себя героем?
– Я уже скоро даже собственных пальцев не буду чувствовать! – хмыкнула Ева.
– Ладно, побежали скорее! Я тоже замёрз до жути…
Время Самайна, сумерек, бурых листьев,
Время закрытых окон, огня печного.
Чёрное дерево машет корявой кистью,
Призраки прошлого бродят за дверью снова.
Те, кто пришёл из леса, из тьмы промозглой,
Пахнут сырой землёй, полусгнившей плотью.
Кости скрипят, из глазниц вытекают слёзы.
Время Самайна. Мёртвые к нам приходят.
Пола Шибеева
Они шумно ввалились в квартиру.
От холода и пережитого кошмара Ева дрожала так, что стучали зубы. Да и Эрих был не лучше.
Но блаженное тепло быстро разливалось то телу, а запертая на все замки дверь добавляла спокойствия. За те дни, что они прожили вместе в этой квартире, Ева уже почти привыкла считать её домом. А вернуться домой всегда приятно.
– Надо твоей раной заняться… – Ева обеспокоенно оглядела шефа, попутно скидывая обувь и куртку.
– Это не рана, Ева, это царапина, – улыбнулся он её отражению в зеркале. – Справлюсь сам. Сейчас умоюсь, и всё будет не так страшно.
На окровавленном лице улыбочка смотрелась так себе, но попытку Ева оценила.
– Я там, в ванной, видела аптечку… – припомнила она.
– Ага, перекись водорода мне в помощь, – продолжал веселиться Эрих, снимая грязные, мокрые ботинки.
– Давай-ка, сразу в душ! А я пока нам чай-кофе сделаю, – предложила Ева.
Ей тоже сейчас только о горячей водичке и мечталось: отогреться, смыть с себя грязь и прилипшие местами отвратительные ошмётки уничтоженного ими монстра. Но она ещё дождётся своей очереди. Эриху досталось сильнее.
– Ева… – окликнул он Чернову уже в дверях кухни. И добавил, когда она обернулась: – Я тобой горжусь, милое дитя!
Подмигнул весело и исчез в ванной. А у Евы ещё пару минут счастливая улыбка не сходила с лица.
***
Для начала она всё-таки вымыла руки и лицо. Брезгливое ощущение, что её облили какой-то зловонной гадостью, сразу исчезло.
Поставив кофе вариться, Ева сбегала переодеться: сменила грязные джинсы на свободные штанишки от пижамы и укуталась в мягкую флисовую толстовку. Сразу жизнь наладилась.
Вернувшись в кухню, едва успела поймать уже готовый сбежать кофе.
Потом Ева открыла пустой холодильник, кухонный гарнитур…
Да, хозяйственные они, ничего не скажешь, из еды только… ничего.
В шкафу, правда, после тщательных поисков обнаружилась початая бутылка коньяка и пачка крекера. Печенье Эрих покупал для неё. А вот спиртное, видимо, досталось в наследство от ребят из Дружины, что ночевали в этой квартире раньше.
Ева решила, что в коллективе всё общее, и щедро плеснула коньяка в обе чашки, а потом уже налила кофе. То, что надо продрогшему организму! Сейчас, пожалуй, она бы и в обратных пропорциях принять такой напиток была не прочь.
Попытки разыскать ещё и что-нибудь съедобное, привели её к маленькому кусочку сыра. Уже неплохой улов!
Ладно, до утра доживут. Хватит к кофе. Сейчас снова одеваться и идти на улицу до ближайшего супермаркета совершенно не хотелось.
В дверях появился Эрих. Отогревшийся, посвежевший, чистенький – прямо загляденье! О случившейся бойне напоминала только взбухшая яркая ссадина на щеке.
– Кофе готов, – любезно доложила Ева. – Вот есть, правда, у нас почти нечего.
– Да и ладно, – махнул рукой шеф. – Не до еды сейчас.
Он с удовольствием отпил пару глотков, пока Ева раскладывала на блюдце нарезанный сыр.
– Какой-то вкус необычный… Ароматизированный, что ли?
– Наверное, – пожала плечами Ева, сейчас её мысли были заняты другим. – Эрих, а эта девушка… Что если она расскажет про нас и про монстра? И вспышку могли видеть… По-моему, мы сегодня «спалились» по всем фронтам. Как бы это всё нам боком не вышло…
– Если есть хотя бы немного ума, то ничего и никому она не расскажет. Люди боятся про такое говорить. Мы ведь живём в материальном мире здравомыслящих людей, – усмехнулся Эрих, – здесь не верят в страшные сказки. А тех, кто пытается доказать обратное, в лучшем случае считают чудиками. А в худшем, можно и в психушке закончить… Ты многим про свои спиритические сеансы рассказывала?
Ева скривилась недовольно.
– Вот и я о том. Я тоже бейдж «ведьмак» не ношу. Конечно, лучше не рисковать, и если есть такая возможность, гипнозом подстраховаться. Но мне не до неё было. А про остальное… Ну, покажут по новостям, что в Питере ночью можно было наблюдать некое странное атмосферное явление. И на этом всё закончится. В мире каждый день происходят странности, но люди предпочитают перемывать кости политикам и селебрити вместо того, чтобы искать ответы на вопросы. А истина… всегда где-то там…[1]
– Надеюсь, ты прав, – кивнула Ева, поставила на стол блюдце с сыром и отвернулась к мойке, чтобы сполоснуть турку.
Эрих замолчал, допивая кофе.
А потом она услышала, как он поднялся, очутился у неё за спиной, потянулся, чтобы поставить пустую чашку в раковину, но отпрянуть не спешил. И ей деваться некуда – зажал в угол. Руки внезапно стиснули её плечи, напряжённое тело прижалось к её спине, горячее, сбившееся дыхание коснулось шеи.
Ева замерла, боясь шевельнуться, вытянулась по струнке.
Неужели сбывается всё, чего так хотелось все эти бесконечно долгие дни?
От того, что он так близко, бросило в жар и в холод одновременно, слабость ноги подкосила. Сладостная нега разливалась по телу – звенящая эйфория предвкушения счастья.
– Ты чего это? – смущённо пискнула она, машинально выключая воду.
Но он ничего не ответил, лишь горячие смелые губы коснулись впадинки ключицы. Руки скользнули по телу, обвили крепко за талию, жадно привлекая к себе.
Вот так и сбываются мечты…
***
А ещё через миг Ева припомнила старую мудрую истину: бойтесь своих желаний…
Сколько раз она мечтала о том, как это будет! Как смотрела на его руки, губы, безупречное тело! Представляла, как обнимает, целует, как делает своей...
И сейчас птица-душа встрепенулась, расправляя крылья, потянулась с надеждой к нему навстречу.
И вдруг что-то пошло не так!
Горячие ласки и нескромные прикосновения внезапно перестали быть приятно-обжигающими. Теперь в них появилась ненасытная грубость и даже жёсткость.
Эрих стиснул её в сильных руках, сминая до боли грудь, вдавливая собственным телом в твердые выступы кухонного гарнитура. Губы впились в тело с такой силой, словно он не целовал, а кусал. Ева чувствовала, как его возбуждение нарастает, словно
