутствие носков. Я хочу помыться. Мне нужно переодеться.
Я хочу прострелить позвоночник Адаму Кенту.
— Выводы, — требую я. Двигаясь к ванной, я морщусь от холодного воздуха, касающегося моей неприкрытой рубашкой кожи. Пытаюсь сохранить спокойствие. — Скажи, что ты не принес мне информацию без выводов.
Мой ум является складом тщательно организованных человеческих эмоций. Я почти вижу, как работает мозг, как он функционирует, подавая мысли, и отгоняя образы. Я прячу то, что мне мешает. Сосредотачиваюсь лишь на том, что должно быть сделано: основные компоненты выживания и бесчисленные вещи, которыми я должен управлять в течение дня.
