Чумазые пострелята!
И Дара, и Комир ходили хвостиками за взрослыми и, проявляя любопытство, засовывали свои носики во все комнаты, наблюдая, как там спешно прибираются.
Улыбнувшись, я повернулась к окну и выглянула наружу, рассматривая внутренний двор.
Вечерело. На землю опускались густые сумерки. Небо затянули тучи, и снег хлопьями кружил над кронами деревьев, медленно опускаясь покрывалом на почерневшую траву, крыши строений, разбитые дороги и тропинки.
Зима вступала в силу и, кажется, окончательно изгнала краснолистную осень, ветром сметая её наряды с пышных ветвей и кустов. Тепла уже не будет. Впереди метели и бураны. Долгие ночи. И ледяные рисунки на дорогих, непонятно как уцелевших стеклах оконных рам.
По полу тянуло сквозняком. Что-то мне подсказывало, в стенах такие щели, что через них выйти наружу можно. Дрова и угль наверняка не завезли. Теплых одеял не сыщем. Разве что в комнатах бывших лердов. Уж себе бы они замерзнуть не дали. Эта падаль шиковать любила.
Да, Ярвен милостивым не был. Обрезав им языки, он не без помощи своего целителя остановил им кровь и велел забросить и Рамси, и Берси в кованые клетки, в которых невозможно было стоять в полный рост. Только на четвереньках. Их ждали золотые прииски и рабство без права на помилование. А там и мучительная смерть, ведь не привыкшие работать, не знающие, что такое холод и голод, долго они не протянут. Но мук на их долю все же выпадет немало. Все это понимали.
А мой муж при этом еще и глумливо улыбался.
И он, и рыжеволосый император Айдан Свирепый находили все это забавным.
Наверное, только сейчас я своими глазами увидела всю суть своего генерала драконов, и, наконец, поняла, почему дезертиры и красноглазые, да и просто разбойничий люд, так боялись попасть в руки Ярвену Шраму. Этот страх был небеспочвенным.
— Тетя Астрид, — ко мне со спины тихо подошла Дара и легонько дернула за подол юбки. — Комиру пора ложиться спать. Он носом клюет.
— Да, милая, ночь уже скоро, — я погладила её по голове и подтянула ближе к себе. — Знаешь, не в обиду твоей родной матушке, но лучше, если ты будешь называть меня не тетей, а мамой. А генерала Ярвена папой. Конечно, я твоя сестра, но и об этом лучше позабыть. Не хочу, чтобы тень этого человека падала на тебя и хоть кто-то помнил, кто твой отец.
— Моя мама была хорошей, — шепнула малышка. — Доброй. Она очень любила меня и спасала от него. Прятала, чтобы он не бил, как её. Я видела, как она умирала. Лежала под кроватью и все видела... Это все он... Никогда ему не прощу. Мужчины жестокие и злые.
— Не все, Дара, — у меня в душе похолодело от её слов. — Далеко не все. Я разных видела: и плохих, и хороших, и хитрых, и простаков. И я не прошу тебя забыть маму, сестренка, только хочу, чтобы твое будущее больше ничего не омрачало. Не хочу разговоров за твоей спиной. Чтобы тыкали пальцем и говорили — дочь бешеного лерда Рамси идет. Чтобы женихи нос не кривили. У людей короткая память. Когда ты вырастешь, все свыкнутся с мыслью, что ты моя и Ярвена. Так лучше и для тебя, и для Комира.
— Маму я никогда не забуду, — надулась она, и я напомнила себе, что все же разговариваю с маленькой испуганной девочкой. — Она все для меня. И женихов мне не надо. Не хочу! Мужчины — не знают, что такое любовь.
— Знают, Дара. Просто тебе не повезло. Тебя окружали одни звери, по-другому их не назовешь. Но со временем ты поймешь, что и среди них есть добрые и заботливые. Разве тебе не нравится генерал Ярвен?
— Он... — она замялась словно обдумывая. — Он не делает зла слабым. Он гордый. И сильный.
— И справедливый, Дара, — добавила я от себя. — И сделает все, чтобы ты росла счастливой девочкой. Он вернет тебе и Комиру детство.
— Его не вернешь, тетя Астрид, — она расстроенно опустила голову. — Оно умерло вместе с мамой. Его убили, когда я прятала в сундуке Комира, чтобы он не рассказывал им то, что видит.
— Ну, хорошо, — я кивнула. — Не вернем детство, так скрасим юность. Не упрямься, милая.
— А если я соглашусь называть вас мамой, вы выполните одну мою просьбу? — Её взгляд совсем не походил на детский.
В чем-то она права, ту легкость и беззаботность, с которой взрослеют маленькие девочки, уже не вернешь.
— Я сделаю все, что в моих силах, Дара. Проси, — кивнув, я вдруг испугалась, что она сейчас затребует чего-то невыполнимого или подлого.
— Я знаю, где они похоронили мою маму, но там только насыпь, поросшая ковылем. А я хочу, чтобы могильный камень был. И цветы. Лилии! Белые как снег. Мама очень любила зиму и все обещала однажды покатать меня на санках. Не успела... Ты выполнишь мою просьбу?... Мама.
— Обещаю, — прошептала, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы. — Это будет самая красивая могилка. С гранитовым камнем и клумбой цветов. Белых и нежных. И санки у тебя будут, и платья. И все, что хотела бы для своего дитя любая мать. Все будет, Дара.
— Ты и правда хорошая, — она улыбнулась.
— Так что у нас здесь? — в комнату, громко стуча каблуками тяжелых сапог, вошел Ярвен и внимательно огляделся. На его руках важно восседал Комир. — Постели ещё не готовы. Бочки не принесены. Грязными в постель полезть не разрешу! Я мою мальчугана. А ты, Астрид, нашу девочку. Мыло я уже приказал раздобыть. Чего вы стоите там у окна кислые? Простыть решили?
Дара смущенно улыбнулась.
— Я обещала ей привести могилку её матери в порядок, — зачем-то разболтала, о чем у нас шел разговор.
— Да. Здесь достаточно холмов, нуждающихся в ритуальных камнях, — закивал Ярвен.
— И лилиях, — шепнула Дара. — Лилии обязательно нужны.
— Конечно, — Ярвен кивком головы согласился с ней. — Но всё это уже решать будем завтра. А сегодня всем мыться и под одеяло...
... Через час в детской стало тихо. А меня в соседней комнате ждал муж.
Глава 35
Бочка, полная дымящейся воды — это первое, что я увидела, войдя в просторную очищенную от мебели комнату. Здесь даже намека не осталось от прошлых жильцов.
— Когда вы успели? — удивленно обернувшись, уставилась на мужа.
Он, устало вытянув ноги, сидел на матрасе, брошенном к стене, и следил за мной через прикрытые веки. Рядом валялся его плащ, небрежно скинутый на пол, и поверх его меч в кожаных ножнах. Ярвену бы по-хорошему ещё и сапоги снять, чтобы стопы отдохнули, но, видимо, на это силы у моего дракона уже не осталось.
— Не «вы» успели, а «я» успел, — он лениво улыбнулся. — Ни ты, ни дети больше грязными в постель не ляжете. Поэтому я велел одну бочку прикатить им, а вторую тебе. Воду натаскал сам. Раздевайся и полезай в нее. Думаю, оно того стоит.
— А ты, Ярвен? — мне мгновенно стало совестно.
Он обо мне подумал, а я о нем нет.
— А я ополоснусь после тебя, — отмахнулся он.
— В уже остывшей воде, — поджав губы, я недовольно поморщилась.
Но приказывать переть сюда ещё одну лохань и ведра с водой было уже откровенно жестоко. Все устали и желали отдохнуть. Я задумчиво поглядывала то на своего дракона, то на воду.
— Вдвоем при всем желании мы в бочку не вместимся, Астрид. — подняв руки, он завел их за голову и размял затекшие плечи. — Завтра мы вместе обойдем двор, вспомним те времена, когда я был Шимом, а ты маленькой проказливой лерой, и постараемся восстановить здесь все, как было при твоем отце. Лен процветал, люди были счастливы, а большего нам с тобой и не надо.
Я кивнула и, подойдя к матрасу, села рядом с мужем.
Он улыбнулся и повторил:
— Раздевайся, любовь моя, вода стынет.
Кивнув, потянулась к пуговичкам на рубашке...
... Спустя несколько минут, осторожно поддерживая меня, Ярвен помог опуститься в теплую воду. В его руках тут же появилась широкая тканевая ветошь. Открыв глиняный бочонок с мылом, он зачерпнул вязкую, приятно пахнущую лесными цветами желтую массу и поднес ко мне.
— Ты собрался меня мыть? — я удивленно приподняла брови.
— Ну, конечно, — уголки его губ предвкушающе приподнялись. — А для чего же ещё существуют истинные?
