Вскоре впереди замерцал свет.
Всё в том же молчании мы вышли на деревянные мостки. Под нами неподвижным чёрным зеркалом стояла вода, расцвеченная лилиями. Вверху мерцали далёкие звёзды. Мы миновали ограду со светильниками-скелетами, из глазниц которых лился тот самый свет.
Туман расступился.
Я увидела уютный деревянный домик, стоящий на мостках и приветствующий меня мягким светос из окон.
Я уже видела его. Я…
— Я была здесь, — я хотела, чтобы это прозвучало вопросом, но не получилось: начиная говорить, я уже знала (помнила?) ответ.
Моя спутница не стала ни отрицать, ни опровергать.
— Выпей чаю со мной, — только и сказала она, — прежде чем пойдёшь дальше.
И снова я последовала за ней. Вошла в дом, пахнущий древесиной, прохладой и лесом, послушно устроилась за столом у окна, оущущая уют и покой, лениво понаблюдала, как гостеприимная хозяйка накрывает на стол, отхлебнула прозрачного чаю…
И вспомнила.
Верно, именно сюда я пришла после смерти, когда…
-
— Смилуйся, хозяйка!
— Прекрати. Мирские заботы остались позади. Ты забудешь прошлую жизнь, и…
— Я не хочу забывать!
— Есть правила для живых, которые невозможно оспорить. Люди должны забывать прошлые жизни.
— Госпожа, я уже нарушила столько правил, что одним больше, одним меньше — всё в котёл. И я найду способ не забыть его.
— Его… Значит, любовь?
— И она тоже. Дух, о котором идёт речь… Он сердце моё, и душа моя, и свобода моя. Я не готова его забыть. Особенно если он будет помнить.
— Дух, значит?.. Странно. Ты не похожа на невесту духа. От тех обычно ничего не остаётся.
— Ничего не остаётся?..
— Многие духи зачаровывают своих так называемых невест и пьют их силу. Обычно потом нечему бывает перерождаться. Ты, с другой стороны…
— О нет, не в этом смысле. Мой суховей… Он никогда бы так со мной не поступил. Он пообещал мне, что найдёт меня в следующей жизни, но… Прошу тебя, хозяйка! Я искала способ полжизни, не нашла, но… Я слышала, смерть бывает милосердна к любви; я слышала, Проводники добры к своим гостям. Проси, что хочешь, но научи, как не забыть! Как мне быть, если он станет ходить по свету в одиночестве, как быть, если там, в следующей жизни, я не узнаю его?
— Что хочешь, значит?...
-
И много позже, несколько жизней спустя...
-
— Это нечестно — что я всякий раз забываю тебя. Даже тогда, когда память о прошлых жизнях возвращается ко мне, визиты к тебе всё равно не вспомнить.
— В этом нет ничего нечестного, это всего лишь нормально. Так положено для живых.
— Но ты — мой друг! Это обидно — не помнить тебя, так редко видеться… Помни я, и у меня, возможно, нашелся бы способ встретиться с тобой ещё при жизни…
— Нет, не нашёлся бы.
— А, брось! В этой жизни меня называли лучшим колдуном поколения. И не то чтобы так уж прям беспочвенно, кстати! Меня, правда, ещё Крысоловом называли, но это как раз не так уж и важно, моей дудочке подчинялись все, живые и мёртвые. Меня учил играть великий мастер...
— Твой суховей? Значит, он нашёл тебя всё же?
— Да, конечно. Он всегда меня находит, потому что… Да не важно, в принципе, почему. Я принадлежу ему, если можно так сказать.
— Едва ли можно. То, что вас связало — что угодно, но не принадлежность.
— Тебе видней. Не важно! Я веду к тому, чот я смог бы призвать и тебя, если бы вспомнил. Я кого только не призывал! Мог бы и тебя…
— Нет.
— Нет?
— Нет. Это часть правил: мы можем заводить друзей среди живых, но они не помнят нас, пока живы. Так должно быть.
— Это нечестно!
— Смотря что считать честностью. Но у любой судьбы есть своя цена. Тебе ли не знать?
-
Я выдохнула и подняла глаза на сидящую передо мной женщину.
Теперь я помнила: она — хозяйка дома на границе. Я помнила: у неё нет имени, потому что ей подобным не положены имена. Я помнила: давным-давно она помогла мне в обмен на услугу, и мы стали теми, кого вполне можно назвать друзьями…
— Всё же это кажется ужасно несправедливым.
Она насмешливо покачала головой.
— Ты до сих пор веришь в справедливость?
— В той или иной её форме, — сказала я со смешком. — Можешь считать это моей собственной глупой блажью.
Она улыбнулась — не губами, но глазами.
— Это на тебя похоже, — сказала она, — но учти всё же, что дружба не измеряется ни количеством встреч, ни даже памятью. Просто, когда очередная партия сыграна, нас с тобой есть, с кем помолчать, с кем поговорить и с кем выпить чаю. Лично мне никогда не нужно было большее.
Я покачала головой.
— Я… хотела бы остаться у тебя подольше. Но мне нужно спешить прямо сейчас.
— Снова твой суховей? — спросила она понимающе.
Правда в том, что я не знала ответа.
Правда в том, что я уже знала ответ.
— Мне надо вспомнить, — сказала я ей тихо. — Кое-что случилось, и… Это важно.
— Я так и поняла, что кое-что случилось, — вздохнула она. — ты ни при каких обстоятельствах не согласилась бы быть ангелом, не будь на то более чем уважительной причины.
Вот как…
Я одним глотком допила чай.
— Мне нужно вспомнить. Я… надеюсь, что не забуду тебя на этот раз. Я постараюсь вернуться. Но сейчас… прошу, помоги мне вспомнить.
Она покачала головой.
— Ты ведь уже почти помнишь, и достаточно просто пожелать… Впрочем, можешь не отвечать. Я догадываюсь, что ты всё ещё боишься того, что узнаешь. А на той ступеньке, где ты находишься сейчас, страх был и остаётся худшей помехой для магии.
Я не осмелилась спорить, потому что это, как ни крути, была правда.
— Пожалуйста, — только и сказала я.
Она кивнула коротко и встала. Я последовала за ней.
Она открыла заднюю дверь, впуская в комнату запах воды и хвои.
— Один шаг, — сказала она. — Я верю в тебя. И — удачи.
А после она подтолкнула меня в спину, не слишком сильно, но так, что я перецепилась через высокий порог…
А когда подняла голову, то обнаружила, что вокруг больше нет ни леса, ни мостков, ни скелетов-фонарей.
Зато есть кладбище.
И искусно сделанная статуя ангела, при виде которой в груди заболело с такой силой, что стало страшно.
*
Я застыла.
Память билась за тонкой границей разума.
Теперь она была даже не морем, а штормом, сметающей с ног лавиной, стеной воды, безумия и огня, грозящей поглотить с головой.
Не хватало только одного шага.
Я смотрела на мраморное лицо ангела, на голубя, сидящего у статуи на плече. Тот же самый, который спас меня в отражениях? Кажется, да…
Я прикрыла глаза.
Один шаг. Одно прикосновение.
Но же мне… страшно.
Всё это время я думала, что знаю, кто я такая. Всё это время я верила, что понимаю свои цели, и себя саму.
Вот она я, ангел, воплощение света! Я знаю, кто друг, а кто враг. Я знаю, что правильно, а что ложно. Я знаю…
Ох, пророк, как же ты был прав. Я ничего не знаю, кроме того, какой дурой была.
А правда вот она, застыла напротив кровавыми слезами на мраморных щеках, звенит в воздухе, рвётся ко мне в тишине кладбища. Я вернулась туда, откуда начала, и мне страшно, потому что больше бежать некуда. Больше не получится прятаться за незнанием, непониманием и чужим мнением. Больше не получится верить, что я была права. Больше не получится обвинять кого угодно, кроме себя самой. Больше…
А ведь я всё ещё могу передумать. Могу, правда.
И как же отчаянно мне этого хочется!
Люди не должны помнить свои прошлые жизни. И я, я ещё во многом человек, так? Я…
Я сжала руки в кулаки.
Нет.
Нет, нельзя пройти всю эту дорогу и испугаться теперь. Нельзя повернуть назад.
Я боюсь знать, но страх — всего лишь одна из человеческих слабостей. И, если отбросить его…