даже сама помылась. Переоделась в единственную запасную рубашку и, захватив свои постиранные вещи, направилась в дом. Об одном я не подумала: на чем развешивать постиранные вещи. Оказывается, у старика даже веревки бельевой не было. Но я вспомнила про бечевку, что он принес мне, когда я делала веники. Нашла и натянула ее во дворе. Вещи вывесила и направилась в дом, когда услышала странные звуки. Котенка кто-то мучит, что ли? Или сова в трубе застряла? В сумерках в чужом дворе я кралась на странный звук, пока до меня не дошло, откуда он исходит и от кого.
Дядюшка Поль, не привыкший к нормальной еде и сидящий на своих укрепляющих отварах, наелся борща. И, видимо, он съел не один черпак. Теперь же он штурмом брал клозет, при этом издавал характерные звуки, приговаривая, что отравила дрянная девчонка, и что он завтра же расторгнет контракт и выгонит меня взашей, а еще заявление дознавателям напишет. Это все пахло не очень хорошо. И в прямом, и в фигуральном смысле. И потому надо было срочно спасать старика, а еще и мою собственную шкуру.
Заскочила на кухню и без стеснения пошарилась в тумбочках и шкафах и нашла все необходимое. Сполоснула пустой котелок из-под борща и поставила в нем же воду на огонь. Еще бы он там, в уличном клозете, демонов не вызывал, когда стрескал в одну старческую моську столько еды. У него, поди, там желудок высох так же, как и он весь, а он его решил растянуть на старости лет. Тоже мне, лекарь называется.
Вода закипела, я взяла кружку и зачерпнула в нее кипятка, бросила запариваться льняные семена. В котелок я накидала целый коктейль из трав и прикрыла крышкой, чтобы они запарились. На все про все ушло больше часа, и к этому времени старик притопал к себе в комнатушку. Я решилась заглянуть к нему.
— У-у-у-у, отравительница! — завыл дядюшка, завидев меня в дверях. — Не подходи, кричать буду.
— Ну, вообще-то вы сами виноваты. Нечего было там много есть за один раз, — я принесла кружку с заваренным льном и ложку.
— Ну так вкусно же! — возмутился старик моей непонятливости.
— Ну и что? — я возмутилась логике дядюшки. — Вы когда ели-то нормально в последний раз?
— Я предпочитаю укрепляющие отвары, — надменно ответил пожилой мужчина, но скрутивший его тело спазм напомнил ему о бренности бытия.
— Ага, я заметила, когда пустой котелок из-под борща мыла, — я присела на стул и, как ребенка, заставила старика выпить несколько ложек отвара.
— Ты решила меня добить, злодейка? — жалобно скулит дядюшка Поль.
— Вы сами с этим прекрасно справляетесь, — ворчу себе под нос.
В общем, половину ночи я отпаивала прожорливого старика, пока он не уснул. Лишь когда забрезжил рассвет, я ушла к себе спать, молясь, чтоб дядюшка Поль не отбросил свои старческие копытца ни от борща, ни от моих отваров.
Утром ощущаю себя на свой реальный возраст, а не на тот, в который попала. Бессонная ночь у кровати старика не прошла даром. Он же продолжал дрыхнуть, и я решила его не будить. Сняла сухие вещи, которые неплохо так отстирались. Штаны так однозначно на тон стали светлее. Было приятно надевать чистое на себя.
В теле ломота ужасная. Но надо походить, заняться чем-то. Мышцы привыкнут к нагрузке и не буду чувствовать себя такой побитой.
Захожу на кухню и оцениваю масштаб работы. Сейчас самое время прибраться на кухне, когда дядюшка Поль спит. Сходила на берег реки и нашла заросли мыльнянки, на которые наткнулась вчера. Нарвала, сколько могла унести. Надеюсь, они ничейные и мне потом не прилетит за самовольство. Затем принесла песка в ведре и высыпала в найденное в сарае деревянное корыто. Судя по всему, когда-то у старика жили курочки. Но, видимо, их он тоже забывал кормить. Решила не думать о безвременно усопших пернатых и принялась за уборку.
Начала я с того, что развела огонь и поставила на него пустые сковороды и котелки. Это добро надо как следует прокалить и отчистить песочком. Для этого я его, в принципе, и принесла.
Я по порядку начала освобождать шкафчики и перебирать содержимое. Деревянную посуду в одну кучку. Металлическую в другую. Запасы сушеных трав — в третью. Пока разбирала содержимое шкафов, сковороды раскалились, и я осторожно, чтоб не обжечься, вынесла все во двор, в песочек. Нагар отлетал от посуды, стоило как следует поддеть ножом. Я устала как собака. Но спустя два часа четыре сковороды и три котелка-кастрюльки были если не как новые, то в более хорошем состоянии, чем были. Это однозначно. Пришел черед деревянной посуды. Дело в том, что посуда от частого использования и редкого мытья, да еще не покрытая лаком, впитывала запахи еды и темнела. В общем, выглядела не очень хорошо. Я как следует вычистила песком всю деревянную кухонную утварь и, перемыв ее, выложила на табурете на улице. Табурет я тоже помыла, так как и он был не в лучшем виде. Потом принесла и оставшиеся два табурета и их отмыла до приличного состояния.
Дальше я принялась за шкафы, которые отмыла и вытерла насухо. Высохшую деревянную посуду я протерла тряпочкой, которую слегка смочила в масле. Посуда стала после чистки песком значительно светлее и ушел запах, а после обработки масляной тряпочкой стала насыщенного коричнево-древесного цвета. Я убрала ее в шкафчик, из которого взяла. Правда, посуда у старика была практически во всех шкафах. Видимо, он совал ее туда, где в тот конкретно взятый момент было место. Я же составила все на одну полку, вторую полку в этом шкафчике я решила занять металлической посудой, которая ждала своей очереди на чистку в корыте с песочком на улице. Далее я нашла корзинку с картошкой, про которую, видимо, дядюшка Поль благополучно забыл. Вынесла корзинку на улицу с намерением почистить, что еще не испортилось, и отварить. Кормить-то деда чем-то надо будет, после того как он в себя придет. Да и у самой маковой росинки во рту не было, а уже, простите, день движется к обеду.
Закочнила я с кухней в обед, вернее к двум часам дня. Я только дочистила картошку, когда со стороны кухни раздались крики.
– На помощь! Караул! –
