под запретом. Но все же встрять вот так меж двух людей, которые идут к барьерам? Нет, ни один из тех, кого он знает, такое б не свершил. Если… Если, конечно, он не император… Но ему какая от этого радость?
Зачем ему вмешиваться в этот спор? Вот если кто его на это подкузьмил… Но кто? Кому до этого есть дело? Нет-нет, тут что-то все-таки не так…
С другой стороны, если глядеть, а как же те дома, которые мельком он видел, этот… аутотомобил? И это тоже государь? А если допустить, что эти все виденья явились следствием ушиба головы? Ударили по голове, чтоб оглушить и незаметно принести сюда, а на него нашли такие видения…
Надо осмыслить. Или уснуть. Эх, право, какие счастливцы те, кто может нынче просто спать. Уснуть и видеть сны.
А у него, что называется, сна ни в одном глазу. Голова тяжелая и пустая, с усилием приходится держать ее прямо. А в глазах сна нет ни на гран…
…Он почти уже подошел к барьеру, барон же медлил: то ли трусил, то ли целился. Уж виден антрацитовый глаз его пистолетного ствола, что должен полыхнуть огнем. Кисть его руки, будто сама, пошла вверх, локоть плотно прижат к телу; Денис всегда говорил, что непременно должна быть опора. Курок взведен, кремень надежен, порох сух. Указательный палец уже лег на «собачку» спускового крючка и выбрал слабину. Он выстрелит непременно в паузе своего дыхания. Чтобы не сбить прицел, чтобы навсегда прервать зловонное дыхание врага. Его выстрел должен быть очень точен. И непременно в самое сердце, туда, куда враг поразил его своим зловонным жалом…
Время вышло. Кончилось совсем. Даже один-единственный миг настоящего, который у него был, готов был вот-вот оборваться по мановению чужого перста. Еще один шаг – и все. Промаху не быть. Все, что должно произойти, – уже случилось…
– Однако быстро вы освоились в наших палестинах, быстро, – сказал вдруг кто-то. Удивленно оглянувшись на этот голос, он, с трудом отпуская остатки сна, увидел, как заснеженный лес мигом преобразился в темный каземат, а ненавистный барон – в позевывающего Андрея Петровича…
– Я, собственно, и сам не понимаю, как это со мной произошло, но… – хотел было поделиться навеянным новичок, но Андрей Петрович, по-своему истолковав это предисловие, поспешил его успокоить: – Не стоит оправдываться голубчик, ведь это как раз таки говорит о том, что естественные рефлексы, у вас, слава богу, не расстроены, а это, уж вы мне поверьте как специалисту, очень и очень обнадеживает. Да-с, обнадеживает, – повторил он с нажимом, заметив протестующий жест новичка. – Вот послушайте, был у меня как-то такой случай. Застрял я однажды в одном богом забытом аэропорту. Была сильная пурга. Вскоре аэропорт открыли, и стала там командовать некая тетка, решающая, когда кому отправляться. Все бегали за ней, заискивая, совали ей в руки разные подношения. А та, принимая их как должное, шла с гордо поднятой головой. Те, кому не везло, спали прямо на полу аэропорта, в надежде, что им повезет завтра… И был среди нас один спесивый англичанин, который сначала возмущался, глядя на все это, презрительно фыркал, говоря какие-то слова о человеческом достоинстве. Но через пару дней он тоже бегал за этой теткой, отпихивая конкурентов локтями, что-то лопоча на английском, и тоже, как и все, спал на полу, скандаля с другими по поводу лучшего места… Вот так-то, голубчик, так что не конфузьтесь, если уж в России спит на полу чопорный англичанин, то русскому – сам Бог велел. Надеюсь, вы меня понимаете.
– Не совсем, – неуверенно ответил новичок.
– Что именно? – поинтересовался Андрей Петрович.
– Я не понял, что означает слово «аэропорт», – ответил пришелец.
– М-да, – озадаченно произнес Андрей Петрович и, поразмыслив, добавил: – Вы знаете, я все-таки остаюсь при своем мнении и хотел бы продолжить свои наблю… я хотел сказать беседы с вами в более свободной обстановке, тем более если я вас правильно понимаю у вас нет особо срочных дел, и вы могли бы мне составить, скажем, на некоторое время компанию.
– Я, собственно, не знаю, что и думать в отношении того, что со мной происходит, но полагаю, что это недоразумение в скором времени разрешится, и я смогу вновь приступить к своему делу, столь неожиданно прервавшемуся в лесу, – неуверенно сказал новичок.
– Ну вот, вы опять за свое, – сокрушенно вздохнув, сказал Андрей Петрович, но продолжил: – Хорошо, хорошо, потом закончите свое дело, ну а пока вы здесь, доверьтесь мне… Вот завтра, то есть уже сегодня, придет начальство. Нужно придумать, что вам говорить, чтобы вас отпустили со мной. Вот вы что собираетесь говорить?
– Правду, – не мешкая, ответил новичок.
– То есть что вы Пушкин? – поинтересовался Андрей Петрович. – Понятно, тогда вас сразу же сочтут сумасшедшим!
– Простите, а вы что, предлагаете мне стать лжецом?! – поинтересовался, в свою очередь, неизвестный.
– Я согласен, – спокойно ответил ему Андрей Петрович, – да уж, выбор я вам предлагаю небольшой, что и говорить… Ну, хорошо. Положим, вы скажете правду, и что дальше?
– Я не понимаю вас… – удивился новичок.
– Что дальше думаете делать? – переспросил его Андрей Петрович.
– Право, я о таком и не думал… что делать дальше… что делать… – пришелец замялся; видно было, что ответа на этот извечный русский вопрос у него пока нет, – вы хотите сказать…
– Увы, – вздохнул Андрей Петрович, – увы. То, что вы говорите, не укладывается в общепринятое материалистическое восприятие мира, да и нематериалистическое, впрочем, тоже.
– А как же укладываются, как вы назвали… в общепринятое материалистическое и нематериалистическое восприятие мира ваши попытки убедить меня в том, что сейчас XXI век? – с ехидцей спросил неизвестный.
– Укладываются, потому что мы в нем живем, – пожав плечами, ответил Андрей Петрович.
– Нет, сударь, не пытайтесь меня одурачить! Мы с вами живем в XIX веке! – сказал как отрезал пришелец.
– Хорошо, хорошо, – ответил примирительно Андрей Петрович, – давайте-ка предположим, что правы мы оба. Что вы и есть Пушкин Александр Сергеевич, как вы изволили выразиться, сочинитель, живущий в XIX столетии, который каким-то таинственным образом оказался в 2008 году. Допустим… Но в это же никто не поверит. Согласитесь, поверить достаточно трудно. Вот даже вы, будучи… немного… Ну это неважно, исключаете возможность того, что… э-э-э… Пушкин мог бы оказаться в будущем. Даже вы… И на что же вы рассчитываете при встрече с гражданином начальником? Вас, не задумываясь, сочтут сумасшедшим. Помешанным. Причем, учитывая ваш темперамент, – буйным. Вас отправят в лечебницу, дом скорби – место, где содержат умалишенных, понимаете?
Новичок сердито
