Впрочем, он был исключением из любого правила.
Кстати, мы с волшебником тоже выступили неплохо. Сперва он распилил меня в ящике – простейший трюк, неизменно пользующийся успехом. А затем – прошёлся вдоль первого ряда зрителей с моим любимым фокусом. Волшебник на глазах у недоверчивой публики превращал сухие розы – в живые, а я потом разносил цветы по рядам и дарил их самым красивым девушкам.
То есть, конечно, это объявлялось вслух, что награждаются «самые прекрасные леди», а на деле я вручал цветы не только красавицам, но и полезным людям, на которых указывал Макди. Сегодня среди них были две сухопарые сестрицы мэра – неулыбчивые, с идеально выпрямленными спинами, жена главы полицейского управления – розовощёкая кудрявая блондинка, настоящая «полковничья жена», и девочка лет одиннадцати, сущий ангел – если, конечно, бывают смуглые черноволосые ангелы с зелёными глазами. Девочка сидела рядом с тем самым проницательным господином и приходилась ему, кажется, дочерью. Я вручил ей цветок, встав на одно колено, и в награду она посвятила меня в рыцари – тростью своего отца.
Зрители были в восторге.
После представления, когда труппа уже пару раз вышла на поклон, и зрители наконец-то нас отпустили, Макди подозвал меня и Ирму и вручил нам по десять франков.
– Вроде бы доли ещё не распределяли? – Ирма нахмурила тонкие брови, крутя в пальцах новенькую банкноту. – Или я что-то путаю?
– Подар-р-рочек, чёрт побери! – довольно расхохотался Макди. Монокль торжествующе сверкал в левом глазу. – Вы, р-ребятишки, понравились очень сер-р-рьёзному человеку.
– Как именно «понравились»?
Волшебник тенью выскользнул из-за угла и замер в полушаге от Макди – ресницы приопущены, на губах полуулыбка, в голосе легчайший намёк на недовольство.
Мне стало не по себе.
– Как ар-р-ртисты, – невозмутимо откликнулся Макди. Но на шаг назад всё-таки отступил – правильно, я бы и сам так сделал. – У господина Жоэля Кормье есть пр-р-релестная дочурка, и у неё скоро именины. Девочку зовут Мари-Доминик. И если она захочет увидеть вас на своём пр-разднике, это пр-ринесёт круглую сумму. И вам лично, и мне.
Волшебник склонил голову набок и начал медленно обходить Макди по дуге, против часовой стрелки, не переставая улыбаться. Бледное лицо в зеленоватом свете фонаря казалось лицом призрака.
– Значит, Жоэль Кормье… Кто он? – коротко спросил волшебник, снова останавливаясь за плечом у директора, на сей раз за левым. Ирма шагнула поближе ко мне и стиснула мои пальцы; ладонь у неё была холодной и влажной. – Вы сказали «серьёзный человек»… Насколько серьёзный, господин Макди?
Я не понимал, чего добивается волшебник. Обычно он ничего не делал без причины, а лучше без двух или трёх причин, но сейчас… Практика, когда понравившегося артиста заказывал кто-то из отцов города для маленького личного представления, отнюдь не была редкостью. Часть этих заказов Макди отсекал, особенно когда просили одолжить на вечер кого-нибудь из симпатичных гимнасток – своими он не торговал, при всех его недостатках; другое дело, если девушка сама хотела подзаработать – директор подобное не одобрял, но и не препятствовал.
Но здесь, кажется, речь шла не об этом.
– Господин Кормье – богатый и влиятельный человек, – быстро ответил Макди. По виску у него медленно стекала капля пота. Волшебник еле слышно усмехнулся. – Его дочур-р-рка – та самая девчонка, которой Кальвин вручал розу. И голуби ей тоже понр-равились, чего такого-то? Они мне и самому понравились, – в сердцах брякнул он. – Не дури, Клермонт, дело чистое. Если выгор-р-р-рит, вам семьдесят процентов пойдёт, не половина, ей-Богу!
– А, та малышка… – ощутимо расслабилась Ирма, вспомнив смуглую девчонку из ложи для особых гостей, но волшебник негромко спросил:
– Господин Макди, просьба уважаемого господина Кормье никак не связана с тем, что он – владелец единственной больницы в Йорстоке и кузен главы полицейского управления, а у нас в подсобке лежит свежий труп без документов?
Я захлебнулся вздохом и, похоже, слишком сильно стиснул Ирмины пальцы.
Арон. Чёрт, до сих пор не верится, что он погиб…
Но почему он без документов? Даже у меня было удостоверение личности – вероятно, фальшивое, но всё же…
Макди как-то сгорбился, вынул монокль из глаза и принялся протирать заляпанное стекло рукавом. Тёмно-красная парча цеплялась за металлический край, и мне даже казалось, что я слышу тихий-тихий царапающий звук.
– Ты же знаешь ситуацию с Ароном, Клермонт, – вполголоса и даже без привычного раскатывания «р-р» произнёс директор. – Я достаточно рисковал, укрывая каторжника. И если сейчас это всплывёт…
– Не продешевите с ценой за устранение отбросов, господин Макди. Соизмеряйте… значение.
Воцарилось многозначительное, густое молчание с непередаваемым ароматом свежих трупов и старых тайн. Я взглянул на багровеющего от возмущения директора, на Ирму, которая едва держалась на ногах после тяжёлого выступления – и произнёс твёрдо:
– Чувствую, что всё это не для наших ушей. Так что вы решайте, а мы тогда пойдём.
И потащил за собой Ирму к выходу из шатра.
– Келли, где ты сегодня ночуешь? – с запозданием окликнул меня волшебник.
Я поразмыслил секунду, с содроганием вспомнил тёмно-красное пятно на сцене и буркнул:
– С тобой, конечно.
Ирма как-то странно дёрнулась, и уже когда мы оказались на улице – расхохоталась в голос:
– Ну ты даёшь! И потом ещё не понимаешь, почему про вас всякое говорят.
– А что? – искренне удивился я. Потом прокрутил в голове последнюю часть диалога и испытал сильное желание утопиться в ближайшей реке. Волшебник же спросил совершенно нормально – «где», а я ответил – «с кем». – Ну, я идиот…
– Не бери в голову. – Ирма обняла меня за талию и уткнулась щекой в плечо. Лёгкий мускусно-звериный запах, исходивший от сценического наряда и от парика, не казался противным – это был просто штрих к портрету дрессировщицы, естественный, как запах гари на войне. – Я ведь правду про вас знаю, и Макди, думаю, тоже. А дураков везде полно. Хочешь глинтвейну? Клермонт с директором ещё долго проспорит, надо же чем-то заняться…
– Глинтвейн… – Я оттянул воротник трико и принюхался. Мне тоже надо бы постирать одежду, честно говоря, не только Ирме. – Давай. Можно ещё попросить у Томаша ведро кипятка и сделать из твоей бадьи тёплую ванну.
– И у меня есть коробка пирожных. Свеженьких, только из пекарни. Сибаритствуем?
– Сибаритствуем, – уверенно сказал я.
Ирма хихикнула и, встав на цыпочки, поцеловала меня в угол рта.
Губы у неё были обветренные и солёные.
В свой фургон я вернулся уже под рассвет – абсолютно пьяный, безбожно счастливый и до нитки мокрый, потому что моё трико мы с Ирмой решили постирать в той же ванне. Пролепетал с порога что-то несусветно позорное, попытался обнять волшебника, но он, как всегда, уклонился, избегая прикосновений, а потом как-то умудрился заставить меня переодеться в сухое и лечь в кровать. И только тогда сам скрылся за ширмой на своей половине.
Я лежал на боку, завернувшись в одеяло, как гусеница в кокон, и бездумно пялился на силуэт за подсвеченной с другой стороны бумагой. Кукла в свою очередь неодобрительно пялилась на меня, на этот раз с края стола. На шляпке красовалось новое серебристое перо.
– Я на тебя не сержусь, – признался я в порыве нерассуждающей пьяной любви. – Ты ведь просто меня защищаешь… Но не убивай никого, ладно?
Тени изгибались и ластились к стенам и потолку – тысячехвостым чудовищем морским, ужасающей химерой. Я закрыл глаза, чтобы их не видеть, и фургон тут же нырнул в пропасть, по безумной траектории ушедшего в смертельное пике самолёта.
– Если ты хочешь, – прошелестела кукла.
Сквозь сон я улыбнулся.
– Спасибо.
Вообще если быть безупречно честным, то во всех идиотских слухах, которые бродили вокруг меня и волшебника, был виноват только я.
Причём началось это уже так давно, что новенькие в труппе воспринимали слухи как нечто само собой разумеющееся, аксиому. Нет, конечно, любой, кого ни спроси, мог бы рассказать правду – что волшебник нашёл меня почти одиннадцать лет назад в холмах немного южнее Йорстока, взял на воспитание и стал тренировать как помощника. Параллельно я, разумеется, освоил кучу побочных цирковых специальностей. Не в совершенстве – так, чтобы подменить кого-нибудь на крайний случай. Жонглирование, хождение по канату, ассистирование в самых разных номерах – от акробатических трюков до выступлений с дрессированными зверями, фокусы и даже пение… Чего только не пришлось перепробовать! Но считался я именно помощником волшебника, а потому жил с ним, в его фургоне.
