— Беата? — Раздался слабый голос позади нее.
— Мэйрвин, моя госпожа, — Мэйрвин прижала Беатрис к груди и быстро поправила ее пеленки.
— Почему она плачет?
— Мы встретили ее первый рассвет, моя госпожа, — Мэйрвин закрыла ставни, вытерла слезы со щек и повернулась с улыбкой, чтобы отнести ребенка матери.
— Ваш орел прилетал, и леди Беатрис его приветливо встретила.
— Вы уже закончили, моя госпожа? Это первое кормление леди Беатрис и будет лучше, если вы ее покормите сами, и молоко появится.
— Принеси ее сюда. — Алейда с трудом проглотила остатки пресной, жидкой овсяной каши, которая являлась ее ужином и отставила миску в сторону, когда Беата принесла ее дочь.
— Вот, мой ягненочек, — Беата склонилась над краем постели, широко улыбаясь, когда Алайда приложила малютку к груди.
— Посмотрите на нее. Она знает, чего хочет. Сосет, как теленок.
— А я — корова, — заметила Алейда, поморщившись, так как молоко еще не появилось, а Беатрис очень старалась поесть.
— Почему ты так улыбаешься, Беата?
— Вам и ребенку, ягненочек. Я всегда думала, что вы выйдете замуж и уедете, а для меня все кончится. Но вот вы здесь, леди и мать, и я все еще здесь и помогаю вам. Это чудо.
— Да, ты права, няня, — произнес низкий голос у дверей.
— Иво! — воскликнула Алейда, испытывая непонятное облегчение.
Беата поднялась и вышла вперед, чтобы не дать ему подойти ближе. — Мужчинам запрещено видеть ту, кто лежит в этой комнате, мой господин, тут прошлой ночью были роды, и так и должно быть.
— Эти правила придумали мужчины, у которых нет ни жен, ни детей.
Беата перекрестилась. — Богохульство.
— Правда. — Он обошел ее и наклонился, чтобы поцеловать Алейду в щеку.
— Добрый вечер, жена. — Он наклонился ниже, и поцеловал Беатрис в голову.
— И тебе тоже, дочь.
Его дыхание согрело грудь Алейды и на ее глаза навернулись слезы. Она попыталась спрятать их, наклонив голову, но он был слишком быстрым.
— Что такое? — Он поднял ее подбородок и нахмурился.
— Беата права? Мне стоит уйти?
— Нет. — Она поцеловала его пальцы.
— Я просто… весь день размышляла, увижу ли тебя сегодня вечером.
— Вы не должны видеть его, — заметила Беата.
— Пока не побываете в церкви. Вы не можете остаться, мой господин.
Иво выпрямился, на его губах была улыбка, но глаза гневно сверкали.
— Няня, ты хочешь служить другой госпоже?
Лицо Беаты стало пустым:
— Нет, мой господин.
— Тогда закрой рот. Я предоставлю себя священнику и приму любое наказание, которое он назначит, но я не стану ждать сорок дней, чтобы увидеть жену и ребенка. Теперь оставь нас. Я не задержусь. Я знаю, что они обе нуждаются в отдыхе.
— Да, мой господин, — Беата отошла к двери.
— Конечно, мой господин.
— Она только желает защитить меня, — сказала Алейда, когда няня вышла.
Иво подошел и сел на краешек постели:
— Тебе нужна защита от меня?
— Только иногда. — Она коснулась его челюсти и притянула, чтобы поцеловать, как следует.
— Ты весь в поту. Снаружи жарко?
— Нет, я спешил. Я с нетерпением желал побыстрее добраться до тебя.
Она сглотнула комок в горле, а по щекам снова покатились слезы.
— Снова? Если я каждый раз заставляю тебя плакать, я пойду и верну старушку назад.
— Нет! — Она вцепилась в его рукав.
— Каждый раз, когда я засыпала сегодня, мне снилось, что я тебя ищу. Я устала от этого. Я хочу, чтобы ты был здесь.
— И почему это ты охотилась в своих снах? — нежно подразнивая спросил он.
— Чтобы привести тебя на крестины Беатрис. Я заставила отца Теобальда ждать твоего возвращения, знаешь ли, так как она такая крепенькая.
— А.
— И потому, что твой поцелуй прошлой ночью показался мне прощальным, — добавила она, в ее голосе прозвучал намек на обвинение. Какое — то сильное чувство мелькнуло в его взгляде, пока он гладил ее по щеке.
— Нет, это было не так. Я тут, леди жена, и тут я намерен оставаться, пока небеса мне позволят.
Он провел пальцем по кулачку Беатрис, позволив ее крошечным пальчикам сомкнуться вокруг него, пока она сосала.
— Я давно не посещал крестины и обращал мало внимание на такое событие, когда мне случалось присутствовать. Напомни, что мне необходимо делать?
Позже ночью Иво обнаружил, что Беатрис посапывает, как и ее мама.
В следующую ночь, он узнал, что если легонько провести пальцем вдоль ее носа, ее глазки закроются непроизвольно и она заснет, даже, если она обеспокоена. На третью ночь, он осознал, что ноготок на ее пальчике не больше ячменного зернышка.
Эти открытия происходили после полуночи, после того, как Беатрис будили, чтобы покормить, а потом опускали обратно в колыбельку. Иво прислушивался из холла, ждал, пока Алейда уснет, а Беата переползет на свою койку, потом проскальзывал в спальню, чтобы наблюдать за ребенком до рассвета, удивляясь тому, что боги и его леди жена дали ему.
На четвертую ночь, возле колыбельки стояла табуретка и столик с чашкой свеженалитого эля.
Когда он взглянул туда, где лежала Беата, ее глаза, смотревшие на него, блеснули в свете лампы. Он кивнул в знак благодарности, и на удивление, она улыбнулась, благословляя его дежурство.
Так что теперь он наблюдал за Беатрис ночью, а днем, в образе орла, он наблюдал целый день за имением.
Каждую ночь он находил что — то новое в своей дочери. Скорость, с которой она росла и изменялась, изумляла его. Каждую ночь он замечал изменения, и чем больше она росла, тем больше походила на свою мать.
Кроме глаз, которые точно не станут карими, подумал он, когда она смотрела на его кольцо как — то ночью, практически спустя месяц после ее рождения. Он передвинул руку, и усмехнулся, когда дочь внимательно следила за движущимся сиянием глазами, голубовато — серого оттенка. Хорошо, подумал он, что на ней есть и его отпечаток, но был рад, что в остальном, она походила на мать, особенно, что касалось ее носа. Она начала слегка всхлипывать, так что он погладил ее нос, в точности, как у Алейды, чтобы она снова заснула и не разбудила мать.
Он зевнул вслед за ней, изнуренный всеми этими ночами и днями наблюдения за ней, но не в состоянии даже на некоторое время отказаться от этого.
Он потянулся за пряным вином, которое Беата оставила для него этой ночью, и выпил все, позволив теплу пройти через свое тело. Беатрис снова посапывала во сне, и Иво отставил в сторону чашку и склонился над колыбелькой, чтобы посмотреть, не проснулась ли она. Она спала, но он все равно остался, подбородком опираясь на сложенные руки, и смотрел как она спит.
