Дэймон подошел ближе и остановился передо мной. Он опустился на колени, его глаза сияли.
– Я помню. Я сказал: «Самые красивые люди – те, чья внешняя красота может соперничать только с их внутренней красотой, – это те, кто сам о своей красоте не подозревает». Или что-то в этом роде.
– Да, так и есть. – Я кивнула.
Он склонил голову набок.
– Тогда я говорил о тебе. Эти слова предназначались для тебя.
Мои глаза снова встретились с его удивительными глазами, и я судорожно сглотнула.
– Ты понятия не имеешь, как ты была красива. Мне кажется, ты и теперь этого не знаешь, но это то, что находится внутри тебя. – Он осторожно протянул руку и положил ее мне на грудь. – Это самое прекрасное на свете. То, что у тебя внутри.
Слезы наворачивались мне на глаза, и я неуверенно выдохнула. Эти слова… в общем, они что-то во мне перевернули. Я не была убийцей. Не была сумасшедшей. Я устала – и много чего еще, – но для Дэймона я так же была прекрасна, снаружи и внутри.
– Спасибо.
Из глубины его горла вырвался полустон-полувздох, и он двинулся мне навстречу и обхватил меня руками.
– Никогда не надо благодарить за правду.
Я схватила его за рубашку.
– По крайней мере, на этот раз я над тобой не смеялась.
– Да, и это тоже. – Я слышала, что он улыбается. – О, Котенок…
С того места, где мы находились, казалось, что внизу проплывают плотные, темные тучи, гася крошечные звезды, вот только это были не тучи, а мерцающие огни не были звездами. Дэймон уткнулся подбородком мне в голову, а сам гладил меня по спине, и я чувствовала знакомое тепло его прикосновения.
– Все кончено.
Наконец я расслабилась в его объятиях и закрыла глаза. Все и правда было кончено.
Удалось ли мне той ночью вообще закрыть глаза, не знаю. Может, я и подремал немного, но уверенности в этом не было. Первое и последнее, что я помню, это то, как наблюдал за Кэт.
Она свернулась калачиком, прижимаясь ко мне, и ее щека лежала на моей, теперь онемевшей, руке. Мы были у меня в доме, и, прежде чем заснуть прошлой ночью, Кэт переоделась в одну из моих рубашек, оставшихся нетронутыми у меня в шкафу. Рубашка была ей слишком велика и соскальзывала с плеча, дразня обнаженной плотью.
Эта кожа невероятно притягивала меня. Моей другой – не онемевшей – рукой я проводил по ее плечу, следовал пальцами по ее ключице. Так я провел половину ночи. Кэт как-то умудрялась еще больше со мной слиться, кладя ногу на мою или прижимаясь ко мне всем телом.
Я тревожился за нее.
Действительно тревожился.
Вчера, даже после того, как она узнала о случившемся с ее матерью, она держала себя в руках, уничтожила Итана и наблюдала за вторжением Аэрумов. Конечно, в какой-то момент она испугалась и бросилась бежать. Но, черт возьми, она снова взяла себя в руки, когда в итоге Аэрумы взорвали колонию, причем сами понесли только незначительные потери и поспешили в Северную Вирджинию, чтобы довести дело до конца.
Поздно вечером до нас дошли сведения, что войско вторгшихся на Землю Лаксенов фактически превратилось в один огромный шведский стол для Аэрумов. Кэт даже улыбнулась, когда окружающие начали праздновать победу, конец того безумия. Но у меня было не так много времени, чтобы утешить ее или действительно поговорить обо всем. Единственное, что было в моих силах, – обнимать ее, пока она засыпала. Мне казалось, что этого недостаточно.
А разве когда-нибудь бывает достаточно?
Я ощущал тяжесть потери, боль, которая будет еще долго мучить ее из-за маминой смерти, такой бессмысленной и жестокой. Кэт лишилась всей семьи. Раковая опухоль унесла жизнь ее отца, а мать – представители моего собственного племени.
Но каким-то чудом последние слова, произнесенные Кэт, прежде чем уснуть, были: «Я люблю тебя». Я был потрясен тем, что моя девочка все еще могла чувствовать.
Я готов был на что угодно, лишь бы избавить ее от этой боли, но нам вместе придется это принять, придется научиться жить с этим, как и со многими другими воспоминаниями и реальностью, которую так бы хотелось исправить, вернувшись в прошлое.
Кэт зашевелилась рядом со мной и потянулась, заставив меня особенно остро почувствовать, почему я дал ей такое прозвище. Мои губы расплылись в улыбке, когда ее ресницы затрепетали, а Кэт открыла глаза.
Ее прекрасные глаза, встретившись с моими, были еще сонными.
– Привет.
– И тебе привет.
Ее ладонь прижалась к моей обнаженной груди, а взгляд скользнул по моему лицу.
– Ты давно проснулся?
– Я вообще не уверен, что спал.
– Значит, ты наблюдал, как сплю я?
Уголок моих губ приподнялся.
– Возможно.
– Что ж, смотрите, кто у нас на этот раз вел себя как маньяк.
– Называй меня как хочешь, мне все равно. – Я провел большим пальцем по ее нижней губе. – Черт подери, я часами наблюдал за самой живописной на свете картиной.
Кэт вспыхнула.
– Конечно, думаешь лестью всего добиться.
– А у меня уже все есть.
– Это мило с твоей стороны. – Она легонько похлопала меня по груди, как хорошего мальчика, проигнорировав те части моего тела, которые особенно обрадовались ее ласке. Кэт окинула взглядом комнату, а потом снова посмотрела на меня.
– Теперь все действительно кончено, верно?
Я обнял ее, не обращая внимания на то, что все мое тело сильно покалывало.
– Думаю, да. То есть по большей части. Теперь многое станет по-другому. Жизнь изменится, но с этим покончено.
Ресницы Кэт опустились, и она прикусила губу так, что определенные части моего тела воодушевились еще больше.
– Что мы теперь собираемся делать? – прошептала она.
– Да все, что захотим.
Кэт перевернулась на спину, но не откатилась очень уж далеко.
– Что ж, звучит многообещающе.
Внезапно послышалось звяканье посуды на кухне, расположенной этажом ниже. Лицо Кэт озарила радостная улыбка.
– Как я понимаю, Ди и Арчер уже на ногах?
– Ага. Кажется, не так давно я слышал, как они ходят по дому. Наверное, решили воспользоваться обстоятельством, что тот, кто здесь жил, хорошенько запасся продуктами. – Я шутливо нахмурил брови. – Прошлой ночью Арчер якобы спал в комнате Доусона, но я слышал, как в спальне…
– Дэймон. – Кэт засмеялась.
Я вздохнул.
– Понимаю. Переворачиваем новую страницу, бла-бла-бла, и все такое. – Я начал подниматься. – Ладно, пойду и посмотрю…
И тут рука Кэт скользнула вверх и обняла меня за шею. Она притянула меня к себе. Да, я не сопротивлялся. Когда дело касалось Кэт, моя сила воли испарялась – особенно когда Кэт поднимала голову, чтобы меня поцеловать.
Когда я ощутил под собой мягкость и тепло Кэт, этот поцелуй быстро перерос во что-то другое. Нога Кэт обвилась вокруг моей ноги, ее руки скользнули по моей спине, достигли пояса пижамных штанов, которые я нашел в шкафу, и скользнули вниз.
